и научиться управлять некоторыми проявлениями ее, но не создавать ее и не уничтожать ее по

своему   желанию.   Прежде   тот   человек   был   великим   волшебником,   но   теперь   вся   иная   магия,

имевшаяся   в  нем,   или  иссякла,   или  претерпела   изменение,   приняв  сходство  с   Силой,   которая

воплотилась в нем. И так, в усиливающемся отчаянии, проходили дни и ночи.

И вот, однажды вспомнился ему тот старый разговор и роковые слова о том, что он желал

бы узнать, как выглядит Сущее, если смотреть на него глазами Повелителя Зеленых Ежиков. И в

тот же миг растаяла, как дым, его волшебная цитадель, и очутился чародей на холме, покрытым

высокой густой травой, в месте, где небо состояло из семи разорванных слоев, переходящих друг в

друга. И он почувствовал, что в этом холме таится некая скрытая Сила, и спустился с него, чтобы

рассмотреть холм повнимательнее. И когда он спустился, то увидел, что холм этот огромен. И

когда он стал осматривать холм, то земля посыпалась вниз, и закачалась трава, потому что холм

шевельнулся. И увидел чародей, что перед ним — огромное, ужасающее существо с желтыми

источившимися   клыками,   со   смрадным   дыханием,   со   шкурой   болотного   цвета   и   с   острыми

изумрудными шипами, торчащими из нее в разные стороны. И чародей, немея от ужаса, спросил у

существа:

— Кто ты?

— Я — Великий Древний, — ответило существо. — Я вечен. Я тот, кто был всегда и кто

всегда будет. Весь мир, известный тебе — не более чем мой сон, и все существующее — только

лишь мое сновидение. Впрочем, и ты сам — часть моего сна. Посмотри, сколько праха оставило

на мне время. Я спал так долго, что некоторые части моего сна — такие, как ты, например —

приобрели определенную назойливость. Впрочем, разрешаю тебе существовать и дальше, ибо мои

сны сладки и удивительны, и я намерен снова погрузиться в них.

Промолвив так, существо закрыло глаза и снова предалось своим сновидениям.

Дойдя до этого места, Мъяонель замолчал, а Армрег, выждав некоторое время, спросил

его:

—  Для   чего   ты   рассказал   мне   эту   притчу?   Может   быть,   ты   желал   напомнить,   что

волшебнику   следует   внимательно   следить   за   всеми   словами,   которые   он   произносит,   ибо

легкомысленные слова могут привести к последствиям, коих он не ожидает? Но я давно уже не

ребенок и не нуждаюсь в подобных наставлениях.

Усмехнувшись, спросил Мъяонель Принца Каджей:

— Ты полагаешь это притчей?

Затем он взял его за руку и отвел в некое отдаленное место, где семислойное, семицветное

небо рвалось и переходило, переливалось из одной своей части в другую. Там они увидели холм,

наросший вокруг необыкновенного существа колоссальных размеров. Спросил Мъяонель:

— Что ты видишь?

— Я вижу чудовище, — ответил Армрег, — и оно кажется мне ужасающим, не смотря на

свою внешнюю форму, которая чем-то подобна обыкновенному ежу, только зеленого цвета. Но то,

что я вижу за этой оболочкой, заставляет меня содрогаться от ужаса. Я не знаю, с чем можно было

бы сравнить это, но оно страшно.

Сказал Мъяонель, удовлетворенно кивнув:

— Я рад, что твое зрение оказалось достаточно развитым для того, что бы воспринять не

только форму этого существа, но и глубинную его суть. Когда я сам узнал ту историю, которую я

недавно изложил тебе, то решил разыскать это существо. Я осуществил свое желание. Я разбудил

его, и мы некоторое время беседовали. Он жаловался на судьбу. Он древнее, чем этот мир, это

верно.   Может   быть,   он   даже   вечен.   В   прежние   времена   существ,   подобных   ему,   мой   народ

называл Грызущими. Это один из последних оставшихся из этого рода, и, может быть, самый

последний. По крайне мере, о других мне ничего не известно. Сила же, которая вошла в чародея,

не вызвала этого Грызущего к жизни и не создала его, но позволила — или, может быть, следует

сказать   «вынудила»   —   проявиться   на   том   плане   существования,   который   доступен   нашему

восприятию.   Так  вода  обволакивает предмет,  который  погружен в  нее   и  как  бы раздвигается,

соприкасаясь с его формой.

Сказал Принц Каджей:

— Но ведь ты сказал, что разбудил его и беседовал с ним — а мир остался цел. Значит, это

существо лгало или заблуждалось, утверждая, что все существующее — лишь его сон!

Сказал Мъяонель:

— Но ведь потом-то оно снова заснуло! Откуда я знаю, что было с миром во время нашей

беседы?   Я   лишен   предрассудков   и   готов   допустить,   что   и   в   самом   деле   мир   перестает

существовать, когда эта тварь просыпается. Однако справедливости ради следует заметить, что

доподлинно установить истину в данном вопросе невозможно. Либо ты пребываешь в мире, либо

беседуешь с разбуженным существом, а третьего не надо, и беседовать и пребывать одновременно

— невозможно.

— Что же стало с чародеем, который первым вошел в это место?

— Вскоре он погиб, — пожал плечами Хозяин Безумной Рощи, — ибо не желал принимать

вещи   такими,   какие   они   есть   и   изучать   свою   Силу.   Прежде   ради   смеха   ему   было   занятно

представлять, каково это — владеть подобным чудесным волшебством, но когда дошло до дела,

подобное   занятие   показалось   ему   шутовским   занятием,   недостойным   столь   благородного

человека, коим он себя считал. Поэтому нет ничего удивительного, что вскоре какой-то другой

чародей погубил его в колдовском поединке.

ВРАТА

(история двадцать вторая)

В   неких   пустынных   землях   стояли   магические   врата.   Были   они   закрыты   могучим

заклинанием и лучились невиданной мощью. Никто не знал, куда ведут эти врата и что скрывается

за ними. И поскольку находились они, как было уже сказано выше, в пустыне, не сразу обитатели

этого мира узнали об их существовании. Первым сие чудо увидел торговец, караван которого

сбился   с   дороги.   Узрев   высокие   врата,   в   которые   били   молнии,   он   посчитал   это   знамением

Всемогущего   (а   люди   в   том   мире   поклонялись   одному   богу,   который,   по   их   мнению,

распоряжался   всеми   областями   Сущего),   но   знамением   устрашающим,   ибо   устрашающий   вид

имели эти врата. Так, помолившись некоторое время и убедившись, что это не наваждение (ибо

врата не исчезли), торговец повернул в другую сторону и через некоторое время вышел к городу

Дамассаре.  Там  на   постоялом   дворе  оставил он своих  верблюдов  и,   прославляя   Всемогущего,

рассказывал   о   увиденном   знамении   всем,   кто   желал   его   слушать.   Поначалу   таких   нашлось

немного,   ибо   жители   Дамассары   полагали,   что   солнце   в   пустыне   сильно   припекло   голову

торговца,   но   затем   отыскались   люди,   которые   отнеслись   к   его   рассказу   серьезно.   И   один

могущественный вельможа, увлекавшийся различными необыкновенными происшествиями и кое-

что смысливший в магии,  послал нескольких  своих всадников  посмотреть,  правду ли  говорит

торговец. Его люди добрались до того места, вернулись и доложили, что торговец не солгал. Тогда

вельможа   обратился   в   магам,   обитавшим   в   городе   и   рассказал   им   о   случившемся.   Маги   же

потребовали к себе торговца и допросили его. А надо сказать, что в том городе было две категории

магов, и обе  категории выполняли также  обязанности жрецов:  они различались тем,  что одни

почитали   Всемогущего   как   пламя,   а   другие   отказывались   придавать   ему   какую-либо   форму.

Вторые занимали в городе главенствующее положение, но первые были более предприимчивы. К

ним-то   и   обратился   вельможа,   давно   уже   общавшийся   со   многими   из   них.   Эти   же   маги,   из