менее   точно   знаю   время,   когда   это   произойдет,   а   значит,   окажусь   внутренне   готовым   к   сему

событию.

— Но неужели совсем ничего нельзя сделать, чтобы его предотвратить?

— Говорю же вам: в этом мире заклятие снять невозможно.

— А если вы покинете его?

—  Сам   я   не   в   состоянии   этого   сделать.   Сейчас   я   еще,   наверное,   смогу   сотворить

волшебную дорогу, но не смогу даже и вступить на нее.

— А если кто-нибудь поможет вам, выведет вас на эту тропу?

Гасхааль помолчал, прежде чем ответить.

—  Да...   —   Сказал   он   задумчиво.   —   Полагаю,   что   это   может   получиться.   Я   могу

превратиться в птицу... А потом излечиться на своем Острове... Но видите ли, миледи, вот еще

какое обстоятельство: в этом мире нет никого, кто захотел бы помочь мне, так что, боюсь, это не

слишком удачная идея.

— Я с радостью помогу вам добраться до вашего Острова.

Гасхааль, услышав это, сильно помрачнел и нахмурился.

— Мне не хотелось бы ссорить вас с вашим братом, — сказал он. — Вряд ли он сильно

обрадуется, когда узнает о том, что вы помогли мне избежать смерти.

—  Ах, оставьте! Мы с ним и так уже давно в ссоре. Кроме того, я не собираюсь сюда

возвращаться. Вы ведь не откажете мне в защите и покровительстве в ваших владениях?

—  Вы   всегда   желанная   гостья   в   моем   доме,   и   можете   жить   у   меня   столько,   сколько

захотите, — сказал Гасхааль, поражаясь тому, как легко обвести некоторых людей вокруг пальца.

Он соткал волшебную дорогу, что простиралась за пределы этого мира и, превратившись в

птицу, уселся на руку Талиане. Она же шагнула в сумрак, и волшебные двери закрылись за ее

спиной, а когда по прошествии некоторого времени слуги и ученики Келесайна обнаружили ее

исчезновение,   то,   конечно,   не   смогли   найти   ее,   как   не   искали,   и   были   вынуждены   сообщить

Келесайну, что не сумели уберечь его сестры. Хроники Рассветных Земель умалчивают, что сказал

Лорд Келесайн на это своим ученикам и вассалам.

Поиски были продолжены, но ни к чему не привели. Однако по прошествии нескольких

дней на землю прямо под ногами Повелителя Молний опустилась большая черно-серая птица.

— Талиана у меня, — каркнула ворона. — Не хочешь ли зайти в гости, шурин?

Келесайн сжег ворону молнией, однако отправился на Вороний Остров. Теперь следует

рассказать о том, что было в это время с Гасхаалем.

Повелитель Ворон, достигнув своего Острова, на время оставил Талиану и стал изыскивать

способ снять заклятие. Он призвал на Остров большое количество птиц и держал с ними совет об

этом. Через некоторое время способ был найден, тем более что и заклятье сильно ослабело за

пределами Эссенлера.

Талиану не напугал ни его замок, ни лес, окружавший цитадель — лес, где деревья были

лишены листьев, а на каждой ветке сидело по вороне или по крупному ворону. Таких больших

птиц она  не  видела  никогда  раньше.  Они  казались ей  разумными,  однако молчали,  когда   она

пыталась заговорить с ними. Гасхааль запретил им общаться с девушкой, дабы она не узнала о

том, что когда-то все они были людьми.

Талиане понравилось жить в замке Вороньего Лорда. Он притягивал ее, как притягивает к

себе все темное и таинственное. Ее привлекали непонятные блестящие вещи, которыми полнились

замковые комнаты. Ей забавляла огромная металлическая конструкция, установленная неподалеку

от   замка   и   чем-то   напоминавшая   боевую   башню   —   правда,   боевую   башню   весьма   странных

очертаний. Кроме того, ей нравилось подходить к самому краю Острова и заглядывать вниз, туда,

где была одна пустота и бездонная тьма, высветленная лишь мирами, что следовали по своим

невидимым путям, поднимались из хаоса и, соприкасаясь, проникали друг сквозь друга. Но более

всего на Вороньем Острове и в высоком черном замке Талиане нравился сам Лорд Гасхааль.

Гасхааль позволял ей любить себя и думать, что испытывает к ней схожие чувства. Он

никогда не говорил девушке о том, что давным-давно обменял все свои душевные слабости на

Силу, и перестал быть уязвимым, а ведь любовь — высшая в числе слабостей, к которым склонно

сердце, и наибольшая прореха в броне его.

Меж   тем,   на   Вороний   Остров   пришел   наконец   Лорд   Келесайн.   Гасхааль   принял   его

любезно и предложил поужинать, но Келесайн сделал вид, будто и не слышал этих любезностей.

—  Где моя сестра? — Спросил он голосом в тысячу раз более холодным, чем поцелуй

Ледяной   Королевы.   —   Предупреждаю,   если   ее   здоровью   или   чести   был   нанесен   хоть   какой-

нибудь урон, ты горько пожалеешь о том, что вообще родился на свет.

—  Вряд ли я пожалею о чем-либо подобном, — ответствовал Гасхааль, — потому что я

никогда не рождался, а на свет я появился совершенно иным образом. Я принадлежу к тому же

народу,   что   и   твой   знакомый,   Тарнааль,   Ангел-Страж,   и   жил   в   оболочке   духа   прежде,   чем

приобрел плотскую оболочку. Однако по твоему лицу я вижу, что тебя сейчас не очень-то волнует

история   моего   происхождения.   Предлагаю   обсудить   эту   историю   в   какой-нибудь   другой   раз.

Относительно же твоей сестры скажу лишь, что я не чинил ей никаких обид и в мыслях не держал

как-либо препятствовать ей, буде она захочет покинуть мои владения, однако желания ее были

иными, и я не мог отказать ей в гостеприимстве. В истинности моих слов ты сможешь сей же час

убедиться сам, поскольку я не имею ни малейшего желания препятствовать вашему свиданию —

напротив, я желаю, чтобы ты как можно скорее удостоверился в ее благополучии и оставил свой

воинственный тон.

Келесайн увиделся с сестрой и имел с ней долгую беседу. Он уговаривал ее как можно

скорее покинуть замок Гасхааля и расписывал ужасы и жестокости, которые тот творил с людьми,

стоявшими у него на пути, или даже просто так, ради забавы, но Талиана не верила ни одному его

слову.   Она   требовала   доказательств,   а   когда   он   предоставлял   их,   утверждала,   что   все   они

неубедительны.   Она   доподлинно   знала   о   Гасхаале   так   мало,   что   заранее   отвергала   любое

обвинение в его адрес. Бесчинства, о которых повествовал ей Келесайн, казались ей всего лишь

нелепыми сказками.

— Какой смысл, — спрашивала она, — могущественному магу описанным тобою образом

поступать с теми, кто не сделал ему ничего дурного? Жестокость происходит от невежества и

страха,   а   чего   бояться   Обладающему   Силой?   Еще   меньше   можно   заподозрить   Гасхааля   в

невежестве.   Он,   возможно,   умнейший   из   людей   и   бессмертных,   с   которыми   я   когда-либо

беседовала, и очень тонкий знаток душ. Он так точно чувствует чужое настроение, так полно

умеет сопереживать, что мне кажется немыслимым, чтобы он захотел причинить кому-нибудь

боль — ведь ему самому будет больнее, чем его жертве. Брат мой, завистники оболгали его перед

тобой, и он невиновен во всех преступлениях, которые ему приписывают.

И увидел Келесайн, что велика ее любовь, и ничем невозможно переубедить ее, да и стоит

ли переубеждать, и открывать глаза на горькую правду? И, покинув сестру, снова отыскал он

Гасхааля.

— Убедился ли ты, что я не солгал тебе? — С любезной улыбкой спросил его Повелитель

Ворон. — Нашел ли ты свою сестру пребывающей в счастии и радости, или же она — жертва,

томящаяся в глубочайших подземельях моего замка, а я сам — главный палач ее?

—  Будь верным последнее, — сказал Келесайн, — твой замок уже был бы превращен в

дымящиеся руины. Однако я вижу, что ты нашел ловкий способ уберечься от моего гнева.

— Но не от мести прочих могучих воителей, жаждущих покарать меня за смерть одного