—  Да, — ответила она, памятуя о всех мудрых книгах, которые прочла — о книгах, где

повествовалось о Любви и Учении.

—  Почему   же   ты   сбежала   от   этих   людей?   —   Спросил   тогда   Повелитель   Молний.   —

Молчишь? Что ж, тогда я сам отвечу: ты слишком нежна для этого мира и этого времени. Пройдут

столетия, и люди, обладающие столь же чуткими сердцами, какое имеешь ты, заселят эту землю.

Впрочем, я надеюсь, что они лучше, чем ты, смогут отличать истину от лжи.

— А ты сам знаешь истину? — Спросила его Талиана.

—  Истину нельзя знать, — ответил Келесайн. — Можно лишь быть уверенным в ней и

иметь в ней свое основание. Я — уверен.

—  То есть, ты просто веришь в то, что поступаешь правильно? Но ведь и другие люди

могут быть также уверены, а ты не колеблешься, уничтожая их, если находишь в них какое-либо

препятствие на пути к тому раю, который ты мечтаешь построить.

— Правда всегда одна, и поэтому в подобных спорах прав может быть лишь кто-то один, и

я верю, что я — на стороне правды. Рассуждая отвлеченно, нельзя исключить того, что, возможно,

я глупец, который строит песочные замки и надеется изменить то, что изменить невозможно. Но

нет никакой пользы от отвлеченных рассуждений, ибо они не ведут к истине, а лишь уводят от

нее.

— Как же тогда ты смеешь править этим королевством и указывать всем, где истина, а где

нет, если сам не знаешь ее?

— Ты не слышишь меня, — сказал Келесайн Майтхагел. — Но пусть нас рассудит тот, чье

суждение непредвзято.

И вот, по волшебной дороге они отправились в иной мир, где обитал Лорд Джордмонд,

называемый Законником за то, что знал все законы, изобретенные людьми, и многие из тех, что

правят землей и небесами. Однако Келесайн не смог надолго задержаться в его замке — ему

донесли о том, что другим Лордом, называемом Гасхаалем, Повелителем Ворон, умерщвлен один

из его друзей, некий мудрец и звездочет. Не мешкая, Келесайн отправился в те земли, а Талиана

осталась в замке Законника. Поначалу она подозревала, что Джордмонд состоит в сговоре с ее

братом и, улучив удобный момент, начнет говорить слово-в-слово то же, что талдычили ей жрецы

Бога Света на протяжении всей ее жизни. Однако ее опасения оказались напрасны. Джордмонд не

спешил заводить с ней разговора и не пытался в чем-либо ее убедить. Незаметно случилось так,

что   Талиана   стала   сама   вовлекать   его   в   беседы   и   задавать   ему   каверзные   вопросы,   которые

сбивали с толку жрецов Света.

Однако   хотя   Джордмонд   с   легкостью   находил   на   них   ответы,   его   ответы   никогда   не

удовлетворяли Талиану, потому что казались ей пустой игрой слов.

Так, однажды она спросила Джордмона:

— Скажи, может ли Всемогущий сотворить камень, который не сможет поднять?

—  А чем отличается Всемогущий от камня, который сотворит? — Вопросом на вопрос

ответил ей Джормонд.

—  Хорошо, — сказала она, — я спрошу иначе: может ли Всемогущий сотворить что-то,

более могущественное, чем он сам?

— Собственно говоря, он только этим и занимается, — оборонил Законник.

— Темен смысл твоих слов.

— Он также прозрачен, как смысл твоих вопросов.

— Говорят, тебе ведома истина.

— Только некоторая ее часть.

— Какая же?

— Четвертая треть.

— Ты надсмехаешься надо мной.

— Отнюдь.

— Ты знаешь, зачем мой брат привел меня в твой замок?

— Он кое-что говорил об этом.

— Что же он говорил?

— Что ты не знаешь, во что верить.

— Ах, вот как это было изложено... — Помрачнела Талиана. — Что ж, пусть будет так. Ну,

так расскажи мне, во что, по-твоему, мне следует верить.

— Расскажи мне сначала о том, между чем и чем ты собираешься выбирать.

И Талиана рассказала о книгах, о ведьме и ссоре с братом.

— ...На чьей же стороне истина, о мудрец? — Заключила она свой рассказ.

— Я покажу тебе истину, — ответил Джордмонд.

С этими словами он сотворил прямоугольное зеркало, в котором не было их отражений —

хотя зала за их спинами отражалась очень точно и без каких-либо искажений. Затем Джордмонд

провел рукой по поверхности зеркала и оно задрожало, как будто состояло из воды, а не из стекла.

— Это зеркало, — сказал он. — Отражает тот мир, который находится вне тебя. Тот мир —

точная  копия  существующего.  В  нем  правит  сила,  а добродетель никогда  не  вознаграждается,

благие   намерения   обычно   приводят   к   большим   бедам,   торжествует   глупость,   и   каждый   из

живущих   там   —   враг   всем   остальным.   Хотя   время   от   времени   его   обитатели   склонны

объединяться   в   сообщества,   чтобы   противостоять   другим   сообществам,   однако   союзы   эти,

основанные   на   необходимости,   склонны   быстро   разваливаться,   когда   необходимость   исчезает.

Коснись этого зеркала, войди в него — и ты сможешь жить в том мире, не мучаясь мечтами о

недостижимом. Никто больше не назовет тебя наивной или глупой, никогда больше ты не будешь

испытывать страха перед злобой и чужой жестокостью — напротив, люди станут бояться тебя,

станут обожать, превознесут так, как ныне превозносят твоего брата...

Не дослушав, Талиана плюнула в это зеркало и отошла от него подальше.

— Вот мой ответ, — сказала она.

— Подожди, я еще не закончил, — промолвил Джордмонд.

Следом за тем он сотворил еще одно зеркало и установил его рядом с первым. В нем тоже

отражалась одна только комната, но не Джордмонд с Талианой.

— Эта дверь, — сказал Законник, — приведет тебя в совершенно иное место. Войди в это

зеркало, и ты попадешь в мир, который находится внутри тебя. В том мире есть смысл и высшая

справедливость, в том мире добро — всегда добро, а зло — всегда зло, и не трудно различить их.

Истинная  любовь там способна  одолеть смерть,  и всякий слепец, пусть не  скоро, пусть через

много   столетий,   или   в   новом   перерождении,   неизбежно   должен   прозреть...   Не   кривись   так

пренебрежительно,   Талиана,   этот   мир   —   отнюдь   не   сказка,   как   ты,   наверное,   думаешь,   но

благородства и чести в нем будет немного больше, чем здесь, и то, во что ты здесь продолжаешь

верить наперекор всему, что окружает тебя, там будет несомненной действительностью.

—  Наверное, ты полагаешь, что это заманчивая иллюзия, — презрительно усмехнулась

Талиана.

— Это не иллюзия, — сказал Джордмонд.

— Я не желаю получать ухоженный садик для своих игр, — промолвила она. — Так же я

не желаю становиться низменной тварью, которая легко и с удовольствием будет жить в мире, в

который ее приведет первое зеркало. Я желаю видеть вещи такими, какие они есть, а не тешится

миражами.   Так   где   же   зеркало,   которое   отразит   настоящую   истину?   Или   ты   собираешься

поставить эти два зеркала напротив друг друга и пичкать меня рассуждениями о том, что они

отражают одно и то же?

—  Отнюдь, — сказал Джордмонд, — хотя твоя мысль недурна... Итак, ты по-прежнему

отказываешь войти в одно из зеркал и зажить в нем если не спокойно и счастливо, то хотя бы в

некой гармонии с своим окружением?

— Отказываюсь.

—  И   по-прежнему   желаешь   увидеть   настоящую,   самую-самую   подлинную   и

окончательную истину?

— Да.

— Ты ее увидишь.

С этими словами он взял трость и расколошматил оба зеркала так, что от них остались

только мелкие осколки.

В некотором ошеломлении посмотрела Талиана на эту груду осколков.

— Ты хочешь сказать, что ни смысла, ни истины не существует? — Спросила она наконец.

— Разве ты видишь перед собой пустоту?

— И во что же мне следует, в таком случае, верить? — Произнесла она надменно, но все