ничего странного: если он — ван, как он сам утверждает, то он должен помнить зарю мира и

бесконечно долгие времена, последовавшие за тем. Ничего удивительного, что он научился терять.

Удивительно, что он вовсе не разучился любить.

Сказал Зерем:

— Ты говоришь так, будто бы, вникнув в прошлое Мъяонеля, перестал считать его своим

врагом.

Сказал Келесайн:

— Я никогда не считал его врагом, ибо у меня вовсе нет врагов. Есть существа, от которых

Сущее должно быть избавлено — и я один из немногих, кто вполне понимает и покорно несет это

бремя. Изучая прошлое Мъяонеля, я пришел к мысли, что прежде — до того, как стать Лордом —

он был не так уж плох. Как ван, он не был лучше или хуже любого другого живущего. Однако с

тех  пор  как  он  обрел  Силу,   в  нем   поселилось  Безумие,   которое   стало  использовать   оболочку

прежнего   Мъяонеля   для   своих   целей.   Поэтому   может   возникнуть   иллюзия,   что   ничего   не

изменилось и Мъяонель остался таким же, каким был когда-то. Но это не так. Его истинный облик

— отвратителен и более чем красноречиво свидетельствует о его истинной природе. Я борюсь с

Безумием, которое правит Мъяонелем, а не с ним самим, но, к сожалению, их нельзя разделить, и

уничтожить Безумие можно только с тем, в ком воплощено оно.

Сказал Зерем:

— Меня успокаивают твои слова, ибо я начал уж было опасаться, не переметнулся ли и ты

в стан друзей этого проходимца. Вернемся, однако, к уязвимым местам. Ты сказал, что наш враг

не разучился любить. Кого же он любит?

Сказал Келесайн:

—  Колдунью из Башни Луча, чародейку Ролу. Однако эта любовь — не страсть. Он не

слишком-то часто приходит к ней, и, хотя они и делят ложе, во многом они — более друзья, чем

влюбленные.

Спросил Зерем:

— Есть ли у нее другие любовники?

Сказал Келесайн:

— Нет. Изредка она предается любви с демонами, ибо не считает это изменой. Мъяонелю,

впрочем,   нет   до   этого   никакого   дела,   и,   если   бы   она   спала   с   другими   мужчинами,   или   с

женщинами, или с животными, полагаю, ему не было бы дела и до этого.

Сказал Зерем:

— Странная это любовь.

Сказал Келесайн:

— Она нечиста, как и вся его Сила.

Рассмеявшись, добавил Зерем:

— Либо же это — свидетельство о природе ванов, которая извращена изначально. Но, как

бы там ни было, такая любовь нам не нужна. Есть ли другая?

Сказал Келесайн:

—  И да и нет. Обретя Силу, Мъяонель потерял сердце, но впоследствии купил сердце у

влюбленного юноши, Тайленара, обещав юноше отомстить за него. Это сердце страстно любило

девушку   по   имени   Айнелла,   и   зов   его   превозмог   все   —   и   волю   Мъяонеля,   и   его   безумие.

Повинуясь этому зову, Мъяонель желал обладать Айнеллой, но она отказала ему и покончила с

собой.

Сказал Зерем, потирая руки:

— Великолепно! Это именно то, что нам необходимо! Но почему Мъяонель не воскресил

ее?

Сказал Келесайн:

— Я не знаю. Ибо не все поступки и уж тем более — мотивы поступков можно прочесть

по пряже времен. Но как раз это решение легко объяснить. Мъяонель любил ее больше себя и

ставил ее желания превыше своих собственных. Он бы не стал брать Айнеллу силой, или отнимать

у нее воспоминания о Тайленаре. Воскреснув, она бы снова стала терзать себя, возможно — снова

бы   попыталась   свести   счеты   с   жизнью.   Что   же,   ответь,   могло   быть   лучше   для   нее,   чем

отдохновение в Стране Мертвых перед новой жизнью?

Хихикнув, сказал Зерем:

—  И в самом деле!.. Но вот что я скажу обо всем этом: нам следует немедленно найти

душу Айнеллы, воскресить ее и использовать против Хозяина Рощи.

Поморщившись, сказал Келесайн:

— Мне бы не хотелось этого. Когда я проник в прошлое Мъяонеля и увидел этих двоих —

Тайленара и Айнеллу — то передо мной будто бы на мгновение развернулся весь мир — такой,

каким он должен быть. Я жалею их обоих, и юношу и девушку, и не желал бы в нашем деле

использовать их.

Сказал Зерем:

— Право же, Келесайн, твоя мнимая святость иногда заставляет меня хохотать, а иногда —

скрежетать   зубами   от   бешенства.   Подумай   сам,   что   тебе   легче   сделать:   обречь   гибели   весь

Эссенлер, или «использовать» всего лишь одну девицу, которая, ручаюсь, и сама с превеликой

радостью согласится способствовать нам против Мъяонеля, как только узнает, кто погубил ее

возлюбленного?

И, приводя подобные аргументы, Творец Чудовищ в скором времени убедил Келесайна в

том, что им надлежит поступить именно так, а не иначе. Да и Повелитель Молний не особенно-то

спорил с ним, ибо и сам придерживался мнения, что допустить меньшее зло ради большего добра

— не грех, но, скорее, необходимость.

Они приступили к поискам души Айнеллы, однако оказалось, что не так-то легко отыскать

ее. Не обнаружили они Айнеллы ни в Стране Мертвых, ни среди живущих (полагая, что она могла

вновь   родиться   в   каком-нибудь   другом   облике),   и   лишь   вновь   использовав   Зеркало   Судьбы,

смогли напасть на след ее.

А   ведь   не   следует   забывать,   что   время,   когда   умерла   Айнелла,   недалеко   отстоит   от

времени, когда были изгнаны боги. В те дни во всем мироздании, в Сущем и иных Царствах

гремели   войны,   о   которых   немногое   знают   люди   и   альвы.   Ибо   прежние   вассалы   богов   —

Обладающие Силой, разные могущественные духи, Великие Демоны, младшие боги и полубоги

делили   между   собой   различные   сферы   влияния,   проводили   новые   границы   в   небесах   и   аду,

сражались за право владеть потоками энергий, которые ранее контролировали одни лишь шестеро

Истинных. Оттого в некоторых Царствах наступила совершеннейшая анархия — до тех пор, пока

перераспределение не закончилось, и сильные не взяли своего, а слабые — не унизились перед

сильными. Так, когда сгинул Бог Мертвых, многие из Владык Ада из областей, соседствовавших с

Страной Мертвых, стали отрывать части от прежней вотчины смерти и присоединять их к своим

владениям, или перенаправлять незримые реки энергий, по которым текли души в эти миры, в

свои владения. Естественно, каждый из них при этом стремился захватить те земли и те энергии и

те   души,   которые   по   сути   своей   хоть   в   какой-то   степени   согласовывались   с   его   собственной

Силой.

Поэтому-то и не удивились Зерем и Келесайн, наконец найдя Айнеллу — но не в Стране

Мертвых, а в Преисподней, во владениях Гарасхэна, Повелителя Отчаяния. Смерть не отняла у

Айнеллы   память   и   не   дала   ей   отдохновения   —   нет,   в   вечную   пытку   превратил   Гарасхэн   то

состояние души Айнеллы, в котором она свела счеты с жизнью. Гарасхэн собирал души, подобные

ей — самоубийц и иных людей, умерших в отчаянии — и, как драгоценными светильниками,

украшал этими душами свой дворец и сады, и от энергии, которую излучали души, питал свою

Силу.

Ни Зерем, ни Келесайн не стали и пытаться отнять у него эту душу. Ибо магия Царств

различна, и если Келесайн, один из сильнейших Лордов Небес и Сущего, на своей земле смог бы

без   труда   одолеть   Гарасхэна,   то   в   Аду   иным   было   бы   соотношение   их   сил.   Зерем,   знакомец

многих Адских Князей, попытался было вступить с Гарасхэном в переговоры, чтобы обменять

Айнеллу на кого-нибудь из живущих, но ничего не сумел добиться. Лишь при посредстве Галлара,

короля джинов, удалось заполучить ее. О том же, как вырвался Галлар из темницы, созданной для

него Гюрзой и Каскавеллой, и какова была сущность его тесной связи с Владыками Ада, будет

рассказано в другой раз.

Заполучив   душу   Айнеллы,   Келесайн   искусственно   провел   ее   через   те   превращения,