Как? Жизнь без Деборы казалась карикатурой, фальшивкой, недоразумением. Он безгранично мучился, а однажды вдруг надумал и сам уехать. Не откладывая вопрос на потом, он сразу встал из-за стола и направился к шефу.

День близился к вечеру. Дэниел Осгуд сидел, как обычно, в окружении вороха бумаг.

– Можно? – спросил Герберт, приоткрыв дверь.

Осгуд поднял глаза.

– А-а, Герберт! Входи, входи! – Он снял очки и потер утомленные от работы глаза. – Что у тебя? Какие-то проблемы с образцами?

Герберт покачал головой.

– С образцами – никаких, – сказал он, садясь на стул напротив босса. – У меня неприятности личного характера.

Осгуд насупил седые кустистые брови.

– Я каким-то образом могу помочь?

– Да, – решительно ответил Герберт. – Переведите меня в Хьюстонский филиал.

Брови Осгуда подпрыгнули вверх.

– Из Вашингтонского в Хьюстонский? Не понимаю. А при чем здесь твои личные неприятности?

Герберт взглянул на него с мольбой, будто в нем одном видел свое спасение.

– Я хотел бы отсюда уехать. Зажить другой жизнью, обзавестись новыми друзьями.

– Познакомиться с новыми девушками, – добавил Осгуд, снова надев очки и посмотрев на подчиненного отцовски строгим взглядом.

Герберт поднял руки.

– О девушках некоторое время я предпочел бы вообще не вспоминать.

Осгуд скривил рот.

– Диагноз понятен. Несчастная любовь и попытка сбежать от самого себя, верно?

Герберт пожал плечами.

– Что-то вроде того.

Начальник долго и внимательно на него смотрел и вдруг спросил:

– А если и в Хьюстоне обрести покой у тебя не получится? Или, того хуже, влюбишься еще раз, еще более несчастно? Куда помчишься тогда?

– Еще более несчастно я не влюблюсь, – сказал Герберт. – Не смогу больше увлечься ни единой девушкой, точно знаю.

Осгуд по-доброму рассмеялся.

– Ну в этих делах, брат, точного прогноза не сделаешь.

– Но бывают ведь такие случаи, когда мужчина и женщина знают и любят друг друга с самого детства и счастливо проживают вдвоем до гробовой доски? Разве нет? – Герберт пристально взглянул в мудрые глаза босса.

Тот на мгновение задумался.

– В общем, да, вроде бы бывают. А у тебя что, любовь к бывшей однокласснице?

– К соседке, – понуро признался Герберт. – Прожили бок о бок двадцать лет, а теперь она уехала и обо мне, похоже, забыла.

– Что значит «похоже»? – изумленно потребовал Осгуд. – Ты узнай наверняка, чтобы уж не сомневаться.

Герберт развел руками.

– С удовольствием бы, но Дебора даже на звонки не отвечает. Да и вряд ли она воспримет мое объяснение всерьез, – я для нее просто друг, почти брат.

Осгуд почесал затылок.

– Так-так-та-ак! Что же мне с тобой делать? – Он на некоторое время погрузился в раздумья. – Поступим, пожалуй, вот как: я отправлю тебя в Хьюстон как бы в длительную командировку, здесь нового человека брать пока не буду. Поживи там, присмотрись к людям, проверь, поможет ли тебе это забыть о неприятностях. Заодно выполнишь кое-какое задание. А потом окончательно решишь, чего хочешь. Может, еще так затоскуешь по дому, что сбежишь из Хьюстона раньше времени! – Он довольно крякнул.

Герберт с чувством пожал ему руку.

– Спасибо вам!

– С благодарностями лучше не спеши, – посоветовал Осгуд. – И вот еще что, – добавил он, когда Герберт уже поднялся, собравшись уходить. – Настоятельно рекомендую перед отъездом хоть из-под земли достать эту самую соседку и попытаться-таки все ей объяснить.

Герберт, никак не ожидавший от шефа такой сердечности, округлил глаза.

– Да-да, попытаться объяснить, – повторил Осгуд с подъемом. – В любви оно часто так происходит: люди расстаются по глупому недоразумению, потому что один или другой либо сразу оба не сумели толком что-то изложить, признаться в главном.

Герберт медленно кивнул.

– Спасибо за совет, – пробормотал он.

– А теперь иди и собирайся. К понедельнику будь готов уехать.

– Непременно, – ответил Герберт, берясь за дверную ручку.

Встретиться с Деборой удалось лишь в день отъезда. И то случайно. Она заехала к родителям, и Герберт, по счастью, увидел ее в окно.

Сколько всего ни передумал он за это время, какие только безумные предположения ни сделал, чего только ни навоображал себе. Дебора мерещилась ему то в подвенечном наряде рука об руку с Кейджем, то в том вечернем костюме, в котором была на празднике, и с совершенно чужим взглядом. То представлялась матерью очаровательных – не его – детей. Он так измучился, что был уже рад возможности улететь в Хьюстон – не видеть ее дома, своего сада, чертовой гостиной с диваном, да всего, что так или иначе ассоциировалось у него с соседкой.

– Деб! – Он выскочил из дома так поспешно, что едва не растянулся во дворе и не разбил нос. – Деб! Подожди!

Дебора повернула голову и улыбнулась странной незнакомой улыбкой.

– Герберт! – Она остановилась на посыпанной гравием дорожке. – Как поживаешь?

Как поживаешь… Подобные вопросы задают малознакомым и тем, с кем нет особого желания знаться, в страшной тревоге подумал Герберт, торопливо приближаясь к подруге.

– Я ничего, – пробормотал он, обойдя ограду и остановившись от Деборы в нескольких шагах. – А ты как?

Она опять не вполне естественно улыбнулась, и Герберт только сейчас заметил, что у нее побледнело и слегка осунулось лицо.

– Нам надо поговорить, – страшась, что она сейчас снова ускользнет от него, выпалил Герберт. – Уделишь мне несколько минут?

Дебора посмотрела на часы.

– Торопишься? – на миг замирая, спросил он.

– Вообще-то да, но, если беседа займет не более нескольких минут…

– Давай где-нибудь присядем, – с трудом усмиряя в себе чудовищное волнение, предложил Герберт. – Можно, как бывало, за моим домом.

Дебора, избегая встречаться с ним взглядом, кивнула, и они направились в Гербертов яблоневый сад. Дождя не было, но небо висело низко над городом, серое и хмурое. Они сели снова на разные скамейки, будто теперь побаиваясь друг друга. Герберт сцепил руки в замок.

– Как же долго мы не виделись, Деб, – пробормотал он, не зная, с чего начать.

– Всего чуть больше недели, – проговорила Дебора, и ее голос показался Герберту столь холодным и изменившимся, что он на мгновение зажмурился, словно от боли, и прошептал:

– А у меня такое ощущение, что я не видел тебя много-много лет.

Дебора не ответила, и Герберт не стал даже смотреть на нее, боясь и в ее глазах увидеть ту же убийственную отстраненность.

– Почему ты не отвечаешь на звонки? – спросил он. – Я пытался связаться с тобой, наверное, раз сто. Я чем-нибудь тебя обидел?

– Нет, что ты, – гораздо более тепло, и все же не так, как прежде, произнесла Дебора. – Просто я вдруг почувствовала, что до чертиков устала от прежней жизни – от телефонных звонков, жизни с родителями, хоть они у меня и исключительные…

– И нашей с тобой дружбы, – добавил Герберт, глядя в землю.

– Не говори глупостей, – с легким укором попросила Дебора. – Разве от дружбы можно устать?

– От старой – наверно, особенно если появилась новая, более интригующая… – И сулящая безбедную жизнь в браке, чуть не вырвалось у него с отчаяния, но он сумел удержать язык за зубами, чему безмерно обрадовался. В чем, в чем, а в корыстолюбии он не заподозрил подругу ни разу за все тяжкое время в разлуке.

– Ты имеешь в виду Фрэнсиса? – спокойно поинтересовалась Дебора.

– Угу, – по-прежнему на нее не глядя, промычал Герберт. – С ним-то ты наверняка общаешься?

– Да, общаюсь, – честно призналась Дебора. – Но отнюдь не потому, что дружба с ним меня сильнее интригует, нежели наша с тобой. – Она усмехнулась. – Вообще как-то нелепо звучит: «интригующая дружба». Дело совсем не в этом. – С ее губ слетел легкий вздох, и Герберт насилу удержался от безумнейшего желания: поймать выдохнутый ею воздух, зажать в кулаке и какое-то время держать при себе, будто драгоценность. – Видишь ли, – продолжила Дебора, – Фрэнсис на удивление правильно меня понял и в трудную минуту здорово поддержал.