Свенсон ушел по своим делам, охранник отпросился попить кофе, и мужчины остались в тишине, наедине со своими мыслями.

Джеймс не замечал, как идет время. В палату несколько раз заходили то врач, то медсестра, а Мелани все не появлялась. Наконец дверь приоткрылась, и Мелли вышла. Вид сестры, вытирающей мокрым носовым платком покрасневшие глаза, перепугал Джеймса. На его памяти она плакала всего два или три раза, и должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы она позволила себе такое проявление малодушия. Он в нерешительности замешкался, поднимаясь со стула.

Прошло несколько томительных минут, прежде чем, хлюпнув носом, Мелани подняла заплаканное лицо.

– Мелли, ну как?

– Что с ней?

Вскочив со своих мест, Айдахо с Вэем одновременно выдохнули наболевшие вопросы, но расстроенная женщина только махнула рукой, пытаясь собраться с мыслями. Потом, сделав над собой усилие, она проговорила, стараясь быть спокойной (только губы неестественно кривились):

– Энди, она просила тебя зайти к ней после всех процедур, как только разрешит доктор Свенсон.

Лицо Айдахо расплылось в счастливой улыбке и, пробормотав что-то вроде «Я на секундочку», старик бросился в ординаторскую со всей возможной прытью, на которую способен уважающий себя мужчина солидного возраста.

Проводив приятеля взглядом, Мелани грустно вздохнула своим мыслям, а потом подняла на брата печальные глаза:

– Джеймс, она уезжает. ФБР пообещало ей защиту, если Алиса даст показания против бандитов, и она согласилась. Ее перевозят в наркологическую клинику, причем даже она сама не знает куда, и, боюсь, мы никогда ее больше не увидим.

Джеймс сделал протестующий жест, но сестра махнула на него рукой:

– Молчи. Она права. Ты знаешь, я ее недолюбливала, но сейчас я признаю, что тебе достался один шанс из тысячи, и не ваша вина, что судьба распорядилась иначе. Она хочет – я передаю тебе ее слова, – чтобы ты запомнил ее здоровой и красивой, а не уродливой наркоманкой… Молчи! Она права. Она сказала, что будет лечиться, а потом уедет куда-нибудь в глушь. Понимаешь, она не хочет, чтобы ее любили из жалости.

– Но, Мелани!

– Джимми, у нее изуродовано лицо, повреждены внутренние органы, не будет детей, героиновая зависимость, и ни один врач в больнице не берется прогнозировать ее будущее.

– Господи, – в отчаянии каскадер так стукнул кулаком по стене, что чуть не пробил ее насквозь. – И за что ей это все?

– Она говорит, что этот их Француз поступил как персонаж, по-моему, Энтони Куина, у которого Кестнер, что ли, увел жену. Что это за фильм, Джимми?

– «Месть», – на автомате пробормотал каскадер, но Мелли даже не слышала его, продолжая выплескивать наболевшее.

– Она просила тебе передать, что знает, что ты готов любить ее такой, какая она есть, но это не будет любовью. Она просит тебя быть сильным и отпустить ее. Вот, пожалуй, и все.

– Но, Мелли, – его голос стал умоляющим, будто сестра могла что-то изменить, – я не могу вот так с ней расстаться.

– Джимми, милый, сделай это ради нее.

– Но как же она одна в чужом месте…

– Она не будет одна. Алиса хочет, чтобы Айдахо поехал вместе с ней, и я уверена, что Энди будет только рад этому.

– Почему он, а не я?

Она посмотрела на него укоризненно.

– Потому что она не любит его так, как любит тебя.

В какой-то момент ей показалось, что, невзирая на все просьбы и запреты, брат бросится в палату к любимой, так напряглись его мышцы, но через мгновение его плечи обмякли и бушующие волны в карих омутах глаз сменились печалью неподвижной воды под пасмурным осенним небом.

– Ты права. Пойдем отсюда. Я… Я смогу до ее отъезда хотя бы, как раньше, посылать цветы?

Мелли улыбнулась ему сквозь слезы и кивнула.

Они вышли из больничного корпуса и побрели к автомобильной стоянке, а из-за занавески окна, расположенного на втором этаже, за ними следила женщина, тяжело опиравшаяся о подоконник. Ее лицо почти полностью скрывал бинт, на который из зеленых глаз скатывались соленые капли. Она смахивала их тонкими пальцами с обломанными ногтями и смотрела, смотрела вслед уходящим, словно пыталась запомнить каждое их движение…

Алиса уехала из больницы через три дня, в сопровождении верного Энди. Она боялась, что Джеймс, невзирая на ее просьбу, придет ее проводить, но каскадера не было, и девушка почувствовала, как рвутся в душе последние ниточки, связывающие ее с прежней жизнью. Ей захотелось плакать, но она твердо решила сохранять невозмутимость и очень тепло попрощалась с доктором Свенсоном и с медсестрой.

В последний момент примчалась Мелани с Алисиной дорожной сумкой и огромным букетом желтых роз. Впервые они расцеловались не по долгу вежливости, а по велению сердца, и китаянка умчалась назад, пробормотав что-то про званый вечер. На самом деле в этот день Джеймс впервые напился до потери памяти. Но зачем Алисе об этом знать?

Чтобы занять себя в полете и избежать необходимости поддерживать разговор с Энди, Алиса, как только заняла место в самолете, тут же полезла на дно сумки, где лежал томик Стейнбека. Каково же было ее удивление, когда она наткнулась рукой на деревянный угол какого-то прямоугольного предмета. Догадываясь, что это может быть, она вытащила находку.

Это была их фотография с Джеймсом, которая стояла в доме Вэев на каминной полке. На обратной стороне торопливым почерком Мелани было написано «Дарю на память».

Алиса долго сидела, глядя в родное смеющееся лицо, не замечая, как Айдахо краем глаза наблюдает за ее реакцией. Наконец она нашла в себе силы оторваться от фотографии и очень аккуратно спрятала рамочку среди одежды.

Губы Энди дрогнули в довольной усмешке.

Спустя два месяца к Вэям нагрянул шериф Рид, чтобы поделиться радостными новостями. Оказалось, что бандитов в конце концов настигли где-то в аризонской глуши, где они отсиживались у знакомых фермеров. Мишаня погиб в перестрелке. Француз арестован, так что Джеймс, Мелани, Дэн, Энди и Алиса будут вызваны в суд для дачи показаний.

Мелани не была бы Мелани, если бы не заявила, что она не испытывает никакого желания встретиться в зале суда с «этим старым койотом», но голос ее звучал неубедительно.

Дэн после такой встряски полностью пересмотрел свои жизненные принципы и заявил, что «уходит в монастырь», поскольку с женщинами слишком много проблем.

Фил, прежде чем вернуться в Лос-Анджелес, о чем-то долго шушукался на кухне с Мелани, а потом стал уговаривать Джеймса заняться ремонтом. Тот страшно удивился такому странному предложению (коттедж полностью отделали за год до описываемых событий), но потом понял причину столь экстравагантной идеи и заявил, что не собирается ни спиваться, ни кончать жизнь самоубийством. У него есть более интересные планы – он собирается написать киносценарий об их любви с Алисой. И, кстати, не хотел бы Солано снова вернуться в кинобизнес, но уже в роли продюсера?

Филипп скептически покачал головой, но потом, крутя руль старенького «форда», он еще не раз мысленно возвращался к предложению друга…

Расставание Алисы и Джеймса ударило рикошетом еще по двум людям, только на закате жизни понявшим, что нужны друг другу. Но если Мелани, со свойственным ей стоицизмом, только тяжело вздохнула, то Энди не собирался так легко сдаваться. Он не желал повторно наступать на те же грабли. Алиса, конечно, свет в окошке, но и Мелли для него тоже много значит…

Айдахо пришел к выводу, что, если в силу разных причин он не может звонить Вэям, то ведь существует такое гениальное изобретение человечества, как почта.

Не откладывая дело в долгий ящик, он тут же предложил Мелани продолжить общение столь экстравагантным для конца двадцатого века способом. Он ожидал услышать от дражайшей «пышечки» восторженные дифирамбы своей изобретательности, но Мелли потеряла бы лицо, если бы не попыталась выдернуть пару перьев из распущенного ее кавалером «хвоста». Мисс Вэй сначала категорически отказалась заниматься подобной «ерундой» и только позже нехотя согласилась черкнуть пару строк. Если учесть, что ни старый каскадер, ни Мелани никогда не писали писем, то это была огромная жертва со стороны каждого из них, и каждый оценил широкий жест партнера.