– Мистер Макмайер, твой дядя, хотел, чтобы тетя этому верила, – возразил он. – Возможно, у Вероники действительно был внебрачный ребенок, но я ни за что не поверю, что она могла бросить его на произвол судьбы. Она не была таким чудовищем. Полагаю, было так: Шеймус каким-то образом узнал, что у Вероники был внебрачный сын, и нанял сообщника, чтобы тот сыграл его роль.

– С какой целью? – спросила Паула.

– Ну это же очевидно – для того чтобы заниматься вымогательством. Ты говорила, что, когда умер твой дядя, на его счете в банке было мало денег?

– Едва хватило на похороны.

– Значит, все прибрал к рукам этот Райдер. Я упрячу его за решетку, прежде чем он успеет опомниться, – зло проговорил Альберт.

– Но тогда правда о дяде выйдет наружу, а ты обещал, что все, что мы узнаем о наших родственниках, останется между нами, – напомнила ему Паула.

– Надеюсь, что этот Райдер пойдет на попятную и вернет присвоенное, так что дело не дойдет до суда.

Эта история выглядела так неприятно, что Пауле требовалось некоторое время, чтобы осмыслить все.

– Почему ты так уверен, что Дэвид Райдер не настоящий сын твоей тети? Они провели много времени вместе в течение этих пяти лет. По словам старшей горничной в Денс-Вудсе, твоя тетя была к нему очень привязана. Конечно же она узнала бы собственного сына.

– Через двадцать пять лет? – хмыкнул он. – Сомневаюсь.

– Но, в конце концов, если у нее были сомнения, она могла сделать анализ ДНК, – заметила Паула.

– Это тоже вряд ли, – покачал головой Альберт. – Тетя была доверчивой душой. Не знаю, как случилось, что она его оставила, но у нее никогда не было других детей и ей хотелось, очевидно, верить, что это ее сын.

Немного поразмыслив над историей, рассказанной Альбертом, Паула пришла к выводу, что его обвинения не вполне обоснованны.

– Мне кажется более вероятным, – сказала она, – что этот Дэвид Райдер действительно ее сын, а дядя только хотел устыдить твою тетю и заставить ее выполнить свой материнский долг. И у него, конечно, были доказательства, что это ее сын. Ну, может, копия свидетельства о рождении или что-то еще.

– Какое ему было до этого дело, – несколько раздраженно возразил Альберт, – если только он не имел какого-то корыстного интереса? Просто отвратительно, что два беспринципных мошенника устроили себе роскошную жизнь за счет моей тети!

– Ну знаешь, это уж слишком! – вспылила Паула. – Мне кажется, ты любишь делать скоропалительные выводы, которые тебя устраивают. По-моему, единственное, что тебя беспокоит, это то, что Райдер тебя облапошил и прикарманил деньги твоей тети, которые должны были принадлежать тебе.

– Дело не только в деньгах. Два бесчестных человека жили за счет беззащитной женщины, морочили ей голову и терроризировали ее. Это хуже чем воровство.

Паула вскочила.

– Я больше не желаю сидеть здесь и слушать, как моего дядю смешивают с грязью, когда он не может себя защитить! Ты говоришь, два бесчестных человека жили за счет беззащитной женщины… Да у тебя же нет абсолютно никаких доказательств! Советую тебе сначала проверить все факты, а потом уже выносить обвинение. Потому что если ты посмеешь оклеветать моего дядю, то будешь иметь дело с моим адвокатом! – Выпалив все это, Паула вылетела из гостиной.

Альберт не пытался ее остановить и не сказал, что хочет уберечь ее семью от позора. Это были только красивые слова! Она взлетела по лестнице в свою комнату и захлопнула дверь. Через минуту она услышала, как от дома отъехала машины. Вся злость разом покинула ее, и она обессиленно опустилась на кровать, словно сдутый шар. О господи, он уехал! Что же она наделала?! Она оттолкнула от себя единственного мужчину, который был ей дорог, единственного мужчину, которого полюбила всем сердцем. Теперь он не захочет ее больше видеть! Она сама, собственными руками погубила свое счастье.

Через час, вернувшись из поездки по магазинам, миссис Макмайер застала дочь свернувшейся калачиком на кровати, заплаканной и несчастной.

– Паула, девочка моя, что случилось? – бросилась она к ней.

Паула все ей рассказала: и о своих чувствах к Альберту Каннингхему, и его подозрениях в отношении дяди Шеймуса.

– Не стоит так переживать, дорогая, – успокоила ее Долорес. – Все наладится. Поверь мне. Милые бранятся – только тешатся. А что касается Шеймуса, то я все время об этом думаю – и знаешь, что пришло мне в голову?

– Что? – спросила Паула, шмыгнув носом.

– Я все больше склоняюсь к мысли, что отцом ребенка был сам Шеймус. А что? Это вполне возможно. Ты же видела фотографии. Они с твоим отцом были настоящими красавчиками, за ними многие девушки увивались.

– Тогда почему он на ней не женился?

– Возможно, он не знал, что она беременна. Он уехал и поступил на корабль примерно в то же время, как она вышла замуж за лорда Беллинджера. Возможно, они поссорились, он уехал, а она назло ему приняла предложение Беллинджера, не зная, что беременна. Что было потом, нам остается только гадать. Быть может, Беллинджер, узнав об этом, заставил леди Веронику отказаться от ребенка, а может, она сама это сделала, кто знает? А Шеймус спустя четверть века узнал об этом и захотел хотя бы частично возместить сыну то, чего тот был лишен все эти годы. Мы же не знаем, где и в каких условиях он рос. Иначе как объяснить старания Шеймуса, чтобы молодой человек был окружен заботой? И это проливает свет на то, куда делись его собственные сбережения. Он отдал их Дэвиду. Это был его долг.

Паула вздохнула. Эта история тоже выглядела не слишком привлекательно. Выходит, дядя соблазнил леди Веронику, а потом удрал, бросив ее на произвол судьбы. Она вспомнила обвинительный тон, в котором были написаны его письма к леди Веронике. По мнению Паулы, он не имел права осуждать ее за то, что она оставила сына, потому что сам бросил их обоих. Он должен был попросить у нее прощения. Но так уж повелось: двое совершают ошибку, а основная тяжесть ложится на женщину и ребенка.

– Меня всегда удивляло, – продолжала миссис Макмайер, – почему Шеймус не проявил никакого интереса к леди Веронике, когда приехал. Несмотря на излишнюю полноту, она всегда была женщиной импозантной и привлекательной, а он даже ни разу на нее не взглянул. Теперь я понимаю – он не хотел, чтобы кто-то заметил, что между ними что-то есть. Не понимаю, почему они не поженились после того, как он приехал жить в Кливленд, и не объявили, что Дэвид их сын.

Если то, что говорит мама, правда, подумала Паула, значит, у нее появится двоюродный брат. Ей очень хотелось посмотреть на кузена Дэвида. Но ведь Дэвид и кузен Альберта тоже. При мысли об Альберте к ее глазам вновь подступили слезы. Неужели она навсегда потеряла его?

Утром, наплевав на гордость, Паула позвонила в Каннингхем-Хилл и спросила, может ли она поговорить с лордом Каннингхемом, но секретарь ответил ей, что он уехал в Лондон.

Миссис Макмайер все утро ходила с мечтательной улыбкой, и Паула поняла, что мама думает о Дэвиде. Паула тоже о нем думала и старалась представить, какой он. Признает ли его семья Каннингхемов. Само собой, что они с матерью его признают и примут с дорогой душой.

– Мы пригласим Дэвида жить с нами, – сказала миссис Макмайер за завтраком. – Жаль, что мы поспешили переоборудовать мансарду. Ему было бы приятно жить в комнате отца.

С тех пор как Паула узнала, что Кантильо преувеличивает свои профессиональные заслуги, у нее пропало всякое желание брать у него уроки живописи. Она решила, что откажется от его уроков и будет работать самостоятельно. Как раз вчера ей позвонили из издательства и заказали оформление сборника ирландских народных сказок, так что надо было приступать к работе. Работа сейчас очень кстати, подумала Паула. Она поможет мне отвлечься от грустных мыслей.

Работая над макетом сборника, Паула старалась не думать об Альберте, а размышляла о своем новом кузене. По-видимому, Дэвид узнал о кончине матери от дяди Шеймуса, а вскоре после этого его ждало известие о смерти отца. Каково было бедняге пережить все это! И он даже не мог прийти на похороны своих родителей. Чем больше Паула думала о Дэвиде, тем яснее представляла его себе как реального человека, со всеми его радостями и горестями. Кто его воспитывал? Что он за человек? Он преподает в школе – значит имеет образование. Пауле трудно было представить себе его внешность. Леди Вероника была полной шатенкой с мягкими чертами лица. Дядя Шеймус – темноволосым и худощавым, а в молодости слыл красавцем.