— Из-за него!

Ласточка тупо смотрела прямо перед собой. Перед глазами роились белые мошки, в ушах противно гудело.

Разродится, и спать лягу. Вот прям тут лягу и засну.

Если разродится.

Схватки идут и идут, а толку…

За окном уже не выло — визжало. Вроде и гром ударил.

— Из-за негоооооо! Рогами зацепилось оно! Ой, мамочки…

— Ага, — сказала Ласточка. — Теперь давай.

Ланка ухватилась за измятую рогожу, поднатужилась.

Показалось покрытое мокрыми волосенками темя, но тут же скрылось обратно.

— Не могу… больно

— Лана, — сказала Ласточка как могла убедительнее. — Еще немножко. Подумай о ребенке.

— Больно!

— Молчи и старайся.

Ласточка выждала момент и положила руку на закаменевший живот.

Господи помоги.

Только бы девка не увидела, что в другой руке она держит ножик, который ей отдал Лаэ.

Ланка проследила затуманенным взглядом, увидела.

— Убить меня хочешь! Да что же это… милорд! Помогите!

— Заткнись.

— Покалечить решила!

— Я покалечу, я же и зашью. Порвешься, кровью истечешь, дурища.

Снова схватка и натужные Ланкины всхлипы.

Ласточка дождалась, пока головка появится снова, и надавила на живот как следует.

***

Из ворот вышла буря. Темные тени мчались в ее теле, стучали копыта и сорванные голоса призвывали Шиммеля.

Шиммель гнал их, как гонит жажда крови Дикую Охоту.

Пешие — темная пена у ног рыцарских коней.

Конные — в молчании, опустив копья для удара. Найлские шлемы, черные плащи.

Соледаго углядел, как тенью проносится мимо всадник в вороненой кольчуге, с хрустом переломилось копье.

Загудел окованный железом щит Элспены.

Сшиблись мечники, скрежет и звон железа умножился стократно.

Ветер хохотал, плакал, кликушески завывал.

Шим-мель! Шим-мель!

Мэлвира вынесло на середину моста. Пряник поднялся на дыбы, потом встал, как вкопанный.

В сердце снежной бури было тихо.

Тишина.

Тот, кто ждал в этой тишине, казался неподвижным.

Единое биение сердца.

Тварь, сидевшая на худющей сивой лошади — ни шлема, ни щита — подняла голову и открыла глаза.

Зеленые.

Мэлвир медленно опустил копье.

Он нацелил его верно.

Кай бросил повод, оттолкнулся от седла и прыгнул.

Размазанный в воздухе силуэт.

Удар.

Хлесткий щелчок лопнувшей подпруги.

Выроненное копье падает под ноги бегущим, гудит, со стуком катится по деревянному полотну моста.

Прикрытая снегом жидкая грязь во рву чавкнула и расступилась, принимая два сцепившихся тела.

Котя рубила и таскала еловые лапы, Радо крушил валежник голыми руками. Потом он взял у девушки топор и срубил пару елок — на дрова. Котя надрала бересты для растопки. Наконец-то она согрелась, даже упарилась. Когда солнце взошло, дуб был полностью обложен смолистыми ветками и хворостом, под которым прятались чурбачки посерьезней.

В берестяном гнездышке между веток Радо разжег огонь, и поднял его сразу во весь рост, напоив жгучим зельем из фляжки. Котя махала подолом, раздувая. Радо щедро плескал зелье на кору.

Огонь опьянел, обезумел, и кинулся на дуб.

По серым морщинам полетели черные тени копоти. Кукожились и осыпались резные розетки лишайников. Котя снова рубила и таскала еловые ветки. Радо, похохатывая, направлял, натравливал огонь, как живого зверя. Трещали сучья, огонь ворчал все громче.

В потоке теплого воздуха тревожно забренчали металлические язычки. Заволновались, заплескались крыльями бесцветные ленты, вот на одну, потом на другую, на третью прыгнули и понеслись вверх сгустки пламени, пожирая ветошь и плюясь искрами.

Надтреснутыми голосами, вразнобой раскричались колокольцы. Ленты заметались высоко вверху, истаивая в невидимом огне, лица окроплял невесомый пепел. Сыпались угольки, выеденный изнутри мусор, сажистое крошево. Светлый жар прыгал по кроне, заметный только корчами веток и дрожанием воздуха. Сверху вдруг полетели горящие капли, голоса колокольцев потонули в реве пламени. Дуб полыхал.

Тальен оттащил Котю подальше.

Рыжее зарево развернулось вокруг. Лес испуганно столпился по краю поляны, смотрел, замерев, как старейший из дерев один на один бьется с огненным драконом.

Ударил ветер, лоскутьями разрывая полотнища пламени. Взвыло где-то вверху, и Котя ахнула. Небо почернело, опустилось, как перед грозой, вкипели тучи, завиваясь над головами.

— Ра-адо! Смотри! Шиммель идет!

— Свят-тое дерьмо. — Тальен задрал голову, жмурясь от пепла, потом схватил Котю за плечи. — Дуб надо сжечь полностью, тогда будет толк. Чтобы кости старые сгорели. — В глазах у драконида плясали язвяще-алые огни. Он вдруг выкрикнул что-то на незнакомом языке, словно заклинал пламя разгореться еще сильнее.

С темных небес обрушился снежный шквал. Наотмашь — мокрым снегом по разгоряченным лицам. Зашумело, затрещало в кроне, посыпались пылающие ветви, шипя на лету. И снова шквал — сплошной стеной, грудью сшибаясь с горящим дубом, сотрясая клубящуюся огнем крону.

— ШШШшшшшшшш!!!!!!! Псссссссссшшшшшш!!!!!!!

Повалил обжигающий, как из котла, пар, полетели уголья.

— Радо, прячемся! — Котя вцепилась в сырое сукно рыцарского плаща. — Шиммель пришел!

— Учуял, мерзавец, — Радо оскалился в воющую муть. Плащ поднялся черным крылом и отвесил Коте подзатыльник. — Зато старый черт свалил с Верети, теперь парням полегче станет. Ничего, пообщипали мы ему перышки.

— Под деревья, пойдем под деревья!

Пламя металось в коконе пурги и пара. От треска и воя закладывало уши. Новым ударом Котю сшибло наземь, ее схватили за локоть, вздернули на ноги, поволокли прочь. Мокрый снег, полный колотого льда, залеплял глаза, набивался в ноздри и в разинутый рот. Ветер норовил закинуть мгновенно оледеневший плащ на голову. Котя задыхалась и почти ослепла.

Потом стало чуть легче — они добрались до деревьев.

— Сюда! Ныряй сюда!

— А?

Тяжелая рука с силой надавила ей на загривок и подтолкнула вперед. Котя упала на колени, ее пихнули в зад, по лицу проехались колкие лапы, и стало можно дышать. Она споро переползла по хвойной подстилке, позволяя Тальену вползти следом.

Под елью, в шатре склоненных до земли ветвей, оказалось темно, просторно и сухо. Ствол гудел, раскачивался где-то наверху, но здесь было покойно, как в норе. Котя села и отдышалась.

— Ух, — сказал Тальен. Он ворочался во тьме как медведь. — Мы герои. Почти. Жалко, не удалось до конца сжечь, старый черт остался живехонек. Зато перетрусил, сюда кинулся. Эх, никто не узнает ни про наше геройство, ни про то, как демона доковырять.

— Почему? — Котя сгребла промокшие косы и выкрутила их. Вода бесследно канула в хвойный ковер. — Даст бог, вернемся, расскажем. Ежели Шиммель елку с корнем не выдерет.

— Коть, ты дура что ли? Куда мне возвращаться? Я дезертир.

Голос у Радо сделалася холодным и жестким.

— А…

Котя вспомнила, как отыскивали с собаками и вешали бежавших солдат, по приказу золотого полководца. Дезертиров королевский рыцарь на щадил. Но, одно дело — солдаты, другое — рыцари. Котя не видела, чтобы вешали рыцарей. И не слышала.

Выяснять, что сэн Соледаго сделает с Радо, если тот вернется, она не решилась. Кому докажешь, что Тальен не трус, и ушел жечь шиммелев дуб для их же блага? Ее, Котю, что ли, послушают? Или чудь болотную?

Потому она спросила только:

— Куда ж вы теперь, добрый сэн?

— Меня Радо зовут, — буркнул рыцарь. — Договаривались же.

— Радо, — повторила Котя робко.

Тот в темноте вскинул голову.

— В Химеру. Надо только Чертяку с островка забрать. А потом — через границу, до Ржи, на корабль — и до Химеры. Давно хотел поглядеть, как найлы живут. Кстати, найлы называют Ржу — Реге.