— Могу я тебя о чем-то попросить? — перебила его рассказ Виктория.
Сергей молча кивнул в ответ.
— Не знаю, как сложатся наши отношения и захочешь ли ты завтра снова меня увидеть, — голос Вики был серьезным, как никогда раньше, — но прошу тебя, ради меня, ради этой волшебной ночи, не убивай отца.
Сергей горько ухмыльнулся:
— Это будет первый раз в моей жизни, когда я не сдержу своего слова.
Девушка с благодарностью поцеловала его.
Подумав секунду, Сергей неожиданно сказал:
— Выходи за меня замуж.
Фраза прозвучала совершенно нелогично, нелепо: ведь они еще не были знакомы и дня! Но ни Сергей, ни Вика не думали об этом…
— Давай спать, завтра предстоит тяжелый день, — ушла от ответа Вика.
— Я мог предположить, что когда впервые в своей жизни сделаю девушке предложение, то получу отказ, — грустно промолвил Сергей, — но неопределенности не ожидал. Скажи хоть что-нибудь.
Вика смешно сморщив лицо и, уткнувшись в его широкую грудь, тихо прошептала:
— Согласна.
В криминальных кругах на Украине, за развитием ситуации в которых столь пристально следил Мирзоев из Берлина, большим авторитетом пользовался еще один человек — правда, в отличие от Лысого, он жил гораздо южнее Киева, в Ялте.
Михаил Яковлевич Гросич, более известный под кличкой Тягун, проводил большую часть года на Южном Берегу Крыма в недавно построенной даче, окруженной с трех сторон виноградником. Лишь на зиму уезжал с семьей в свою симферопольскую квартиру. Здесь же круглосуточно находились три человека, выполнявшие роль его личной охраны, которые занимали помещение летней кухни. По обнесенному глухим забором двору бегали два здоровенных ротвейлера.
Гросич был очень уважаемым в преступном мире авторитетом, держащим под контролем Крым.
Кличка Тягун прочно закрепилась за ним после двух продолжительных сроков отсидки в лагерях.
Тягун имел очень мобильную «бригаду» молодых бандитов, правда, не из тех, кого принято именовать «отморозками», а нормальных пацанов, при понятиях. Эта бригада и делала «крышу» многим крымским бизнесменам, в том числе и Абраму Рудковскому, акционеру-пайщику вновь создаваемого симферопольского коммерческого банка «Открытый кредит».
А Рудковский так же, как и Луценко, попал в прискорбный реестр людей Мирзоева…
Михаил Яковлевич Гросич вставал рано и подолгу возился со своими псами. Те, завидя хозяина, радостно бросались к нему, пытаясь в мощном прыжке дотянуться языком до лица старика.
Один из телохранителей Тягуна, невзрачный на вид молодой человек лет двадцати пяти по прозвищу Хитрый, каждое утро с улыбкой наблюдал эту картину.
— И охота тебе, Миша, их баловать, — сказал он как-то старику, обращаясь к нему на «ты» по давно заведенной лагерной привычке. — Проку от них никакого, только жрут, да срут, и лают, как сумашедшие.
— Не скажи, Хитрый, — запротестовал Михаил Яковлевич, поглаживая собак, — они понадежнее многих людей будут.
— Ну это уж точно, — согласился охранник, — предательства они не допустят.
— Не зря же кто-то сказал, чем больше смотришь на людей, тем больше нравятся собаки, — вспомнил старик расхожую поговорку. — Гляди, Витек, они правильной жизнью живут, у них понятия сродни нашим. Сильный слабого всегда ставит на место.
Над Ялтой, над горами, покрытыми темно-зеленым лесом, раскинулось прозрачное голубое небо.
Отсюда, с горы, было видно море с микроскопическим пароходиком на горизонте. Все это вместе взятое — роскошная крымская природа, свежее утро, близость любимых псов — настраивало Тягуна на благодушный лад.
— Собаки собаками, а люди людьми, — пожал плечами Хитрый.
Тягун согласился:
— И то верно.
Их разговор был прерван звуком автомобильного сигнала, раздавшегося за воротами дома.
— Кого это несет спозаранку? — удивился охранник и направился к калитке узнать, в чем дело.
На дороге стояла «девятка» серебристо-стального цвета, в ней сидели Бердан и Кислый.
— Впусти, — распорядился старик.
Когда машина ловко вписалась в открытые ворота и въехала во двор, из нее вышли двое парней, как две капли воды похожих друг на друга, оба высокие, оба с коротким ежиком светлых волос на голове.
Тот, что сидел за рулем, протягивая Тягуну руку, сказал низким голосом:
— Привет, Миша, извини, что так рано, но у нас случилась беда.
— Что стряслось? — спросил Тягун. — Амнистию объявили или главный мусор скурвился? Не тяни, Бердан, рассказывай.
— Абрама Рудковского замочили, — ответил парень, — прямо у него в офисе. Лицо ножом изуродовали, отрубили два пальца на руке.
— Кто, не знаешь? — допытывался авторитет.
— Пока не знаем, но уборщица, которая работала в фирме, говорит, что заметила трех мужиков на белых «Жигулях». С ее слов, похоже, черные. Она в это время в своей каморке сидела. Это ее и спасло.
Кроме Абрама и старухи, в офисе никого не было, — подробно изложил Бердан детали происшествия.
Наступила пауза.
Трое парней, глядя на задумавшегося пахана, не решались нарушить молчание.
— Какие дела были у Абрашки с нацменами? — наконец задал вопрос старик, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Егорыч плотняком нависал на Рудковского, был в курсе всех его дел, может, он что вспомнит, — сказал Бердан, кивнув на своего брата-близнеца.
Егор, он же Кислый, оправдывая свое прозвище, скривился:
— Всех дел жида не знал и Господь Бог, но насколько мне известно, он горцев опасался. И не в его характере наживать себе смертельных врагов.
— Хитрый, — попросил Тягун своего охранника, — позвони Василию, пусть соберет старших.
Сходняк назначишь на сегодняшний вечер.
— Заметано, — ответил тот и направился в дом выполнять задание.
Всю дорогу, пока они вместе с Викой ехали в машине, а затем поднимались по лестнице ее дома, Никитин пытался представить себе предстоящую встречу с ее родителями.
У самых дверей квартиры он взял девушку за руку:
— Послушай, маленькая, а может, отложим представление до лучших времен?
— Наш герой испугался, — с иронией произнесла девушка.
— Ладно, не бери в голову. Давай сделаем так, — предложил Сергей, сначала зайдешь ты, сообщишь старикам о нашем решении, а после позовешь меня.
— Идет, — согласилась Вика, — только обещай, что не сбежишь.
— Бля буду, зуб даю, слово пацана, — Сергей продемонстрировал характерный жест, щелкнув большим пальцем правой руки по переднему зубу, а затем быстро проведя им же по горлу.
Вика рассмеялась и, открыв замок своим ключом, вошла в квартиру.
Навстречу ей из комнаты выскочил Луценко с женой и, крепко обняв дочь, запричитал:
— Наконец-то. Мы уж испереживались все, мать обзвонила всех твоих подруг, где ты была?
Освободившись от теплых родительских объятий, Вика сказала:
— Успокойтесь, дорогие мои, и присядьте. Я сейчас сообщу вам потрясную новость.
— Ой, что-то не нравится мне такое начало, — усаживаясь в кресло, с опаской сказала мать.
— Дело в том, что я выхожу замуж, — одним духом выпалила дочь.
Если бы в это время разверзлись небеса и произошло второе пришествие Иисуса Христа, то супруги Луценко удивились бы этому меньше, чем только что услышанной новости.
Собравшись с силами и недоуменно поглядывая на жену, Павел Андреевич спросил дочь:
— И давно ты пришла к этому решению?
— Сегодня ночью, — нисколько не смущаясь, ответила Виктория.
— Что?
На этот раз Вика не решилась повторить свои слова.
— И долго думала? — спросила мать.
— А разве для этого надо думать? Я увидела человека и полюбила его…
— Хм, и кто же наш будущий зять? — в один голос спросили родители.
— Сейчас покажу, — Вика распахнула дверь и бросила на лестничную клетку:
— Сережа, заходи!
Никитин, широко улыбаясь, вошел в квартиру.
На несчастного отца семейства было больно смотреть. Потеряв дар речи, он опустился на ватных ногах в мягкое кресло.
