– Да, ты совершенно прав. Я больше никогда бы не смогла чувствовать себя здесь счастливой после всего, что случилось.

Кэтрин следила за выражением лица мужа. Она сердцем ощущала ту боль, которую испытывал Чарльз.

Наконец он заговорил снова. Голос его был хриплым, но он уже владел собой.

– Мне кажется, что ты ни о чем не жалеешь. Ты скажешь, что ни к чему не принуждаешь меня, что все решаю я сам. Конечно, ты права. Но должен тебе сказать, что мне от этого не легче.

– Мне бы хотелось сказать тебе что-нибудь в утешение.

– Мне бы этого тоже хотелось.

– Однако сделать ничего нельзя. Сейчас я снова пойду к Стивенсону и скажу ему, что мы решили продать Рейлз. Потом придется сообщить грустные новости Дику и Сюзанне.

– Может, лучше мне сначала поговорить с ними? – предложила Кэтрин.

– Да, пожалуй.

Мартин целый месяц путешествовал по Европе. Когда он сошел с поезда в Чардуэлле, то сразу заметил доску объявлений. В одном объявлялось о продаже Хайнолт-Милл, другое сообщало о продаже поместья Ньютон-Рейлз. И то и другое продавалось с аукциона, но можно было также заранее договориться о продаже с хозяином.

Мартин нанял коляску, но отправился домой не сразу. Вместо этого он поехал в город к Сэмсону Годвину, бывшему своему опекуну, который до сих пор оставался его адвокатом и близким другом.

На следующее утро в одиннадцать часов Алек Стивенсон появился в Рейлз в кабинете Чарльза, который писал письма. По просьбе Стивенсона послали за Кэтрин. Когда она пришла, Стивенсон объяснил причину своего визита.

– Я просил вас, миссис Ярт, присутствовать при нашем разговоре, потому что это касается вас обоих. Ко мне обратился один джентльмен с предложением купить Хайнолт-Милл со всем оборудованием по личной договоренности. Потом он бы хотел сдать фабрику вам в аренду на три года, чтобы вы могли снова начать работать и пытаться продавать вашу продукцию.

Ярт нахмурился и потом резко сказал:

– Кто бы ни был этот человек, он весьма добр. Но если он знает, как обстоят мои дела, а он это, видимо, знает, то он должен понимать, что у меня нет денег, чтобы продолжать работу, и более того, у меня нет надежды, что я смогу их достать в ближайшее время.

– Этот джентльмен знаком с положением дел, и он желает дать вам в долг сумму в две тысячи фунтов. Эту сумму вы ему выплатите, когда ваши дела поправятся.

– Кто же этот джентльмен? – отрывисто спросил Ярт.

– Прежде чем я отвечу на этот вопрос, я должен сообщить вам, что этот же джентльмен желает купить Рейлз. Он предлагает двадцать тысяч фунтов за поместье.

Пятнадцать тысяч за землю и пять тысяч за дом. Ему также хотелось бы купить и ту вашу обстановку, с которой вы пожелаете расстаться. Чарльз и Кэтрин молчали.

– Это весьма щедрое предложение, – подытожил Стивенсон.

– Не могу понять, в чем тут дело, – сказал Чарльз. – Предложенная сумма гораздо выше того, на что мы рассчитывали. Я даже думаю, что возможно вы ошибались и в остальных расчетах. Если этот анонимный покупатель хочет заплатить нам столько, может другие предложат еще больше? Мне кажется, что этому джентльмену стоит попытать своего счастья на аукционе наравне с остальными. Может Хайнолт вместе с оборудованием и тканями, находящимися на складе, принесет нам сумму, достаточную для оплаты всех долгов, а что-то может быть останется нам и на жизнь? Ведь на самом деле фабрика стоит гораздо дороже.

– Это настолько невероятное предположение, что его не стоит даже обсуждать. Сейчас такой спад, что недвижимость покупают только по бросовым ценам. Чарльз, вы это знаете так же хорошо, как и я. Если Ньютон-Рейлз будет выставлен на аукцион, тот же самый покупатель получит его всего лишь за восемь или девять тысяч.

– Он что, не знает об этом?

– Конечно знает. Он не глупец. Он предложил более высокую цену, зная, что ваши кредиторы будут этому рады, и вам не придется переносить унижение публичного аукциона.

– Мое мнение имеет какое-нибудь значение? – спросил Чарльз.

– Что касается фабрики – да. Потому что он ее покупает только в том случае, если вы пожелаете взять ее у него в аренду. В противном случае она его не интересует. Что же касается поместья, то ваше мнение и мнение миссис Ярт станет известно кредиторам, и я уверен, что они примут его во внимание. Но, как я уже говорил, они, видимо, предпочтут, чтобы вы продали его, потому что иначе они потеряют деньги.

– Другими словами, вы хотите сказать, что наше обсуждение было простой формальностью.

– Формальности тоже следует выполнять.

– И как же зовут этого милейшего джентльмена?

– Мистер Мартин Кокс.

Ярт не поморщился, но смог заговорить только спустя некоторое время.

– Кокс предложил купить Хайнолт-Милл и одолжить мне две тысячи, чтобы я арендовал у него фабрику? Интересно, почему?

– Он сочувствует и хорошо относится к миссис Ярт.

– Ах вот оно что! Понятно. По-видимому, старые привычки умирают с трудом. По-моему, старик Руфус Кокс был ростовщиком. Наверное, сын следует примеру отца. В отношении его предложения купить Хайнолт-Милл, ответ – нет! У меня нет желания продаваться в рабство мистеру Мартину Коксу или кому-либо другому. Что же касается Рейлз, я должен сначала обсудить предложение с моей женой. Хотя я понимаю, что это пустая формальность, но тем не менее… К концу дня я сообщу вам наше решение.

– Мартин Кокс! – воскликнул Чарльз, когда они остались одни с Кэтрин. – Как странно, что сын каменщика постоянно вмешивается в нашу жизнь!

– Да, – ответила Кэтрин, рассеянно глядя на него. Потом она добавила: – В этом нет ничего странного. Несмотря на то, что ты о нем думаешь, наша семья всегда считала его другом.

– Признаюсь, я никогда не понимал, почему вы так высоко цените его. Я его всегда считал нахалом, который хитростью пробрался к вам в дом и очаровал всех, особенно твою сестру Джинни.

– Нет, Чарльз, все было совсем не так. Папа был должен деньги Руфусу, и тот дал ему отсрочку. За это Мартин приходил к нам учиться. А потом уж мы стали друзьями.

– Как бы там ни было, вы были добры к нему, и в благодарность за это он хочет выжить тебя из твоего дома!

– Ты совершенно нелогичен. Мы продаем дом. Мартин желает его купить. Мистер Стивенсон считает, что он предложил высокую цену.

– Может, она и высокая, но от нее получат пользу только мои кредиторы.

Кэтрин молчала. Чарльз, увидев выражение ее лица, покраснел от стыда.

– Я знаю! Знаю! Мне не следовало говорить подобные вещи! Но я сейчас себя так паршиво чувствую, что не могу быть благодарным и вообще ясно мыслить. Мне не нравится, когда меня жалеют. Мне не нужно, чтобы меня опекал мистер Кокс. Наверное, я со временем смогу к этому привыкнуть, но пока это не так, я тебя прошу мириться с моими резкостями. Что касается предложения Кокса, я понимаю, что ты бы хотела, чтобы я его принял.

– Да, ты прав. Мартин не ошибся, мне хотелось бы избежать продажи нашего дома с аукциона.

– Тебе не обязательно там присутствовать. Мы к тому времени уже можем уехать отсюда. Но я понимаю твои чувства. Только представить себе, что здесь может происходить аукцион… Люди бродят по нашему дому… заглядывают в каждый шкаф и комод, трогают наши любимые вещи… Если мы продадим дом Мартину Коксу, нам не придется переживать этого. Мне, наверно, нужно быть ему благодарным, но сейчас я чувствую только одно: Боже, как я мог допустить, чтобы ты очутилась в таком положении! Я просто не могу пережить этого!

В его голосе слышалось отчаяние.

У Чарльза исказилось лицо, он сжал кулаки и, вскочив с кресла, встал у незажженного очага.

– Когда я вспоминаю о своих планах, о том, что я хотел сделать… Мне так хотелось стать достойным тебя! Стать человеком, которым бы гордилась ты и наши дети. Я надеялся сделать карьеру, работать в Парламенте. Почему мне так не повезло, почему все мои планы и надежды рассыпались в прах? Я потерял не только фабрику, но и твой любимый дом, принадлежавший вашей семье с давних пор. Я никогда не прощу себе этого. Никогда, никогда! Я сам пал и потащил тебя за собой. Я – банкрот, бедняк и проигравший человек!