– Хорошо, присылай его в понедельник в половине девятого, ну а там мы посмотрим. Я сообщу об этом детям и объясню Кэт, чего ты хочешь для Мартина. Она и сама потом поймет, что ему нужно, в этом я уверен, и она сделает для него все возможное, как для брата и сестры, можешь не сомневаться.

– Я убежден в этом, сэр. Я знаю, что она так и сделает. – Руфус приподнял края своей шляпы. – И Мартин сделает для нее все возможное. Итак, в половине девятого в понедельник. Он будет здесь, сэр, и точка!

– Это правильно, Кокс. Тогда все решено. – И Тэррэнт отвернулся, вежливо кивнув на прощание.

Улыбаясь тому, как Руфус окольным путем заключил с ним сделку, он вошел в дом с черного хода и поднялся наверх в классную комнату, зная, что застанет там своих детей за чаем. У него уже вошло в привычку присоединяться к ним два или три раза в неделю, болтать об их занятиях и выпивать с ними чашку чаю. Сегодня, правда, он торопился, потому что у него была назначена встреча, и хотя выпил чаю, но сделал это быстро, на ходу, сразу же объяснив причину своего появления.

– Кэт, у тебя теперь будет новый ученик. Сын Руфуса Кокса, Мартин. Кажется, Руфус хочет, чтобы Мартин получил воспитание. Я думаю, что ты справишься с этим. Надеюсь, у тебя нет возражений?

– Думаю, что нет, – ответила Кэтрин. – Когда он придет?

– В половине девятого в понедельник, а в дальнейшем ты все решишь сама.

– А чему я должна буду научить его?

– Ну, Руфус говорил очень неопределенно, но я думаю, он хочет, чтобы Мартину был придан некоторый глянец. Боюсь, что это может оказаться невыполнимой задачей, но, по крайней мере, мальчик достаточно смышленый. И мне кажется, ему стоит помочь.

– Да, конечно. Я разговаривала с ним несколько раз, и мне тоже кажется, что он очень понятливый.

– Превосходно! Превосходно! – сказал Тэррэнт. Он допил чай и поставил чашку с блюдцем на поднос. – Я знал, что могу на тебя положиться.

Джинни, которая до сих пор молча слушала, теперь заговорила с некоторым высокомерием.

– Ты не спрашиваешь меня или Хью, папа, не против ли мы, чтобы здесь был Мартин Кокс.

– Если ты хочешь сделать приятное своему отцу, моя девочка, то ты не будешь против. Работа, которую для нас сделал Руфус, стоит больших денег, а он был настолько любезен, что согласился ждать сколько угодно, чтобы я смог расплатиться. Хороший поступок заслуживает в ответ того же, а хорошим поступком с нашей стороны будет помощь Мартину.

– Он явится сюда в своем фартуке, папа, который весь покрыт пылью и пропах потом?

– В чем бы он ни пришел, – ответил Тэррэнт, – пожалуйста, будь вежлива с ним.

– Вопрос в том, – возразила Джинни, – будет ли он вежлив с нами?

– Я всегда находил его очень вежливым.

– Я тоже, – поддержала отца Кэтрин.

– Ну, я никогда не разговаривала с ним, – ответила Джинни.

Хью слегка фыркнул:

– Хотя ты и не разговаривала с ним, моя дорогая, ты часто находила причину, чтобы прогуляться по саду именно в том месте, где находился он. И ты всегда делала это так, чтобы он тебя заметил в твоем пышном наряде.

– Это неправда! – воскликнула Джинни. – Я просто ходила смотреть, как продвигается работа.

– Как, Джинни кокетничает, – спросил Тэррэнт, – хотя ей лишь недавно исполнилось пятнадцать?

Но его удивление было притворным, потому что он знал, что его младшая дочь искала и добивалась восхищения с того момента, когда только начала говорить.

– Боже, помоги молодым людям в ближайшие несколько лет! – продолжал он. – Между ними будут сплошные ссоры, пока эта девочка не повзрослеет. И все начнется, похоже, с Мартина Кокса.

– Бедняжка! – пренебрежительно сказала Джинни. – Сын каменщика? Что он мне?

– Сын каменщика или нет, он достаточно симпатичный молодой человек. – И, повернувшись к своей старшей дочери, Тэррэнт сказал: – Кэт, твоей обязанностью будет защищать Мартина от Джинни.

Кэтрин просто улыбнулась на это, а Хью заговорил в ответ:

– Мы проследим за этим, папа, но, хотя я и знаю его совсем немного, мне кажется, что он прекрасно сможет постоять за себя сам.

– И это хорошо, – сказал Тэррэнт. – Ну, а теперь мне действительно нужно идти.

Как только за ним закрылась дверь, Джинни опять прорвало:

– Очень мило со стороны нашего отца приводить в дом всяких неотесанных парней, но ведь общаться с ними придется нам…

– Всего одного неотесанного парня, если уж ты употребляешь это слово, – сказала Кэтрин.

– И как ты собираешься учить эту деревенщину, ведь он так отстал от нас?

– У меня будет время решить это до его прихода.

В конюшне Руфус закончил прибираться и теперь с нетерпением ждал возвращения сына с лошадью и телегой. Когда тот, наконец, появился, Руфус подошел, взял лошадь под уздцы и осторожно развернул так, чтобы телега оказалась около верстака.

– Что задержало тебя так долго? Я думаю, сплетничал со своей сестрой?

– Сломалась одна из печей для обжига извести. Обвалилась часть трубы. Пришлось чинить ее.

– Теперь все в порядке?

– Надеюсь, что да.

– Что значит, что ты надеешься?

– Я хочу сказать, что все в порядке. Она работает.

– Хм! – произнес Руфус, метнув на него острый взгляд. – Ну, а теперь помоги-ка мне поднять верстак, нечего заниматься пустой болтовней.

Вместе они аккуратно подняли верхнюю плиту верстака и осторожно положили ее на телегу. Потом погрузили камни поменьше, на которых плита лежала. Руфус положил на телегу сумку с инструментом, взобрался сам и взял поводья. Мартин сел рядом с ним, и они медленно выехали со двора, в последний раз взглянув на конюшню и на каретный сарай, где они столько поработали.

– Теперь все смотрится лучше, чем тогда, когда мы начинали, – сказал Руфус. – И этот новый камень, который мы положили, будет служить намного дольше, чем тот, что мы убрали.

– Да, – согласился Мартин. – Это то, чего я не могу понять, – почему люди, которые владеют таким домом, делают пристройки из плохого камня.

– Эти люди думают, что на этом могут сэкономить, но они не правы, – сказал Руфус. – Нельзя экономить на камне. Это ненадолго. Если это не станет ясно тебе самому, это станет ясно твоему сыну. Дешевое всегда в конце концов обходится дорого, особенно, когда строишь из камня.

Они проехали под аркой и выехали на проселочную дорогу, и Мартин, взглянув на дом, в одном из окон заметил тонкую фигурку в бледно-голубом платье, которая тотчас же отпрянула от окна и отвернулась. Он взглянул на дом лишь мельком, но узнал, кто стоял у окна, по белокурым волосам и по особой манере двигаться. И хотя теперь она была невидима, он чувствовал, что она наблюдает за ним откуда-то, возможно высоко вздернув подбородок, как это делала обычно. Пожалуйста, она может наблюдать за ним, если ей того хочется, но он не позволит ей думать, что его это трогает сколько-нибудь. Он отвернулся, сопротивляясь желанию еще раз взглянуть на окно.

Длинная проселочная дорога из Ньютон-Рейлз спускалась с холма через парк, где, благодаря первому летнему теплу, пышно цвели каштаны. Когда они достигли первого поворота дороги, мальчик позволил себе еще раз обернуться на дом, который был теперь на расстоянии двух сотен ярдов. Он стоял на небольшом возвышении, а за ним поднимался холм. Его серые каменные стены и покрытая лишайником крыша мягко светились в лучах теплого послеполуденного солнца, а многочисленные окна бросали яркие блики благодаря маленьким прямоугольным граням. Около западной веранды распустились бледные цветы глицинии, а одна из стен фронтона была полностью заплетена зеленым плющом. В парке, окружавшем дом, росли экзотические кедр и дикая маслина, а также местные клен, бук, жимолость, сирень и шиповник.

Есть, думал Мартин, прекрасные дома, больше и красивее этого; здесь же, в Южном Костуолдсе, он мог перечислить по меньшей мере с полдюжины таких, но в Ньютон-Рейлз было что-то такое, что затрагивало его душу. Он не мог объяснить, что это было. Не мог объяснить, что он чувствовал. Он лишь знал, что по мере того как телега катится дальше и дом скрывается за деревьями, его охватывает чувство утраты.