Тарвер снял обувь, приоткрыл дверцу шкафа и быстро прошел по ковровой дорожке в коридор. В конце коридора располагалась спальня. Доктор постоял у двери, сосредоточенно прислушиваясь к тишине. Ничего. Брейд наверняка в ванной.

Тавер бесшумно открыл дверь, убедился, что помещение пусто, и направился к ванной комнате. Брейд принимал душ или сидел на унитазе. Доктор предпочел бы первое. Опустив голову, он заметил легкую струйку пара, поднимавшуюся снизу из дверной щели.

Он шагнул к стоявшему слева комоду. В верхнем ящике лежало то же, что и раньше (да здравствует привычка): несколько ампул инсулина и две упаковки со шприцами. Инсулин двух типов – быстродействующий хумулин-Р и препарат суточного действия хумулин-Н.

Расстегнув рюкзак, Тарвер вытащил запечатанный шприц и сорвал с него оболочку. В шприц входило в пять раз больше жидкости, чем в те, которыми пользовался Брейд. Двадцатикратная доза лекарства. Доктор поставил в ряд десять ампул из ящика и до отказа наполнил шприц. Чтобы еще больше запутать след, он набрал инсулин в два шприца Брейда и снял колпачки с игл. Они торчали в его руке, точно зубы механической змеи.

Взявшись за дверную ручку, Тарвер услышал слабый шум воды. Надо поторапливаться. Хоть Брейд и пьян, но если он выйдет, то завяжется борьба. И суицидные наклонности тут ни при чем. Увидев оскал смерти, многие так называемые самоубийцы способны уничтожить десятки человек, лишь бы спасти себя. Элдон повернул ручку и толкнул дверь.

Сдвинувшийся коврик зашуршал по полу. В ванной комнате было просторно, но все заволакивал пар. Наверное, Брейд забыл включить вытяжку. «Вода очень горячая, – подумал Тарвер. – Он так пьян, что ничего не чувствует».

Доктор улыбнулся. Этот сценарий куда лучше, чем его план. Усыпляющий газ мог оставлять следы в тканях, если знать, где искать, и часто вызывал аллергию. А данный способ не требовал риска – лишь железных нервов.

Он положил на умывальник два маленьких шприца и встал слева от двери в душ. За матовым стеклом колыхалось белое дряблое пятно. Элдон услышал несколько судорожных вздохов, потом стон – Брейд мочился или мастурбировал. Через мгновение едкий запах подтвердил его первую догадку. Чтобы испытать отвращение, патологоанатому нужно нечто большее, чем моча в душе, но доктора охватило именно это чувство – не из-за отправления естественной надобности, а из-за жалкой натуры Брейда. Человек решил изменить свою жизнь, но не выдержал последствий. Его логика ставила Элдона в тупик. Почему он сломался? Считал, что убить жену быстро – пара пустяков, а заставить помучиться – смертный грех? Дурацкая непоследовательность, ставшая болезнью целой нации. Решив поскорее со всем покончить, Тарвер просунул два пальца между створками, опустился на колени, открыл дверь и вонзил шприц в набухшую вену на ноге Брейда.

Никакой реакции.

Тарвер выдавил почти все содержимое шприца, когда Брейд пробормотал: «Какого…» Доктор вспомнил, как однажды в детстве его приемный брат воткнул нож в бок коровы. Та сначала тоже никак не отреагировала. Затем отступила на три шага в сторону и оглянулась на них с тупым удивлением. Интересно, Брейд вообще заметил укол? Или просто почувствовал сквозняк?

Да, все дело в сквозняке! Брейд вслепую поводил рукой и попытался задвинуть створку. Одно из двух – либо он страдал от сильной невропатии, либо был мертвецки пьян. Прежде чем дверь закрылась, Тарвер просунул руку за лодыжку Брейда и резко дернул его за ногу. Толстяк мгновенно рухнул на пол, ударившись головой о кафель и, вероятно, сломав себе бедро. Прошла минута, прежде чем он со стоном попытался встать, но левая нога подворачивалась, не выдерживая массы тела.

Тарвер отпрянул от двери душа и присел на тумбочку за перегородкой. Какие бы травмы ни получил Брейд, боль была достаточно сильной, чтобы преодолеть анестезирующее действие алкоголя. Стоны толстяка становились громче, сменившись руганью и криками, которые скоро перешли в панические вопли. Из приоткрытой двери появилась пухлая белая рука, крепко вцепившаяся в край ванны. Элдон даже забеспокоился, что жертва все-таки выберется оттуда, но тут начал действовать инсулин. Толстые пальцы перестали двигаться, крики опять превратились в стоны, а вскоре и вовсе стихли.

Надвигалась кома.

Элдон встал, бросил в душ два неиспользованных шприца и добавил к ним пустые ампулы из ящика. Теперь ему предстояла самая неприятная часть работы. Прежде чем уйти, придется обыскать дом, в том числе компьютеры. Он не мог позволить, чтобы Брейд оставил после себя признание в той или иной форме.

Вернувшись к стойке душа, Тарвер нагнулся и приподнял веко Брейда. Зрачки расширены и неподвижны. Уильям Брейд стремительно превращался в «овощ», если только смерть не перехватила его на полдороге. Элдон подумал, что впервые за много лет лицо толстяка не выражало тревоги. Не будет преувеличением сказать, решил он, направляясь в кабинет Брейда, что совершенный им поступок – акт милосердия.

Аминь.

В Натчесе почти стемнело, но яркие огни превращали стадион в изумрудный остров среди ночного мрака. Крис с тех пор так и не видел Морс, но чувствовал, что она где-то рядом. Он специально отложил свое возвращение домой, надеясь выиграть немного времени, но передышка оказалась недолгой: поболтавшись несколько минут возле ограды, Тора зашагала к нему прямо на трибуны, прихватив с собой две бутылки газировки. Крис занял место на самом верху, чтобы избежать общества назойливых соседей, которые постоянно донимали его историями своих болезней. По дороге Тора здоровалась со всеми пациентами, и они отвечали ей с преувеличенной любезностью людей, чье здоровье зависело от работы ее мужа.

– Что случилось? – произнесла она, опустившись рядом.

– Ничего, – ответил он, глядя прямо перед собой. – Просто не люблю проигрывать.

Тора поставила одну бутылку на сиденье.

– Я думала, серьезное.

– Нет.

Жена подалась вперед и поймала взгляд Криса.

– Мне казалось, перспектива секса заманит тебя домой, – заметила она, понизив голос. – Независимо от результата матча.

Крис посмотрел ей в лицо. Вокруг глаз Торы появились напряженные морщинки.

– Чем ты сегодня занималась? – спросил он.

Она слегка отодвинулась назад.

– Ничего себе смена темы.

Крис пожал плечами.

– Тем же, чем всегда, – усмехнулась Тора, снова повернувшись к полю. – Бегала, плавала, упражнялась в «Мэйнстриме». Потом обедала. Выясняла отношения с застройщиком, покупала вещи для поездки.

У Шепарда чуть не вырвалось: «Как прошел обед?» – но вместо этого он спросил:

– Какие проблемы с застройщиком?

Тора покачала головой, похлопала игроку из команды Святого Стефана, сделавшего дубль.

– Все то же самое. Затягивают сроки, меняют смету. Требуют больше предоплаты.

Крис промолчал.

На следующей подаче Си-Джей, приятель Бена, выбил мяч за пределы поля, обежал все базы и сделал хоумран.

– Пап! – завопил сидевший внизу Бен. – Ты видел? Эй, вы смотрите игру?

– Конечно, видел. Здорово. В следующем году постараюсь поставить тебя и Си-Джея в одну команду.

– Класс!

Бен пожал руку кому-то из товарищей и помчался наверх к Крису. Доктор вздохнул с облегчением. Он не хотел говорить с Торой. Особенно здесь. Впрочем, и дома тоже. Лучше бы она сразу уехала в Дельту.

В присутствии Бена Тора замолчала и стала смотреть на поле. Крис заметил, что Бен почти всегда обращается только к нему. Пока шла игра, Шепард разглядывал трибуны. Он знал тут почти всех. Ничего не поделаешь – провинциальный городок. Некоторые семьи были представлены на стадионе четырьмя поколениями: пока малыши копались в песке возле ограды, их прадедушки восседали рядом в креслах-каталках. Посмотрев на размеченное поле, Крис вдруг заметил, что кто-то машет ему рукой. Шейн Лэнсинг.

Взгляд Криса мгновенно окинул хирурга с ног до головы, взвесив его привлекательную внешность и спортивную фигуру. Он только сейчас обратил внимание, что Лэнсинг чем-то похож на Ларса Райнера, отца Торы. Они различались цветом волос, но в остальном сходство было поразительное. Оба худощавые и мускулистые, надменные и подчас жестокие, прекрасные хирурги с непомерно раздутым самомнением. Разумеется, Ларс Райнер считался врачом экстра-класса, и его высокомерие в какой-то мере было обоснованно. Что до Лэнсинга, то он скорее опытный ремесленник, которого медицина интересует столько же, сколько игра в гольф. Теперь он стоял внизу и смотрел на них с сияющей улыбкой, а Тора махала ему так, будто увидела горячо любимого родственника.