— Приемная господина Мазери, — ответил мне мелодичный голос вышколенной секретарши.

— Добрый день! Моя фамилия Кранц, я владелец крупной торговой компании в Латинской Америке, — бодро начал я, — к тому же я занимаюсь историей американского бизнеса и хотел бы встретиться по этому поводу с уважаемым господином Мазери.

Было слышно, как в голове у секретарши вертятся шестеренки. Очевидно, моя гениальная формула ее запутала, и она сама не поняла, что теперь со мной делать. Впрочем, главного я достиг — пробил ее психологический барьер, и теперь она думала не о том, стоит ли соединять меня со своим шефом, а о том, как меня ему представить.

— Хорошо, я доложу о вас господину Мазери, — сказала она после секундного замешательства.

Я торжествовал: первая победа была одержана. За второй дело тоже не встало: Мазери все-таки согласился побеседовать со мной. Правда, только после некоторых колебаний, но я пустил в ход безотказное оружие, грубую лесть, сообщив ему, что его дедушка Джеймс Болл, по моим данным, был одним из главных действующих лиц в американской экономике тех лет и от него во многом зависело будущее США.

Главное, что мне даже не пришлось врать.

Через две недели я уже сидел в кресле в просторной гостиной дома Мазери и всем своим видом демонстрировал интерес к окружающему меня интерьеру. Только теперь я оценил всю правильность своего хитрого хода: Джеймс Мазери производил впечатление высокомерного, очень высокомерного человека. С простым историком или журналистом он общался бы, как олимпийский бог — с последней инфузорией. То, что я был представителем бизнеса — о, разумеется, не такого большого, как у него! — все-таки несколько приподнимало меня в его глазах и заставляло разговаривать в хоть сколько-то уважительном тоне.

Пересказывать всю нашу беседу на этих страницах, наверное, не имеет ровным счетом никакого смысла. Мазери долго и подробно распространялся о своих собственных достижениях, о достижениях своего отца, и лишь ценой невероятных усилий мне удалось склонить его поговорить о деде. И вот тут-то большому бизнесмену настала пора сесть в глубокую лужу…

— Я хотел бы побеседовать об очень уважаемом мною человеке — вашем дедушке, Джеймсе Болле. Насколько я знаю, он играл очень большую роль в Америке тех лет…

— Да-да, семейный бизнес Боллов весьма способствовал — и способствует до сих пор! — процветанию наших Соединенных Штатов…

— Но ведь ваш дед занимался не только своим бизнесом…

— Разумеется, он держал еще и консалтинговую фирму. Кто знает, сколько современных состояний сколочено благодаря его советам!

— Да, к тому же его деятельность в «Друзьях Германии»… — бросил я свой главный пробный шар. И промазал.

— Деятельность… простите… где? — изумление Мазери было столь неподдельным, что я сразу отбросил всякую мысль об актерской игре.

— «Друзья Германии» — организация, которая в 20-е годы помогала немцам встать на путь рынка и демократии, — умею я врать и не краснеть! — Ваш дедушка играл там важную роль.

— Да? — Мазери улыбнулся радостно и заинтересованно. — Вы открываете мне новую страницу истории моей семьи!

— Не могу поверить, что она была вам неизвестна! — изумился я.

— Увы, это так, — Мазери явно не хотелось признаваться в своем неведении. — Если честно, я вообще довольно мало знаю о своем уважаемом дедушке. Когда он умер, я был еще довольно молод. Мама тоже не рассказывала о нем много, в основном о том, каким он был хорошим отцом и человеком…

— А остались ли после него какие-то документы? — с надеждой спросил я.

— Да, остались, — я почувствовал, что удача совсем близко. Главное теперь — не спугнуть ее. — Там была шкатулка с документами и еще толстая тетрадь. Но… моя мама отдала их дяде.

— Какому дяде? — Теперь настала моя очередь искренне удивляться.

— Своему родному брату…

— Но по моим данным, у Джеймса Болла был только один сын, Гамильтон, трагически погибший в Перл-Харборе…

— Да-да, несчастный дядя Гамильтон… Я много слышал о нем… Нет, это был другой брат моей матери — дядя Вашингтон. У нее были два брата.

— Вы видели его?

— Конечно, когда он приезжал за письмами, а больше… больше никогда. — Мазери усиленно припоминал, наморщив высокий лоб. — Моя мать с ним переписывалась постоянно, но все письма… все письма она уничтожила незадолго до смерти. К тому моменту она не писала уже пятнадцать лет — дядя умер в 83-м. Она ездила на его похороны…

— А вы?

— А я — нет, были неотложные дела, и… — Мазери снова развел руками. Это выглядело так, как будто он сам не понимал, как это вышло, что он не поехал на похороны родного дяди.

— Вы знали еще что-нибудь о Вашингтоне Болле?

— Честно говоря, нет… Я мало интересовался этим… С ним общалась только моя мать…

Я понял, что здесь больше ловить нечего. Побеседовав с Мазери еще пятнадцать минут — скорее из вежливости, чем в надежде что-то узнать, я распрощался, пообещав прислать пару экземпляров своей книги (непременно это сделаю).

Вопрос о неожиданно возникшем неизвестно откуда Вашингтоне занимал меня больше всего. Вернувшись в Аргентину, я первым делом полез в имевшиеся у меня данные. Так и есть — Хелен была единственной наследницей своего отца. Значит, никакого «официального» брата там не существовало. Значит, дочь Болла обманывала своего сына и других домочадцев тоже, выдавая за своего брата совершенно постороннего человека. Кто это был? Ее любовник? Но зачем в таком случае она отдала ему документы отца? Некий член тайной организации, уничтожавшей следы американо-нацистского союза? Но зачем тогда ей понадобилось состоять с ним в многолетней переписке?

Или… или все-таки верно то предположение, которое в свое время мимоходом мелькнуло у меня голове?

Мне удалось отыскать фотографию Гамильтона Болла — молодого тридцатилетнего морского офицера. Сфотографирован он был примерно за год до своей гибели. Сейчас есть компьютерные программы, способные «омолодить» или «состарить» изображенного на фото человека. Например, посмотреть, каким он был в младенчестве и каким будет в старости. Второе интересовало меня сейчас куда больше, чем первое. Я «состарил» Гамильтона до 60-70-летнего возраста и выслал фото Мазери…

Ответ меня почему-то совсем не удивил. Мазери подтвердил: да, этот человек очень похож на дядю Вашингтона. Только вот у дяди был старый шрам на щеке… И поинтересовался — откуда мне удалось достать это фото? Я, честно говоря, уже не помню, что написал в ответном письме. Мне было ясно одно: «дядя Вашингтон» и «дядя Гамильтон» — одно и то же лицо. Но зачем потребовалось инсценировать его гибель? Какую секретную миссию должен был выполнить Болл-младший?

Обо всем этом я мог только догадываться…

Детективная история с Боллами на время прервала мои поиски нацистских богатств. Но не стоит думать, что я забыл о своей главной задаче. В конечном счете мне важно было понять не только откуда взялись, но и куда делись сокровища Третьего рейха.

Когда мы произносим слово «сокровища», мы всегда невольно воображаем не векселя и не чековые книжки, а штабеля золотых слитков и сундуки с бриллиантами. Вообще-то, такие представления больше подходят эпохе флибустьеров.

Современные сокровища — это банковские счета в мозгах компьютеров. И все же золото у нацистов было, и очень много. Куда оно делось после войны, так и осталось загадкой. Ни одной крупицы благородного металла победители не нашли.

Золотой запас Третьего рейха формировался долго и сложно. В 1933 году Гитлеру досталось собственно немецкое золото — несколько сотен тонн. Его хватило в основном на то, чтобы запустить громадную программу вооружения германской армии. Недостаток средств покрывали за счет всевозможных векселей и облигаций. Тем не менее, какое-то количество золотых слитков в подвалах Рейхсбанка — на «черный день» — все-таки лежало.

Ситуация изменилась в 1938 году. Весной нацисты, как я уже писал выше, получили австрийское золото. А осенью начались масштабные гонения на евреев, кульминацией которых стала «хрустальная ночь» — ночь еврейских погромов. По окончании погрома евреев заставили выплатить гигантскую контрибуцию. В подвалы Рейхсбанка перекочевали еще несколько сотен тонн золота.