Сенда медленно опустила руки и удивленно уставилась на девушку.

– Что… ты имеешь в виду?

– Сейчас я вам покажу. – Инга знаком попросила ее подождать и прошла в свою комнату в другом конце квартиры. Ее не было всего полминуты. – Помните те желтые бриллианты, которые вы просили меня вставить в новую оправу? – тихо спросила она, вернувшись.

Сенда затаила дыхание.

– Те самые, которые ты собиралась отнести ювелиру… – Она не закончила и уставилась на Ингу.

– А ювелирная мастерская была закрыта из-за этих беспорядков. Ja. – Инга кивнула, и на лице ее появилась улыбка. Подняв вверх сжатые руки, она протянула их к Сенде. Затем медленно разжала пальцы. В каждой ладони лежали искрящиеся драгоценные камни: брошь в форме подсолнуха, в центре которой сверкал гранат, обрамленный желтыми бриллиантовыми лепестками, и такое же кольцо.

Глубоко вздохнув, Сенда протянула к ним дрожащую руку, желая убедиться, что это не мираж и не галлюцинация.

Бриллианты были холодными… и совершенно реальными.

– Инга… так тебе…

– Они лежали в моей сумочке, а со всеми этими событиями я позабыла вернуть их на место в вашу коробку с драгоценностями. Я вообще только сейчас о них вспомнила.

Сенда закрыла глаза и молча возблагодарила Бога. Брошь и кольцо – это, конечно, не много – особенно по сравнению с теми драгоценностями, которые у нее отобрали. Но все же лучше, чем ничего. Этого хватит на чрезвычайный случай.

– Инга, – с тихим восхищением сказала она, – ты все равно что спасла нам жизнь.

Ситуация в Петрограде продолжала ухудшаться. Толпы людей на улицах становились все многочисленнее и неистовее. Кровопролитие усилилось. Вскоре Сенда поняла, что если они с Ингой и Тамарой не покинут город – а затем и страну, – то, возможно, им никогда не придется увидеть, что жизнь входит в нормальную колею.

– Если мы останемся и с Тамарой что-то случится, я никогда себе этого не прощу, – сказала она Инге.

– Я тоже никогда себе этого не прощу, – ответила Инга.

Они обменялись взглядами. Слова были не нужны. Обе знали, что им необходима помощь Вацлава Данилова – если он еще пользовался каким-то влиянием.

– Нет, все бесполезно! – в отчаянии проговорила усталая и разочарованная Сенда, держа в руке телефонную трубку. Затем она осторожно положила ее на рычаг, хотя у нее возник соблазн бросить на пол это бесполезное изобретение и отшвырнуть подальше, чтобы испытать извращенное удовольствие при виде того, как оно разобьется. Точно так же раньше ей не хотелось убирать фарфоровые осколки восточной вазы, разбросанные на полу в гостиной. Подметая пол, она все спрашивала себя, зачем это делает, но сейчас поняла скрытые мотивы своих странных действий. Привычка к порядку. Даже если оставаться здесь надолго не безопасно, она сама превратится в тех животных, что приходили сюда, если оставит тут эту грязь. Сейчас, более чем когда-либо, она чувствовала, как важно следовать привычному, цивилизованному распорядку повседневной жизни. Не потерять рассудок в этом обезумевшем мире.

Позади себя она услышала шаги Инги и Тамары, выходящих из детской, и обернулась. Инга несла в обеих руках по небольшому коричневому чемодану, обе они были одеты; на шее у каждой висела шаль, которую оставалось лишь завязать, когда они окажутся внизу.

– Вы дозвонились? – тревожно спросила Инга.

– Нет, – скупо ответила Сенда, качая головой. – Связь по-прежнему не работает.

– Ничего удивительного, судя по тому, что творится вокруг. Мир рушится. – Инга помолчала и с тоской добавила: – Это заставляет еще больше ценить то, как мы жили раньше, правда? Хотела бы я знать, будет ли когда-нибудь все по-старому.

– Я бы не стала на это рассчитывать, – с сожалением ответила Сенда.

Инга поставила на пол чемоданы.

– Я упаковала минимум необходимой одежды, как вы и сказали.

Сенда взглянула на чемоданы.

– Хорошо. Но… чемоданы выглядят чересчур новыми, ты так не думаешь? – Она посмотрела на Ингу.

– Это потому, что я берегу свои вещи, – ответила та.

– Я знаю, но весь смысл состоит именно в том, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Думаю, было бы не плохо, если бы они выглядели… ну, немного более неряшливо.

Инга взглянула на Сенду, чтобы убедиться, не шутит ли она. На ее лице появилось страдальческое выражение.

– Ладно, когда мы выйдем на улицу, я немного протащу их по мостовой, чтобы они поистерлись и запачкались.

Сенда кивнула головой.

– Наверное, этого будет достаточно.

– Имейте в виду, мне все это не по нутру. Сенда улыбнулась.

– Мне тоже, Инга, но, чтобы выжить, иногда приходится приспосабливаться к происходящим вокруг переменам.

– И все же очень больно разрушать то немногое, что у нас осталось. Не могу представить, что мы бросим здесь все ваши дорогие вещи. И хорошую одежду. Но больше всего… тяжелее всего мне становится при мысли о тех ценных вещах… – Невнятно закончила она, любовно обводя взглядом салон. – Вы столько работали ради всего этого! – неожиданно выпалила Инга, в ее глазах стояли слезы. – И все ради чего, спрашиваю я вас?

– Я знаю, ради чего, и тебе это тоже известно, – прошептала Сенда, хотя сама тоже начинала задаваться этим вопросом. – Последние несколько лет мы жили очень хорошо.

– Да.

– И даже сейчас все не так плохо, как тебе кажется. Мне не в первый раз приходится начинать с нуля. – Сенда невесело рассмеялась. – Где бы мы ни оказались, обещаю тебе, что ты не успеешь оглянуться, как все уже образуется. Я становлюсь настоящим профессионалом в таких делах. Ладно, пойду-ка я лучше одеваться. Мы и так уже долго собираемся. Чем скорее доберемся до Даниловского дворца, тем лучше.

Инга последовала за ней в прихожую.

– А что, если Даниловы уже уехали? – робко спросила она, снимая с полированной латунной вешалки пальто Сенды. – Или если они не смогут нам помочь?

У Сенды непроизвольно задергалась щека.

– Об этом мы станем беспокоиться, только если это в самом деле случится, – решительно ответила она, но, несмотря на фальшивую ноту оптимизма, прозвучавшего в ее голосе, Инга затронула самое больное место, самое трудное препятствие, которое может возникнуть на их пути.

Вполне возможно, что Даниловы уже отбыли в неизвестном направлении. А если это так, то как ей узнать куда? В России не было уголка, где бы не простирались их владения, так же как нельзя было сосчитать европейские страны, в которых у них были свои дома. Кто им поможет, если Вацлав уже уехал? Где она возьмет деньги на дорогу? Кто еще сможет ей помочь пересечь раздираемые войной границы?

Вздохнув, Сенда надела пальто, которое подала ей Инга. Это была не одна из ее шести бесценных меховых шуб, к которым она так привыкла, а толстое шерстяное пальто угольно-серого цвета. Но Сенда утешала себя тем, что подстежка из овечьей шерсти не даст ей замерзнуть. И все же она ничего не смогла поделать с горькой мыслью, непроизвольно возникшей в ее голове: кому теперь достанутся ее, таким трудом заработанные манто? Кто станет кутаться в их дорогой пышный мех? Кто-то, кто, без сомнения, никогда не оценит их; кто-то, кто позволит моли пировать на их вышитой вручную подкладке, кто будет волочить изумительно подобранные шкурки по грязи, а может быть, просто изорвет и испачкает их.

Сенда обернулась к зеркалу, чтобы проверить, как она выглядит, – еще одно ненужное действие, порожденное привычкой. Даже в шерстяном пальто она смотрелась слишком респектабельно и элегантно для такого смутного времени. Растрепав кончиками пальцев свои прекрасно уложенные медные волосы, чтобы они казались спутанными, она подумала, что пальто, так же как и два чемодана, следовало бы немного испачкать. Оно было слишком новым и красивым, несмотря на простой покрой.

– Принеси ножницы, – попросила она Ингу.

Инга торопливо пошла к столику со швейными принадлежностями, и, когда возвратилась, Сенда повернулась к ней спиной.