— Пусть ваше величество простит меня, но я страдаю от слабости, свойственной многим людям. Я никогда не называю свой возраст, поскольку это приносит несчастье.

— Что касается меня, то королевский альманах не оставляет мне никаких иллюзий. До свидания, сударь, вам сообщат волю короля.

Это означало конец аудиенции. Александр поклонился и вышел, вслед за ним графиня д'Адемар. Вернувшись в Париж, Александр вздохнул.

— Здесь я попрощаюсь с вами, мадам.

— Почему? Разве вы не останетесь на ужин?

— Сожалею. Судя по нашему разговору с королевой, она не услышала то, о чем я ее предупреждал. Когда она расскажет о нашей встрече королю, он все передаст Морпа, а тот тайным приказом отправит меня в Бастилию.

— А вам-то что? Вы просочитесь оттуда через замочную скважину!

— Некоторые из них слишком узки. Прощайте, мадам.

— Но если король все-таки призовет вас?

— Я вернусь.

— Как вы об этом узнаете?

— Узнаю, не беспокойтесь.

— И я буду скомпрометирована.

— События не оставят вам времени на это.

Меньше чем через месяц народ взял Бастилию.

А ровно два года спустя король и королева были арестованы в Варенне.

1789 год решительно был годом мщения: прежде чем покинуть Париж, Александр узнал, что Калиостро арестован инквизицией и брошен в застенки замка Сан-Лео. Ему вспомнилось предсказание графа де Сен-Жермена о дате падения сицилийца.

Загадка графа де Сен-Жермена, которому посвящены эти страницы, исключительна в двух отношениях: сама по себе и своей судьбой.

На протяжении двух веков многие труды и бесчисленные статьи, некоторые из которых заслуживают внимания, пытались описать человека, о котором известны лишь самые поверхностные, самые «занятные» сведения — если использовать расхожее выражение. Я ознакомился с ними, но они мало мне пригодились. В самом деле, вместо того чтобы прояснить загадку, они, казалось, наоборот, еще больше запутывали ее.

Этот парадокс объясняется без труда: приведенные в них факты бросают вызов здравому смыслу и психологии, а собранные воедино, они порождают несуразный исторический объект, сравнимый лишь с допотопными скелетами из зоологического музея, глядя на которые в конце концов начинаешь недоумевать, как могли существовать подобные монстры. Это известный эффект «объективности»: безупречная, когда располагает достаточными элементами, она при их недостатке подчас фабрикует химеры. Так, например, несмотря на прошедшие века и горы написанных книг, историки и публика по-прежнему задаются вопросом: кто же такие были Александр Великий или Чингисхан? По этой же причине выдающиеся личности плодят добрую дюжину исследований или легенд в столетие.

То же самое и с графом де Сен-Жерменом: нам осталась от него лишь гротескная карикатура, лишенная эмоций, причуд, амбиций, неудач. В итоге кажется, что имеешь дело с героем комиксов, который с трудом помещается в два измерения.

Зачарованные приверженцы Сен-Жермена, весьма многочисленные в нашу эпоху, делают из него этакого супермена, наделенного сверхъестественными способностями, обладателя высших тайн и эликсира бессмертия, вечно юного и бесполого, короче, некий наивный суррогат Иисуса.

Гораздо более многочисленные хулители представляют его как удачливого прохвоста, третьесортного алхимика, мифомана, самозванца, шарлатана, пользовавшегося доверчивостью своего времени (для недалеких умов прошлое всегда населено идиотами и великими героями, это общеизвестно!). И те и другие не слишком убедительны.

В обоих случаях элементарные требования биографии остаются без ответа. Родившийся, согласно консенсусу, около 1710 года и умерший, во всяком случае, в 1784 году, Сен-Жермен прожил лет семьдесят и встречался с немалым числом людей; неужели же он никогда не имел какого-нибудь любовного увлечения? Сексуальной связи? Разочарований?

Похоже, никто из историков, уделивших ему внимание, не задавался вопросом: как мог Людовик XV доверить политическую миссию первейшей важности человеку, которого они представляют столь пустым и нелепым? Как мог Алексей Орлов, фаворит Екатерины II и один из тех, кто привел ее к власти, с восторгом встречать Сен-Жермена, величая его графом Салтыковым и генералом русской армии, вручив ему соответствующие регалии и грамоту, подписанную императрицей? Или как Сен-Жермен снискал дружбу маршала де Бель-Иля, одного из самых блестящих полководцев XVIII века, и дружбу князя Фердинанда фон Лобковица, другого заслуженного военачальника и первого министра императрицы Марии-Терезии Австрийской, или как он сподобился милости быть лично принятым самим Фридрихом II Прусским? Немало авантюристов мечтало бы о такой удаче.

Иначе приходится допустить, что монархи того времени были сущими простофилями. Однако Калиостро, с которым Сен-Жермена часто сравнивают и с которым он встречался, был в итоге разоблачен и провел остаток жизни в тюрьме. Немало других авантюристов и мошенников кончило не лучше, Теодор фон Нейхоф, например, король Корсики на один год, пустился в бега и умер в нищете.

Историки единодушно сбрасывают Сен-Жермена в клоаку малой истории. Для них этот человек всего лишь забавлял нескольких европейских монархов выдумками о превращении свинца в золото и об эликсире вечной молодости.

Вот почему я и попытался восстановить картину с помощью исторического романа; эта форма позволяет заполнить пустоты и удовлетворить основное требование биографии, которая нуждается в психологической связности. Ибо вопреки досадному предрассудку подобный способ воссоздания действительности говорит о ней подчас внятнее, чем аналитическое выстраивание установленных фактов.

Он отнюдь не освобождает от добросовестности — надеюсь, что вполне засвидетельствовал ее на этих страницах. Ведь я также опирался на факты и исторические документы.

Полагаю, что будет уместно коснуться здесь некоторых аспектов, которые я не мог подробно осветить в романе, поскольку они относятся к самому исследованию. Они позволят судить, в какой мере романический вымысел основывается на добытых фактах, вероятных или проверенных. А заодно станут свидетельством кропотливых трудов дерзкого автора, попытавшегося развеять мифы и выдумки.

Загадка Сен-Жермена необычна сама по себе, потому что ни один исторический персонаж так не запутывал свои следы и почти с неслыханной неосторожностью менял личины, которых за ним числят по меньшей мере девятнадцать.

Маркиз де Монферрат, граф Белламаре, граф Эймар или д'Эймар (в Венеции); кавалер Шенинг (в Пизе); кавалер Вельдон (в Милане и Лейпциге); граф Салтыков (в Генуе и Ливорно); граф Цароги (в Швальбахе и Трисдорфе); князь или граф Ракоци (в Нюрнберге и Дрездене); принц д'Э (в Голландии); господин де Зюрмон (в Брюсселе); мальтийский рыцарь граф Гомпеш, граф Салтыков (в России; по крайней мере так его величал Алексей Орлов, один из фаворитов Екатерины II); граф де Кабале и, наконец, — граф де Сен-Жермен и Вельдона (в Лондоне и Париже) — фиктивный титул, который в сокращенном виде окончательно прилипнет к нему. Пикантный парадокс состоит в том, что это самый наглый из всех, поскольку в то время жил и здравствовал знаменитый представитель этой фамилии — генерал Клод-Луи де Сен-Жермен (1707–1778), маршал Франции и военный министр при Людовике XVI (был назначен в 1776 году).

Позже мы увидим смысл этого беспрестанного маскарада.

Однако имена и звания Сен-Жермена отнюдь не всегда были взяты с потолка, как может показаться, и об этом свидетельствует следующий эпизод: по сообщению одного немецкого хроникера,[54] где-то между весной 1774 и зимой 1776 года маркграф Бранденбург-Анспахский, любопытствовавший познакомиться с Сен-Жерменом, который гостил тогда в Швальбахе, пригласил его к себе в замок Трисдорф. Сен-Жермен, именовавший себя тогда графом Цароги, согласился, но при условии, что ему позволят проводить время по-своему. Однажды он показал маркграфу письмо от Алексея Орлова с приглашением навестить его в Нюрнберге, где тот оказался проездом на обратном пути из Италии.