— Иоахимштальская земля, — пояснил Войцек со вздохом.

Себастьян не знал, что это за земля, но заподозрил, что именно ею набита сумка пассажира.

— Не слыхали про нее? — удивился Войцек. — Хотя вы ведь, похоже, в отменном здравии. Ее применяют в лечебных целях. Средство просто чудодейственное, но, увы, для других, не для меня.

— Чем же она чудесна?

— Припарки из нее излечивают чахоточных. Порой даже совершенно безнадежных.

Себастьян удивился:

— Может, она содержит серу?

— Не знаю. Но, похоже, она идет во благо только больным, потому что мне она сожгла руки и тело. Я уже не первый год с ней вожусь.

— В самом деле, — заметил Себастьян, — злоупотребление лекарством может оказаться губительным для здорового человека. Но зачем вам постоянно с ней соприкасаться?

— Я добываю ее на своем участке, а потом продаю аптекарям, которые мне ее заказывают. И местным, и в Баварии. Я ее продавал по всем немецким княжествам, вплоть до Дании и Ломбардии. А сейчас собираюсь сделать значительную поставку в Нюрнберг. Но явно взял с собой больше, чем позволяют мои силы.

— Она дорогая? — поинтересовался Себастьян.

— В последние годы цена значительно возросла. Достигает сотни талеров за фунт, то есть девятьсот каратанисов.

Себастьян вскинул брови: это был доход средней буржуазной семьи за полгода.

— Но надобно сказать, — добавил Войцек, — что одного фунта хватает на тридцать припарок.

— Вы единственный разработчик месторождения?

— Пока да. Но предполагаю, что после моей смерти, которая наверняка уже не за горами, все мои залежи захватят родственники или воры.

— Но раз вы, если не ошибаюсь, богаты, то зачем самому перевозить эту землю?

Войцек печально улыбнулся.

— Три поставки, которые я доверил своим приказчикам, по назначению так и не прибыли, а люди исчезли. Две другие прибыли куда надо, я это знаю точно, но эти мошенники, которые только именуются аптекарями, утверждают, что ничего не получили. Я на этом потерял пятнадцать тысяч талеров. Это много.

— Наверное, эту землю вы и везете в дорожной сумке, которую я помог вам донести?

— Да. Там ее тридцать пять фунтов, плюс свинцовый ящик.

— Свинцовый ящик?

— Чтобы она не сжигала руки перевозчикам, не говоря уж о других частях тела. Мы испробовали и более легкие металлы, но по-настоящему защищает только свинец.

Себастьян заявил, что ему любопытно взглянуть на эту таинственную землю.

Всю оставшуюся дорогу Войцек подробно рассказывал о том, как аптекари и врачи применяют иоахимштальскую землю: смешивают ее один к пятидесяти с белой глиной, хорошенько разминают, чтобы получить однородную массу, и делают из нее своего рода корсет, который прикладывают к телу человека, пораженного чахоткой. Через два часа снимают, и чаще всего уже через несколько дней наступает заметное улучшение. Можно из нее делать также пластырь для излечения опухолей. Прикладывают трижды за два часа с интервалом в три дня. И опухоль порой уменьшается наполовину, а то и совершенно исчезает.

На следующей остановке, в Пассау, Войцек попросил грузчика снять сумку и перенести ее в трактир при станции. Когда он открыл ее, Себастьян увидел внутри большой еловый ящик. Войцек с трудом поднял крышку — она тоже была обита свинцом. Ящик заполняла темно-серая, с металлическим отливом земля.

— Смотрите, — сказал Войцек, наполовину откинув крышку.

В полутьме казалось, что земля светится. И при этом излучает какую-то неведомую энергию.

Себастьян задумался. Посмотрел на Войцека, закрывавшего ящик.

— Сударь, — сказал он, — неужели вы и впрямь рассчитываете, при вашей-то изможденности, в одиночку доставить эти тридцать пять фунтов до Нюрнберга?

— Да, а что? — спросил тот, несколько озадаченный.

— А потом еще предпринять нелегкое возвращение?

Войцек захлопал глазами.

— Что бы вы сказали, если бы я купил у вас весь ваш груз, а вы налегке пустились бы в обратный путь?

— Весь груз? Но здесь тридцать пять фунтов!

— Что представляет собой три тысячи пятьсот талеров. Половину я вам оплачиваю звонкой монетой, а другую — векселем, выписанным на один венский банк.

— Но что вы собираетесь с ней делать?

— Я химик. Хочу изучить эту странную землю.

Войцек был в растерянности.

— Вы довольно богаты, — сказал он в конце концов, — если удовлетворяете свое любопытство по такой высокой цене.

— Для моего любопытства средства у меня найдутся. Я — граф фон Вельдона.

— Вы живете в Вене?

— Жил. Мои дела ведут меня дальше.

— Но как же ваш счет в Вене?

Себастьян улыбнулся.

— Сударь, вы получите деньги по этому векселю сразу же по предъявлении. У господ Видерманна и Майера.

— Я знаю этот банк, — пробормотал Войцек, явно колеблясь между относительным риском сделки и немедленным избавлением от своей тяжкой ноши. — Ладно, идет, — решился он наконец.

Сделку заключили тут же, прямо в трактире. Себастьян достал из своего чемодана гербовую бумагу и палочку сургуча, попросил у трактирщика перо и чернила, выписал вексель на предъявителя и запечатал его собственной печатью с инициалами I. М. Удовлетворенный Войцек объявил, что подождет почтовую карету, идущую обратно в Линц, а оттуда доберется до Пильзена. Себастьян же с Джулио продолжили путь, увеличив свой багаж на одно место.

В Нюрнберге граф де Сен-Жермен и Вельдона остановился на несколько дней, пока ему не изготовили менее громоздкую, но тоже обитую свинцом деревянную шкатулку. В нее он поместил около фунта иоахимштальской земли, пересыпая ее черпаком с очень длинной рукояткой, чтобы уберечь себя от испарений этого решительно слишком опасного лекарства. Потом велел навесить замок на большой ящик и оставил его на хранение в подвалах банка, поддерживавшего дела с его собственным.

Наконец он продолжил свое путешествие в Лондон.

В английскую столицу граф де Сен-Жермен и Вельдона прибыл морозным днем 15 ноября 1743 года. Нанял экипаж, чтобы его вместе с продрогшим Джулио доставили по адресу Соломона Бриджмена. Место показалось ему незнакомым, и он решил было, что кучер ошибся, но, приглядевшись получше, узнал подросшие деревья парка, а за ними и сам дом. Больше тринадцати лет прошло с тех пор, как Ян Хендрикс, тогда еще юноша восемнадцати-девятнадцати лет, расстался с Соломоном Бриджменом, отправляясь на Восток. Путешественник с волнением ждал этой встречи, поскольку не раз опасался, что уже никогда не увидит человека, который заменил ему отца и которому он был обязан по меньшей мере своим материальным благополучием.

Бриджмен выглядел чуть бледнее и слабее, чем прежде. Схватив своего гостя за руки, он долго смотрел на него с восхищением и нежностью. И не мог сдержать слез.

— Ян, — прошептал он, — вы как благословение небес перед моим последним путешествием.

— Вы мне кажетесь еще вполне крепким, Соломон, — запротестовал Себастьян. — Так что гоните прочь эти грустные мысли, от них и впрямь недолго заболеть.

— Вы правы, — согласился Бриджмен. — Едва увидев вас, я сразу же почувствовал себя лучше. И горю нетерпением услышать ваши рассказы.

Рассказы заняли три дня.

Услышав о последних событиях в жизни Себастьяна, и в частности о поступлении на российскую службу, Бриджмен сделался задумчив.

— Мой дорогой Ян, — сказал он, по-прежнему называя его этим именем, — вы ставите передо мной немалую проблему. Я с детства знал, что надобно хранить верность стране, которая вас вскормила, даже если об этом и не говорят в таких выражениях. Виселица — наглядный пример тому, что изменников не одобряют. Тем не менее не понимаю, какой стране вы должны быть верны, так что должен сдержать свою первую реакцию. Однако вы мне объявили, что собираетесь шпионить на английской земле в пользу иностранной державы — ведь именно этим вы собираетесь тут заниматься, если уж говорить начистоту. И я опять же должен бы вас разубедить, поскольку вы делаете меня сообщником предприятия, затеянного в интересах чужого государства.