…Я опустила голову. Не знала, как отнестись к словам Захара. Он сидел передо мной такой красивый, с сияющей при свете лампы шапкой кудрявых волос и не сводил с меня глаз. Он любил Беатрисс, он не мог вот так предложить мне переспать с ним, он не такой человек. Значило ли это, что он предлагает мне просто остаться ночевать в его доме, в их с Беатрисс квартире? Но вдруг она вернется, как мне себя вести? Поверит ли Беатрисс в то, что я одна сплю в ее кровати, а в другой комнате расстелен диван для ее мужа…

– Я позвоню сейчас Рожковым, уточню на всякий случай, чтобы ты не волновалась… Но мне правда не хочется тебя отпускать… Знаю, как ты дорожишь вашей дружбой, потому и позвоню…

Он позвонил, и я, находясь рядом с ним, собственными ушами услышала, как Беатрисс отпрашивается у него, говорит, что у одного из мальчиков температура, что Людмила попросила ее помочь ей уложить второго…

– Она почти живет там. Бесплатная нянька. А ведь могла бы сама родить.

– Она не может! – возмутилась я.

– Ты загляни в ее сумку – коробочку там видела?

– Она продолжает их пить?

Вместо ответа он развел руками. Это было для меня открытием.

– Говорю же, она изменяет мне…

– И ты знаешь с кем?

– Догадываюсь.

– И что же?

– Жду развязки…

После звонка Рожковым я должна была успокоиться, но я, напротив, разволновалась еще больше. Мы были словно преступники, любовники, хотя нет, пока еще не любовники, но собирающиеся ими стать, а это было еще острее…

Мы сидели – я на диване, он в кресле напротив – и смотрели друг на друга. На мне было глухое платье, но мне казалось, что я раздета. Захар был в широких домашних серых брюках, тонком черном свитере. Я чувствовала его, понимала, но не знала, как мне теперь себя вести, тем более что я как бы согласилась остаться с ним.

– Ты боишься меня? Чего именно? Того, что может между нами произойти или, наоборот, не произойти? Ты же мастер играть в такие игры…

– Мне и так плохо, – вздохнула я. – Я не собиралась играть в эти игры…

– В прошлый раз ты мне рассказывала, как вы с Марком провели ночь в гостинице…

Я действительно рассказывала ему о нас с Марком, мне просто необходимо было с кем-то поделиться. Нет, не так. Я всегда рассказывала ему о нас с Марком. Потому что больше было некому. Беатрисс и так смеялась над нашими с Марком отношениями. Но не могла же я первая…

– У тебя есть еще мужчина? С которым у тебя нормальные отношения? Я имею в виду обычного партнера.

– Нет, у меня никого нет, кроме Марка.

– Белла, так не бывает…

– Бывает… Я люблю Марка, а он любит меня.

– Предлагаю тебе представить себе, что ты с Марком и что ты первая делаешь шаг… Ну? Мы же давние друзья, никто ничего не узнает… – Его взгляд проник в меня, достал до самого дна и свернулся там в клубок, возбуждая меня.

Я закрыла глаза. Да, я себе могла представить, что я с Марком, потому что и с Захаром мне было так же спокойно и легко, как с ним. Но Захар был мужем Беатрисс, а потому я не могла позволить себе увидеть в нем мужчину. Но теперь Марк был далеко, Беатрисс ставила градусник младенцу, а мы с Захаром находились одни в большой тихой квартире.

– Не можешь? Хорошо, тогда представь себе, что я – Марк и что я первый обнимаю тебя…

Он сел возле моих ног на пол, и я обхватила ладонями его голову. Затем я тоже опустилась на ковер и почувствовала, как Захар целует меня, властно, не как Марк, не так нежно, а грубовато, до боли… Я задыхалась.

Тогда он подхватил меня на руки и отнес в спальню. Пока он стаскивал с меня узкое платье, я не открывала глаз.

Потом я попыталась вырваться, но Захар поймал меня и подмял под себя, придавил бедром; я напряглась вместо того, чтобы расслабиться, и вдруг услышала:

– Помнишь, там, в больнице, на Волге…

Как забыть такое. И как признаться себе, что я хотела тогда быть и с Марком, и с Захаром, что таких мужчин я никогда в жизни не видела и больше не увижу. Разные и похожие, одинаково притягательные… Не попалась ли я тогда в капкан, расставленный мне Беатрисс? Не потому ли я сегодня лежу в постели с Захаром, что он – муж Беатрисс? А то, что имеет к ней отношение, не может оставить меня равнодушной.

– Помню. Ты выбрал Беатрисс…

– Нет, это ты выбрала Марка. Ты глаз с него не спускала.

– Неправда!

Но я не могла сказать ему всей правды. Не могла признаться в том, что хотела бы прожить сразу две жизни – и с Марком, и с ним.

– Правда.

– А ты выбрал Беатрисс!

– Не называй ее так. Она Берта. Моя жена. И я люблю ее… А она меня – нет.

Я закрыла глаза. Сейчас он, прикрыв мое лицо, овладеет Беатрисс… Я не знала, радоваться мне или нет. Видимо, у него с женой разладилась половая жизнь, и он вероломно решил воспользоваться моей нерешительностью и повышенной возбудимостью (три года воздержания!), чтобы получить свое. И я была уже, признаться, готова к тому, чтобы побыть хотя бы немного Беатрисс… Но ничего не случилось. Он оторвался от меня, словно ему только что по телефону сообщили, что я его родная сестра или, хуже того, брат…

Я встала, молча оделась, заказала такси и уехала.

Я вышла из вагона самая последняя – не было сил признаться себе в том, что мне стыдно появиться перед Марком в таком вот постзэковском виде. Я увидела его сквозь грязное оконное стекло много раньше, чем появилась на выходе. Он, не выдержав, сам пошел в вагон. Увидел меня, прижатую к котлу (проводница как раз собиралась выставить меня, последнюю свою пассажирку, вон), кинулся ко мне и обнял. Покрывал короткими поцелуями мое лицо, гладил свободной рукой (во второй он держал букет) мои взъерошенные волосы.

– От тебя остались только глаза, – констатировал он уже в машине, качая головой и, видимо, ужасаясь тому, в каком я виде. – Но главное – тебя оправдали, отпустили.

– А кого вместо меня посадили?

– Да психа одного подозревают, – отмахнулся он, внимательно следя за дорогой. – Надеюсь, ты не против, если мы поедем ко мне? Я был у тебя, прибрался, как мог, чтобы квартира приняла жилой вид, полил, как обычно, цветы…

Он поливал мои растения! Это было так трогательно. Значит, они не умерли…

– Марк, ты прости меня. – Я уже хлюпала носом, и он машинально протянул мне свой совершенно чистый и глаженый клетчатый платок. – Я морочила тебе голову целых три года.

– Нет, это ты прости меня, что вел себя как идиот. Думаешь, я ничего не знал? Знал, конечно, мне и Захар говорил…

– Говорил?

– Я пытал его, еще в самом начале. Пойми, он был моим лучшим другом. Но и ему было трудно понять меня, мою нерешительность…

Он вдруг резко затормозил, повернулся ко мне и, схватив меня за шею, притянул к себе, посмотрел в глаза.

– Если бы ты знала, как я истосковался… Целых три месяца…

– Три года и три месяца. – Я нежно поцеловала его в лоб.

– Не могу наглядеться. – Он снова стал покрывать поцелуями мое лицо. – Оторваться нет сил… Но как же ты изменилась, как похудела, у тебя нездоровый вид… Если ты не против, мы на следующей неделе поедем с тобой на море, ты отдохнешь, наберешься сил…

– Я не против. Поехали…

Машина мчалась по Садовому кольцу, я с новым чувством разглядывала проплывающие мимо меня московские дома, сверкающие на солнце витрины магазинов…

– Что Беатрисс? Как она? Ты виделся с ней?

– Конечно, виделся. Если бы ты только знала, как у меня руки чесались… Вот скажи мне, как могла ты повести себя так… Да и меня, как твоего адвоката, поставила в дурацкое положение. У нас с тобой не было ни одной зацепки, ты выдумала какой-то ночной звонок…

– Марк, мы уже тысячу раз говорили об этом. Ты мне скажи: как случилось, что меня отпустили? Это ты постарался или все-таки нашли настоящего убийцу Захара?

– Белла, на ноже с кровью Захара нет отпечатков твоих пальцев. К тому же неясно, кто позвонил и сообщил об убийстве. Какая-то женщина… Словно тебя подставили. А следователю тогда во что бы то ни стало надо было кого-то посадить, чтобы закрыть дело. Ведь ты знаешь, как это все делается… А Берта что? Она просто испугалась, вот и все. Рожкова подтвердила ее алиби. Берты не было в квартире, когда убивали ее мужа, понимаешь? Вот и все. А ты была.