— О, здравствуйте, — сказал он. — То есть, доброе утро.

Приняв во внимание самый характер темы, слишком священной, чтобы обсуждать ее с кузеном, тем более — с таким кузеном, который, как ему доподлинно известно, выслушав сердечные излияния, дико хохочет, приняв все это во внимание, Фредди так ничего и не рассказал Джорджу о Салли. Очень уж ему не хотелось, чтобы идиллию высмеяли, а внутренний голос подсказывал, что этого во всяком случае не миновать, узнай Джордж о том, что он, Фредди, наконец-то встретил в своей жизни ее. Тесно связанный с последним из Видженов еще с детских лет, Джордж был сполна осведомлен о непродолжительности его увлечений. И — пусть сама Салли об этом никогда и не вспомнит — если уж на то пошло, не кто иной, как Джордж на одной злополучной вечеринке изрек ту самую максиму насчет Пиккадилли и Гайд-парка, которая лишила ее покоя.

Всеми сведениями о Салли Джордж был обязан мистеру Корнелиусу; говоря точнее, он знал, что мисс Йорк сошла с небес и ступила в Вэлли Филдс, имея при себе секретаршу. Весьма миловидная девушка, сказал агент по недвижимости, что Джорджу, нещадно пожиравшему ее очами, казалось неслыханным плоскоумием. С его точки зрения, она была явным лидером в номинации, и он уж представлял себе, как Фредди, едва завидев ее на горизонте, подтянет галстук, стрельнет манжетами и, подобно упомянутому выше коню, издаст голос: «Гу! гу!» при трубном звуке.

— Прошу вас, — возобновил беседу Джордж, — взгляните снисходительно на это беспардонное вторжение. Я тут рядом живу и подумал, что на правах соседа могу заглянуть к вам на часок, посидеть немного…

— Вот как? — и Салли озарилась улыбкой такого калибра, что не будь его сердце одето в броню нерушимой любви к мисс Тиббетт, улыбка эта прошла бы через него как пуля сквозь бланманже. Но поскольку броня была, как всегда, на месте, он лишь слегка качнулся взад-вперед. — А вы — двоюродный брат Фредди, полицейский. Он мне о вас рассказывал.

Проворство родича ввергло Джорджа в благоговейный ужас. Да, ему ли не знать, что, как человек дела, никаких антимоний в отношениях с прекрасным полом Фредди разводить не станет; однако, успев не только познакомиться, но и оказавшись на столь короткой ноге с девицей, которая здесь и суток-то не побыла, он, по мнению Джорджа, превзошел самого себя. Уже, видите ли, «Фредди»! Мастер, иначе не скажешь. Сам он недели через три мог бы узнать фамилию. Ах, что там, у Фредди — талант, а у него — рожки да ножки!..

— Да, действительно, — сказал он. — Прекрасный человек, этот Фредди. Всегда мне напоминает такого, знаете, юношу, который скачет по сцене с ракеткой в начале пьесы и зазывает: «А не покидать ли нам шарик?»

Салли сдвинула брови.

— Ничего подобного. Он совсем другой.

По тому, как твердо это высказано, Джорджу стало ясно, что шутка его плоха. Надо было спешно исправлять ее.

— Да я просто хотел сказать, что он не такой пеликанище, как я. Фредди — птичка юркая, ловкая, если хотите, изящная.

— Тут вы правы.

— Можно сказать, быстрокрылая.

— Да, пожалуй.

— Вот и замечательно, — прохрипел Джордж. — Итак, Фредди у нас быстрокрылый. Теперь, поскольку мне нужно прямо сейчас исчезнуть, чтобы преградить путь местной волне преступлений, нельзя ли минутки на две заглянуть к мисс Лейле Йорк?

— Она еще не вставала, завтракает в постели. Вы хотите ей что-нибудь передать?

Джордж почесал подбородок.

— Ну что ж, можно и так, — сказал он, колеблясь, — но вообще-то я надеялся заявиться к ней лично, чтобы сразить силой обаяния. Дело в том, что я пытаюсь распространять билеты на ежегодный концерт в пользу сиротского приюта, который должен следующим месяцем состояться в нашем клубе на Огилви-стрит, и шансы мои неизмеримо выше, если мне удается лично потеребить будущего зрителя за пуговицу и пропеть ему, — или, в данном случае, ей, — что надо поддержать благотворительную организацию, которая не только заслуживает всяческого уважения сама по себе, но и связана с учреждением, коему он, — вернее, она, — как домохозяйка, первой, судя по всему, категории, испытывает горячую признательность за собственную безопасность и спокойствие родного очага. В сущности, это только вступление. Как будет развиваться тема, вы уже представляете.

— В общем, да. Вы сами все это сочинили?

— Боже упаси! Либретто написано отцами-командирами, а нам приказано знать его наизусть. В эти самые минуты сотни моих коллег в Вэлли Филдс и примыкающих к нему окрестностях излагают его этому почетному сословию.

— Жаль, что каждого не услышишь! А концерт будет хороший?

— Феерический.

— И почем билеты?

— Цены на них колеблются. Так, пятишиллинговый обойдется вам в пять шиллингов, место за полукрону — в полкроны, двухшиллинговый билет будет вам стоить…

— Два шиллинга?

— Поразительно! — воскликнул Джордж, взирая на нее с пущим восторгом, словно немало потрясен таким блистательным сочетанием ума и красоты. — Шиллинг за билет по шиллингу, шестипенсовик — за шестипенсовый. Причем последние я вам категорически не рекомендую, поскольку за такие деньги вам достанутся только стоячие места, а они традиционно заполняются отвергнутой, обездоленной чернью, которая не может позволить себе лишних расходов. Тем временем Салли осенило откровение.

— А ведь вы истинный златоуст, — сказала она.

— Не спорю, — ответил Джордж.

— Говорите вы не хуже Фредди!

— Осмелюсь доложить, лучше. Ну что ж, будьте так добры, доползите до мисс Йорк, попробуйте довести ее до пятишиллинговой кондиции. Столь заметная особа не может занять место дальше третьего ряда.

Салли поднялась наверх. Лейла Йорк попивала чай маленькими глоточками и вид имела довольно пасмурный.

— Мне кажется, кто-то звонил в дверь, — произнесла она.

— Да, пришел один посетитель.

— Корнелиус?

— На этот раз нет. Это двоюродный брат Фредди, Джордж. Полицейский. Продает билеты на концерт в помощь сиротскому приюту.

— Ага, опять поборы?

— По весьма умеренной цене. Вы можете отделаться десяткой. И поддержите заодно благотворительную организацию, которая не только заслуживает всяческого уважения сама по себе…

— Ну-ну, довольно. Посмотрите у меня в сумке. На туалетном столике.

Лейла Йорк, до сих пор отпускавшая вялые реплики, внезапно села в постели и заговорила взволнованным голосом:

— Вы говорите, этот тип — полицейский?

— При полном параде — в шлеме и уставных ботинках. А что?

— Не может ли он просветить нас насчет частного сыска?

— Так вы собираетесь…

— Заняться розысками Джо. Спуститесь к нему и узнайте, кого он готов порекомендовать для такой работы.

Мысль, конечно, была неплохая, но все-таки показалась Салли не вполне блестящей.

— А вы уверены, что частный детектив здесь чем-то поможет? Я знаю, они могут навести справки или как там это называется, но вы-то, по-моему, хотите, чтобы они нашли иголку в стоге сена.

— Знаете, для того и существуют на свете частные сыщики. Пойдите и спросите его. Я должна найти Джо, а сделать это можно только таким образом.

— Наверно, вы правы, — согласилась Салли и вернулась к крыльцу, на котором, похожий на большую, выкрашенную в синее статую, одиноко возвышался Джордж, начисто лишенный предмета для раздумий, если только не предположить, как в сущности и следует, что думал он о мисс Дженнифер Тиббетт. Прикосновение руки и обращение: «Вы слушаете?» — вывело его из комы, и в глазах его полыхнул огонек надежды.

— Что, есть успехи?

— Два по пятерке.

— Вы просто чудо! Наверное, была страшная борьба. Вам не пришлось заламывать ей за спину руки?

— Да нет, она у нас доброхотно дающая.[29] Честное слово, вполне доброхотно. Сейчас, правда, она удручена тем, что потеряла мужа.

Джордж поцокал языком в знак сочувствия.

— Это нехорошо. Любую женщину расстроит. А ведь всем нам когда-то придется уйти. Плоть — как трава,[30] ничего не попишешь.