«Па, тогда я побегу, предупрежу Тома и Джейн!» «Осел! Незачем сеять панику. Пусть себе купаются... на здоровье. Ты предупредишь их, они — еще кого-то, там дойдет до... Жизнь — сложная штука, потому и по силам она только наиболее здоровым, сильным ь перспективным. Молчи громче! Не ты слопаешь — тебя слопают. Думаешь, мне не жалко твоих приятелей? Только ты мне ближе, а всех жалеть я не а состоянии. Если бы правление решило тратить сумдсшедшие деньги на строительство очистных сооружений, себестоимость нашей продукции возросла бы вдвое, а завтра нас пустили бы по мирy конкуренты. Потому что их товар оказался бы дешевле. Понял?» «Понял, па, А только...» «Стоп, молчи, если понял. Потому что и без тебя жить тошно».
Лола открыла глаза, вздохнула. И это она посмела взвалить на свои плечи? Значит, они правы? И смерть для большинства людей а ее времени, в ее стране — благодеяние?
Но, может быть, не они сами, не люди виноваты в этом — в том, что с ними все так нелепо получается, в том, что они такие вот? Может быть, просто таковы законы общественного развития на этом этапе, и они пребывают на одной из низших ступеней этого развития? Может бытв, они способны на большее, на пробуждение?
А как «разбудить» их? И что может она, женщина? Ведь как бы умна и способна она ни была, какими бы потенциями ни обладала, любой мужчина, — пусть даже он будет гораздо ниже ее по своему развитию, душевным силам, устремлениям, — любой станет смотреть на нее сверху вниз только потому, что она — женщина!
Ну уж нет! Нет, тысячу раз нет! Уж в чем-в чем, a тут она сумеет постоять за себя!
Но что же собственно будить-то? Совесть? Этого, пожалуй, маловато: если бы совесть в них действительно спала, они не пытались бы искать оправданий перед самими собой, совершая большие и малые гнусности. Они попросту noctупали бы так., как поступают все дикие звери, удовлетворяя потребности своих банальных инстинктов всeми доступными средствами и не чувствуя лри этом никаких угрызений совести. В том-то, наверное, и кроется одно из самых существенных отличий человека от животного: он рождается с зачатками совести, и только от него самого потом зависит — развивать в себе эту совесть, беречь ее и лелеять, бояться нанести ей малейшую травму, или, наоборот, пренебрегать eю, вытирать о нее ноги, втаптывать в грязь, бежать or нее.. Только разве может человек убежать от самого себя? Так что-»будить», пожалуй, просто нечего. Не «будить» нужно, а как-то позаботиться о том, чтобы люди сумели по-новому взглянуть на жизнь и свое место в ней. А это куда сложнее, чем просто разбудить и сказать: «Смотри!» Ну, допустим, посмотрят. Допустим даже, удивятся и возрадуются своему прозрению. А потом?
Забудут. Легко и просто — если заранее не подготовить почвы для семян, которые гы собираешься бросить.. Но как это, должно быть, трудно! И как было бы славно, если бы все эти невесть откуда свалившиеся заботы оказались только сном... Вот взять сейчас и проснуться! По-настоящему, окончательно...
Она снова прикрыла глаза и постаралась представить себе, как это было бы здорово: вот сейчас, через секунду она проснется, и все, что было, окажется сном...... и проснулась.
Долго лежала е открытыми глазами, боясь пошевелиться, все еще находясь во власти пережитого.
Она слышала, что так бывает: сон про сон и во сне...
Человек просыпается, вернее, ему только кажется, будто он просыпается, а на самом-то деле он все еще спит. Только приснившееся ему пробуждениене что иное, как поднятие занавеса перед другим, третьим, четвертым... снами.
Может быть, и она теперь видит начало второго (или уже третьего?) сна... Ну, это проверить нетрудно. Она закрыла глаза, скосила их в сторону посапывающего тихонько Петра и... ничего не увидела.
Ни лица молодого человека, ни его третьего глаза, была одна только темнота, в которой медленно плыли светлые круги, мелькали одинокие искорки.
Лола быстро встала, подошла к зеркалу — седой пряди тоже как не бывало! Она снова зажмурилась и напрягла зрение, силясь таким образом снова увидеть свое отражение и боясь обнаружить у себя третий глаз, — ничего! И тут ей стало вдруг легко, радостно. Мир сузился, снова сделавшись уютным и понятным, послушным ее воле и желаниям. Смутное беспокойство и неуверенность, порожденные нежданно-негаданно свалившимися знанием и способностями, затаились где-то на самом дне подсознания. И оттуда же, из сокровенных тайников памяти, выплыла когда-то услышанная фраза: «Кто умножает знания, тот умножает скорбь...»
Лола зябко передернула плечами, поежилась. Конечно, куда спокойнее считать всякие высокие материи, обширные знания пьяным бредом взбудораженного воображения. Спокойнее жить «просто так», не помышляя ни о чем, кроме денег, — как заработать их побыстрей и побольше. «Живут же люди»? Значит, так и решим: все это ей просто приснилось. И неудивительно: вчера они основательно перебрали, могла и не такая чертовщина пригрезиться...
Молодая женщина с удовольствием оглядела себя в зеркале, скрестив руки, положила ладони на плечи, с силой провела по высокой груди... Ладони скользнули к гибкой талии, уперлись в крутые бедра...
— Иди ко мне!
Лола вздрогнула, обернулась, встретилась с горящими глазами Петра и счастливо рассмеялась.
Одним прыжком метнулась в его объятия... Петр, словно обезумев, покрывал ее тело жгучими поцелуями, то и дело причиняя сладкую боль своей неловкостью. И вот уже не осталось никаких мыслей, время остановилось, пространство съежилось в точку... Осталось лишь одно неизъяснимое блаженство, которое почему-то плавало в голубом...
Резкий звонок телефона. Чертыхнувшись, Петр взял трубку.
— Что там еще?!
Секунды две-три царило молчание, потом Лола узнала голос Сэма: «Прошу прощения, но мое смутное беспокойство, кажется, оправдывается: ке требуется ли вам моя помощь? За вами кто-то гнался?»
— Подите к дьяволу! — взъярился молодой человек. — Из-за этого вы и решили нас разбудить?
— Не только, — язвительно улыбнулась трубка. — Сегодня ночью наша несравненная Клеопатра с отличным знанием дела увела у меня из-под носа нераспечатанную пачку «Кента». Я никогда не осмелился бы беспокоить вaс в столь ранний час, если бы не моя отвратительная привычка выкуривать натощак одну-две сигареты. Персонал явится только через час, ресторан откроется чeрез два. Так вот, если вы будете настолько любeзны, что позволите мне одолжиться у мисс Брайтон парой сигарет, я...
Лолу подбросила пружина страшной силы. Вырвав у Петра трубку, она крикнула;
— Сэм, вы уверены, что пачка была нераскрытой?
— Абсолютно! А почему это вaс так волнует?
— Нет, ничего. Кажется, я выкурила одну сигарету... Во сне. Сейчас я попрошу Петра, он принесет. Но я, честное слово, никогда не страдала клептоманией.
Она почти вытолкала кое-как одевшегося инженера и, едва дверь за ним закрылась, кинулась на балкон. Ей не пришлось выходить — взгляд сразу же yперся в желтоватый фильтр выкуренной до конца сигареты, лежащей у самых перил.
«Итак, сон продолжается», — подумала Лола, закрывая глаза и прикладывая пальцы к вискам.
— Что случилось, малыш? — обеспокоенно спросил Петр, глядя на Лолу от двери.
— Давай-ка сядем, — попросила Лола. — Нет, не сюда. Садись в это кресло, вот так. А я сяду напротив. Скажи: есть ли какие-то абсолютно надежные критерии для того, чтобы отличить сон от яви?
— Н-ну, говорят, в таких случаях достаточно ущипнуть себя. Если станет больно и не проснешься, значит, не спишь.
— А другие методы существуют?
— Не понимаю...
— Скажем, если закурить сигарету... Понимаешь, я спала и видела сон. Там было много всякой зсячины. И, между прочим, уже под занавес я будто бы взяла сигарету и закурила ее на балконе. Потом, проснувшись, пошла к зеркалу, после чего ты пригласил меня на маленькую оргию... Оказывается, я действительно выкурила сигарету: пачка распечатана, а фильтр валяется на балконе.
— И что же здесь странного? — рассмеялся Петр. — Человек может довольно активно действовать даже в сонном состоянии.
