«Ничего похожего (на стену платформы Наунау) не было обнаружено на островах Полинезии, но такая конструкция типична для мегалитических стен Южной Америки. Ни один полинезийский рыбак был не в состоянии даже представить себе такую стену, не говоря уже о ее строительстве. Она была воздвигнута в ранний период заселения острова, и вдохновителями строительства, вне всякого сомнения, были уроженцы Южной Америки».
Сами платформы часто строились в виде ступенчатых пирамид-, как известно, в Перу и Боливии есть много примеров подобной архитектуры.
Есть и другие, более будничные археологические свидетельства. Согласно Хейердалу, дома с каменными стенами, какие можно видеть на острове Пасхи, неизвестны в Полинезии. Самые крупные строения, описанные европейскими путешественниками, имели длину до 300 футов и напоминали по форме перевернутую лодку. Некоторые большие дома имели сводчатую (ступенчатую) крышу, другие жилища были наполовину подземными. Хейердал убежден в том, что ни один из этих типов строений и методов строительства не встречается в Полинезии, но все они пользовались широким распространением в Южной Америке.
Хейердал признает, что язык жителей острова Пасхи испытал несомненное полинезийское влияние. Нынешний язык островитян принадлежит к полинезийской группе, но мы, разумеется, должны иметь в виду, что из-за культурного влияния более поздних поселенцев и контактов с европейцами неполинезийские слова могли постепенно исчезнуть из первоначального наречия жителей острова. Поэтому Хейердал сосредоточивает внимание на самых ранних свидетельствах, таких, как записи, сделанные членами испанской экспедиции 1770 года. Звучание некоторых слов, записанных испанцами (к примеру, названия чисел от одного до десяти), не похоже на полинезийский или любой из ныне существующих языков Южной Америки. Тем не менее, подчеркивает Хейердал, оригинальное наречие жителей побережий Перу и Эквадора было вытеснено языком кечуа, когда инки покорили эти земли около 1450 года. Некоторые лингвистические параллели все же позволяют предположить связь с языками Южной Америки; например, название kumara для обозначения сладкого картофеля весьма похоже на ситаг, аналогичное по смыслу слово из языка кечуа.
Но самые важные сведения были получены в результате антропологического анализа. Участники норвежской экспедиции 1955 года взяли образцы крови островитян. Сравнение с образцами крови коренных жителей Америки и Полинезии привело к выводу, что остров Пасхи имел тесные связи с Южной Америкой. Дополнительное подтверждение можно найти в работе американского антрополога профессора Джорджа Джилла, который, по словам Хейердала, «обнаружил черты, отклоняющиеся от полинезийской антропологической нормы. К примеру, многие черепа имели челюстные кости, изогнутые в форме «кресла-качалки» - эта черта свойственна туземному населению Америки и нехарактерна для полинезийцев».
Полинезийские корни
Хейердал, безусловно, составил впечатляющий список родственных связей между островом Пасхи и Южной Америкой. Однако каждый из его доводов по отдельности был подвергнут сомнению профессиональными археологами. Критика его взглядов началась уже после экспедиции «Кон-Тики». Хотя Хейердал и его спутники совершили необыкновенный подвиг, требовавший немалого мужества и выносливости, он не мог служить образцом морских путешествий, предпринимаемых древними жителями Южной Америки. «Кон-Тики» был сконструирован по образцу вполне определенного типа морских судов, появившихся после того, как испанцы познакомили аборигенов с преимуществами парусного оснащения в XVI веке. Более того, «Кон-Тики» пришлось выводить на буксире на расстояние 50 миль в открытое море, чтобы избежать сильных прибрежных течений, которые помешали многим более поздним энтузиастам, пытавшимся в подражание Хейердалу совершить путешествие на самодельных судах на север, к Панамскому перешейку, и на запад, к островам Тихого океана. Даже немногочисленные современные путешественники, которым удавалось это сделать, в конце концов достигали Маркизских островов и архипелага Туамоту, а вовсе не острова Пасхи, расположенного за тысячи миль к югу. Но почему тогда на этих островах нет никаких следов южноамериканского влияния?
Реконструкция устной исторической традиции острова Пасхи по версии Хейердала попала под тяжелый огонь критики за явно избирательный подход к материалу. Его оппоненты указывают на мифы, записанные в конце XIX и начале XX века, где властелин-основатель Хоту Матуа прибывает с далекого острова, совершив «странствие в сторону восходящего солнца». Незадолго перед смертью Хоту Матуа посетил западную оконечность острова, чтобы бросить прощальный взгляд в сторону своей родной земли. Это свидетельствует о том, что родиной Хоту Матуа была Полинезия.
В ответ Хейердал заявил, что он опирается на оригинальную устную традицию, которая впоследствии была изменена в угоду предрассудкам более поздних исследователей. Тем не менее трудно поверить, что Кэтлин Рутледж, которая провела полтора года на острове Пасхи во время Первой мировой войны, собирая местные предания, слышала лишь одну «искаженную» версию, согласно которой Хоту Матуа приплыл с запада.
Теорию о двух расах, светлокожей с длинными ушами и темнокожей с короткими ушами, тоже можно рассмотреть в ином свете. Ранние исследователи действительно говорили о белых островитянах, но похожие свидетельства имеются в описаниях многих других полинезийских племен, где есть люди с разным оттенком кожи. Манера художника из экспедиции Лаперуза, наделившего статуи и островитян европейскими чертами, указывает на склонность делать их «белее», чем они были на самом деле. У капитана Кука не было сомнений в общем сходстве жителей островов Тихого океана, когда он писал о том, что жители острова Пасхи и Новой Зеландии принадлежат «к одной нации».
Что касается излюбленного Хейердалом разделения «длинноухих» и «короткоухих» на две отдельные расовые группы, оно опирается на единственное устное предание, записанное в 1911 году. Вполне вероятно, что слушатели находились под воздействием предрассудков о «высшей» и «низшей» расе, в европейском понимании этих терминов. Истории о двух группах островитян вполне могли быть интерпретированы в рамках общественной и классовой теории того времени.
Ботанические аргументы в пользу теории Хейердала, казалось бы, наименее подвержены критике, но при более тщательном рассмотрении они тоже оказываются недостаточно надежными. Огромные пальмы, некогда произраставшие на острове Пасхи, возможно, были такими же, как ныне известные в Чили, а тростник тоторо и лечебное растение таваи явно имеют южноамериканское происхождение. Однако они могли быть занесены на остров Пасхи ветром, океаническими течениями или перелетными птицами. Один или несколько этих природных механизмов определенно принимали участие в появлении гигантской пальмы и тростника тоторо на острове Пасхи. Анализ пыльцы показывает, что оба эти вида существовали там по меньшей мере 30 000 лет - задолго до начала заселения Полинезии. Чтобы объяснить присутствие бутылочной тыквы, нет необходимости прибегать к вмешательству человека, поскольку известно, что она распространяется самостоятельно, дрейфуя по морским волнам между островами, иногда на огромные расстояния.
Таким образом, остается лишь сладкий картофель и посевы маниоки. С маниокой дела обстоят не совсем понятно, так как испанцы, видевшие ее в 1770 году, не были ботаниками, а Иоганн Форстер, ботаник в экспедиции капитана Кука, посетивший остров Пасхи лишь четыре года спустя, ничего не говорит о маниоке. Официальные сведения о ней встречаются лишь с 1911 года, после неоднократных контактов с Южной Америкой. Наилучшим кандидатом на роль импортированной культуры является сладкий картофель, который размножают черенками. Хотя семена редко прорастают, это все же иногда случается, и есть возможность, что птицы перенесли семена картофеля на Маркизские острова, откуда они впоследствии попали на остров Пасхи и другие острова Полинезии.