Здесь был выставлен целый ряд картин с изображением собак. Линн разглядывала высокомерных мопсов, любимцев королевы Виктории, симпатичных сеттеров, распустивших свои гордые хвосты. Но среди них висел портрет совершенно необычайного создания, странным образом похожего на Джульетту.

Ее ноги сами сделали шаг к двери, прежде чем она приняла решение войти, и вот она была уже внутри.

Маленькая, темная женщина, хромая, прошла через весь магазин и взяла Джульетту с витрины.

– Она не старинная. Я поставила ее вместе со старинными, потому что она выглядит как будто она из прошлого века, – сказала она в ответ на вопрос Линн. – В действительности это работа человека, который просто любит рисовать собак.

– Пес замечательный.

Собака, сидящая на пороге, имела то же тревожное выражение, которое обычно появлялось у Джульетты, когда семья уезжала и оставляла ее одну.

– Да, я вижу по вашему выражению лица, насколько она вам понравилась, – сказала женщина.

– Это портрет нашей собаки.

Сердце Линн стучало. Разглядывая картину, она одновременно старалась разглядеть и женщину. Не говорил ли ей Роберт что-то о «работе в галерее» и о «дилетантке»? Но, конечно, его «красавица» не может быть этой женщиной, чье худое лицо с небольшими черными глазами венчала копна непослушных черных волос. Она почувствовала облегчение, смешанное с разочарованием. С одной стороны, она «должна была знать», она хотела увидеть ту женщину, которая раньше занимала ее место; но, с другой стороны, она боялась этого.

Она снова посмотрела на картину. Это был бы прелестный сюрприз для Роберта, что-то, что его оживило бы. Они могут повесить картину в его кабинете или, лучше, в его офисе. На минуту она забыла, что у него нет сейчас офиса.

– Это недорого.

Цена вполне устроила Линн. Поскольку картина была довольно маленькая, она сможет привезти ее домой сегодня же. И она протянула свою кредитную карточку.

Женщина внимательно посмотрела на кредитную карточку и подняла свои глаза на Линн.

– Роберт В. У. Фергюсон. Ну, вот вы тоже пришли, – сказала она. – Я все думала, придете вы или нет.

У Линн задрожали колени, и ей пришлось сесть на стул, стоящий у стойки. Заикаясь, она произнесла:

– Я не понимаю…

– Ваша дочь Эмили была здесь некоторое время тому назад, на следующий день после Дня Благодарения.

Эмили в Нью-Йорке? Но она ведь в Нью-Орлеане! Мы с ней разговаривали по телефону в День Благодарения. Должно быть, она прилетела, чтобы посмотреть на эту женщину, и вернулась в колледж, не сообщив нам об этом.

Не скрывая своего любопытства, женщина разглядывала Линн.

– Она задала мне кучу вопросов, но я на них не ответила. Она слишком юная и нежная. Кроме того, это ваше дело сказать ей то, что вы считаете нужным.

Голос Линн перешел в шепот:

– Я ничего не знаю.

– Ничего?

– Немного. Только то, что вы не поладили.

– Не поладили! Я вас уверяю, это слишком слабо сказано.

Черные глаза впились в Линн.

– Вы красивая женщина. Он любит блондинок, я помню.

Линн охватила паника. Она пришла сюда, желая разобраться в том, что другие, в частности, тетя Джин, от нее скрывают. Но теперь, когда она оказалась здесь, ей стало явно не по себе.

– Он должен был вам рассказать что-нибудь обо мне.

– Да, что у вас был ребенок, мальчик, – тем же шепотом произнесла Линн.

– Он теперь взрослый мужчина, живет в Англии. Он хорошо живет, я позаботилась об этом. А вы? У вас есть другие дети?

– Еще одна девочка и мальчик десяти месяцев.

– Славная семья.

Воздух в загроможденном картинами магазине, казалось, вибрировал, возникла обоюдная настороженность, от которой Линн съежилась. Она должна была бы немедленно встать и уйти, оставив картину, но она была не в силах пошевелиться.

Глаза Кериды скользили по ней, остановившись на меховом манто и дорогой кожаной сумочке.

– Я вижу, он добился, чего хотел.

И Линн, словно загипнотизированная, дала себя рассмотреть. Это резкое замечание, которое могло быть оскорбительным, почему-то не было обидным. Оно было просто странным. Что такое мог увидеть Роберт в этой женщине? Трудно было представить себе двух менее подходящих друг к другу людей.

Как будто прочитав мысли Линн, Керида сказала:

– Я не знаю, что нас вообще с ним связывало. Я полагаю, такое иногда случается. Он был блестящим, завоевал все стипендии на обучение, и, видит Бог, каким он был красивым. Я входила в Фи-Бета-Каппа[2] и, по-моему, это произвело на него впечатление. Я не была красивой, но, конечно, выглядела гораздо лучше, чем сейчас, я вас уверяю. Мы встретились всего три или четыре раза, и я забеременела. Я не хотела делать аборт и сказала ему об этом, и он сделал для того времени очень правильную вещь, он женился на мне.

«Разве у нее нет запретов? Почему она все это рассказывает мне, постороннему человеку, который ее об этом не просит?»

– Мы были крайне бедны, оба. Ничего у нас не было, никогда ничего не было.

Бедны? Путешествия в Европу и известная семья Кериды? Как же так?

– Почему вы выглядите такой удивленной? Вы удивлены?

– Да, – пробормотала Линн.

– Я полагаю, он сказал вам, что я была красива. Он всегда любил мне рассказывать о своих прежних любовницах, какие они были исключительные. И я думаю, он нарисовал вам картину моего изысканного аристократического происхождения. Бедный Роберт. Он так часто обманывал, что сам начинал в это верить. Все равно, к тому времени, как появились вы, это уже не имело никакого значения. Но я знала. Я знала его мать, с ее салфеточками и сервировочным столиком на колесах. Благородная бедность. Претензии, сплошные претензии. Она была трогательной, добропорядочной маленькой женщиной, вдвое меньше своего мужа, и беспомощная против его кулаков.

– Я не хочу этого слушать! – вздрогнув, воскликнула Линн.

– Но, может быть, вам следует это услышать.

Чувствовалось, как в этой странной женщине поднимается злость, как будто сама ее кожа стала горячей на ощупь. Она была эксцентрической истеричкой, или даже, может быть, немного не в себе…

– Джин беспокоится о вас. О да, она все эти годы поддерживает со мной связь. Она добрая душа, как и ее сестра, и никогда не была спокойна за вас с Робертом.

Это было уже слишком, такое вторжение в ее внутренний мир, который Линн так старательно оберегала всю свою жизнь.

– Люди не имеют права… – пробормотала она. Керида, не замечая ее возмущения, продолжала:

– Вы знаете, как умерла мать Роберта? Они оба ехали в машине. Чиновник по сбору пошлины на заставе позвонил в полицию, когда увидел, что там произошло, но полиция нагнала их слишком поздно. Мать Роберта пыталась выскочить из машины на ходу. Люди, ехавшие сзади них, видели это. Машина съехала с дороги и врезалась в дерево. Оба погибли. Утонченные Фергюсоны! – добавила она.

Ох, что за ужас! Но поток слов из уст этой женщины не ослабевал. Может быть, она не в состоянии была остановиться.

– Видите мою ногу? У меня сломано ребро. Да, история повторяется, хотя бы с вариациями, потому что не удалось освободиться. Да, это Роберт со мной сделал.

И тут Линн поняла, что сама она находится в состоянии физического потрясения, она чувствовала сухость во рту, руки покрылись липким холодным потом, и сердце громко стучало. Она сидела совсем неподвижно, опершись спиной на стойку сзади нее, и смотрела перед собой, в то время как нервный голос продолжал говорить:

– Это было не в первый раз, но это было самое ужасное. Мы катались на коньках. Он спросил меня, что у нас на обед, и я сказала, что мы купим какую-нибудь быстро приготовляемую еду по дороге домой. Я была плохая хозяйка – впрочем, такой и осталась, – и он пришел в ярость. А меня раздражали в нем его организованность, умение действовать быстро, четко и чертовски эффектно. Итак, он бешено рассердился на меня из-за обеда, да, он мог прийти в ярость из-за подобных пустяков.