Работая в саду или на новой кухне, она часто пела. Время от времени она вспоминала о том почти мистическом переживании, когда она, стоя на вершине холма, всматривалась в тишину моря и неба.

Для празднования годовщины свадьбы Джози и Брюса Роберт предложил им пойти на танцевальный вечер и загородный клуб. Это предложение удивило Линн, потому что обычно именно она устраивала досуги с Леманами, и она сказала ему об этом.

– Знаешь, – ответил он, – они так хорошо заботились о наших девочках, когда нас не было, что будет только справедливым сделать что-либо для них в ответ. Я не люблю оставаться в долгу. Надень снова то белое платье, – сказал он. – Может быть, это именно оно заставило меня дать начало Роберту-младшему в одну из тех ночей.

– Ты действительно хочешь, чтобы его назвали Робертом-младшим?

– Или Робертой, или Сьюзи, или Мери – все будет просто прекрасно. Надень также браслет, хорошо?

– Конечно. – Впервые она надела его без неприятных воспоминаний. В конце концов было глупо, почти суеверно, чтобы эти воспоминания продолжали существовать. Чикаго осталось в далеком прошлом. Ее сердце, было довольно. И Роберт был ей за это признателен.

Однако она всегда входила в клуб, чувствуя небольшой страх при мысли, что встретит Тома Лоренса. Эта мысль заставляла ее краснеть. И по некоторой необъяснимой причине у нее было предчувствие, что сегодня вечером это произойдет.

Так и случилось. Только что они сели, как она увидела его в двери в столовую. Никем не сопровождаемый, он стоял в нерешительности, будто искал кого-то. Она могла только надеяться, что Роберт не увидит его, но, конечно Роберт был чересчур проворным, чтобы пропустить кого-нибудь.

– Я стоял здесь в надежде, что увижу кого-нибудь из знакомых, – сказал Том, когда Роберт приветствовал его. – Мой знакомый, с которым я назначил свидание, вынужден был уехать в спешке из города – семья больна, – и в последнюю минуту я понял, что приеду один. Как вы все поживаете?

Его светлые скептические глаза блуждали по столовой, скользили мимо Линн, которая считала лучше всего выглядеть безразличной, и остановились на Брюсе, который ответил:

– Я могу ответить за Джози и за себя. Сегодня наш юбилей, и мы чувствуем себя великолепно. Благодарю вас.

– Примите мои поздравления. Сколько лет?

– Двадцать.

– Это чудесно. Прекрасно слышать об этом в наши дни.

Мне интересно знать, думала Линн, помнит ли он о моем приглашении на наше пятидесятилетие.

– Не желаете ли присоединиться к нам? – спросил Роберт. – Поскольку вы с Брюсом старые друзья, или, я должен сказать, старые компаньоны по бегу трусцой, по крайней мере.

– Да, – придвигая еще один стул, сказал Брюс. Вечер был испорчен с самого начала. Если бы она не ухитрялась сидеть с постоянно опущенными в свою тарелку глазами, ей приходилось бы смотреть прямо на Тома, который сейчас сидел напротив нее. И она была в ярости на него за то, что он навязался им. Несомненно, он знал, какое он производил на нее впечатление.

Когда мужчины принялись разговаривать, женщины стали прислушиваться. Сначала до них дошли обычные общие рассуждения о состоянии экономики, затем почти незаметно разговор перешел на личности, когда Роберт искусно повел его в нужное для себя русло.

– Я понял, что вы связаны с нашим боссом, боссом Брюса и моим.

– Да, мы хорошие друзья, – признался Лоренс. – Я не часто с ним встречаюсь, если мне не случается бывать в Сан-Франциско или я не получаю приглашения на их виллу в штате Мэн осенью, которое я обычно принимаю. Они любят туда ездить в сезон осенних красок. В Калифорнии почти нет ярких осенних красок листвы, как мы все знаем, – закончил он, приятно улыбаясь.

– Меня восхищает такой человек, как Монакко, – сказал Роберт, – прошедший путь от низов до того, кем он стал в настоящее время. Эти современные герои удивляют меня, люди, которые создают рабочие места, делают страну сильной и позволяют людям жить лучше. Герои, – повторил он.

Никто не опроверг его, и Роберт продолжал:

– Я слышал его выступление не так давно в Нью-Йорке, и оно произвело на меня впечатление. Он говорил о том, с чем мы все связаны – о будущем европейского общества, особенно о новых восточно-европейских республиках. Я сам много раздумывал над этим. Перемены поразительны. Кто мог когда-либо предвидеть это?

Лоренс согласился, что никто не мог предвидеть это, по крайней мере до такой степени.

– Укрепление компании – не такое легкое дело, как думают некоторые. Мы говорим о громадных отсталых областях с бедными путями сообщения, и это все так обрывочно. Чехословакия отличается от Венгрии, и они обе отличаются от Румынии. Общества разъединены. – И Роберт сделал широкий жест. – Но я нахожу все это очаровательным: книга по истории в обратном направлении, перед вашими глазами расстилается будущее. Очаровательно. Лоренс кивнул.

Линн могла только интересоваться, какие мысли должны овладевать Томом, когда он слушает Роберта с вежливо наклоненной к нему головой. А Роберт, совершенно не подозревающий о мнении другого человека о нем, спокойно продолжал:

– Я развлекаюсь некоторыми собственными идеями. Одну вещь, которую я собираюсь сделать, – это изучить венгерский язык, а он не самый легкий язык в мире.

– Откуда вы возьмете время? – спросил Лоренс.

– Это нелегко. Я должен его выкроить. Ну, скажем, в субботу утром.

– Это тогда, когда я бегаю трусцой с вашим коллегой? – Лоренс кивнул в сторону Брюса. – Мы выходим на улицу, чтобы размять наши вялые мускулы, в то время как вы в городе напрягаете свой мозг. – Он засмеялся.

Брюс защитил Роберта:

– Он успевает следить за своими мускулами тоже, как ты можешь заметить. Он следит за всем. У него в фирме на этот счет известная репутация.

Том сказал:

– Ты заслужил здесь авторитет, Брюс. Монакко знает о тебе. Я сказал ему, что ты мой коллега по бегу трусцой, и он запомнил твое имя, твое доброе имя.

– Благодарю, – ответил Брюс. – Я люблю свою работу, но также люблю забыть о деле на уик-энде, остаться дома или уехать за город выискивать на распродажах старую мебель. Затем в воскресенье в послеобеденное время я реставрирую ее. Я научился плести из лозы. Может быть, я должен был бы стать столяром-краснодеревщиком. Кто знает, возможно, я стану им, когда уйду на пенсию.

– Ты не можешь быть серьезным, – сказал Роберт.

В первый раз заговорила Джози:

– Он может быть серьезным. Я думаю, что ты знаешь Брюса недостаточно хорошо.

И здесь опять это продолжается, подумала Линн. Что происходит с ними? Она изогнулась в кресле, пытаясь избежать взгляда Лоренса.

– Ладно, может быть, я не знаю Брюса. Ты хочешь сказать, что покинешь одну из крупнейших в мире фирм, чтобы стать краснодеревщиком? – поинтересовался Роберт.

– Думаю, что нет, – мягко ответил Брюс. – Однако я получаю некоторое удовлетворение, когда работаю руками. Я люблю ощущать старое дерево. Оно почти оживает под моими пальцами. – И он оглядел стол, улыбнувшись своей широкой улыбкой.

А Линн подумала: он такой веселый, никогда не спешит и все же всего добивается. Работа у него идет.

– Я никогда не был особенно честолюбив, – сказал Брюс, как бы размышляя вслух. – Я просто постоянно двигаюсь шаг за шагом.

– Должна сказать, что для не особенно честолюбивого человека ты многого достиг, – заметила Джози, выражая как свою привязанность к Брюсу, так и мягкий упрек. Это было очень для нее типично.

Вместо ответа Брюс покачал головой. Прошло четыре хороших года. Если и пятый обойдется без осложнений, то она сможет чувствовать себя вне опасности, говорили они.

Когда заиграл оркестр, Брюс встал.

– Извините нас. Это не вальс для празднования годовщины, но все равно.

Глаза Тома следили за ними.

– Они мне нравятся, – сказал он просто. Роберт согласился с этим замечанием.

– Да. Соль земли.

– Идите и танцуйте вдвоем. Не обращайте на меня внимания. – В первый раз Том обратился к Линн. – Всегда оказывается, что у меня нет партнерши, правда?