– Вот, – сказала она, – у сэра Тристана есть чудесный сюрприз в юбках.
Ахилл пронес кольцо скованных рук у нее над головой и склонился к лицу Элеоноры.
– И еще более чудесный сюрприз под юбками, – пробормотал он у самых ее губ и нежно поцеловал.
Элеонора неохотно оторвала свои губы от Ахилла.
– У нас нет времени, – напомнила она и замерла, ожидая, что он поднимет руки. Ахилл усмехнулся, но не сделал этого. Она, смеясь, назвала его негодником и повернулась в его объятиях, чтобы открыть замки железных наручников у него на запястьях.
Ахилл сбросил оковы, и его ладони скользнули вверх по ее рукам.
– Я думал, что уже никогда не прикоснусь к тебе, – сказал он, обращаясь скорее к самому себе. – Ты – мое спасение, Элеонора. Константин не ошибся. То, во что он верил, оказалось истиной. Сражаться стоит только за любовь. Убивать за что-либо другое – явная жестокость. Мне отпущено не так много времени.
– Не говори так, – прошептала Элеонора, и он коснулся пальцем ее губ.
– Я иду сражаться. Обстоятельства против меня. Но я хочу, чтобы ты знала – моя любовь к тебе вечна. Скажи, что станешь моей женой. Позволь мне услышать эти слова, хотя я знаю, что мне не дожить до райского наслаждения, каким была бы жизнь с тобой. Скажи «да», Элеонора, чтобы я мог идти биться за даму своего сердца.
– Ахилл, – произнесла Элеонора, и в этом слове прозвучали и радость, и печаль. Не в силах говорить, она кивнула и чуть слышно промолвила: – Да. Да, – повторила она окрепшим голосом. – Я люблю тебя.
Ахилл взял в ладони лицо Элеоноры, как будто у него в руках была самая драгоценная в мире вещь.
– Ты преподнесла мне столько даров, моя прекрасная Элеонора. – Он коснулся губами ее губ, словно скрепляя клятву печатью. – Могу я попросить тебя кое о чем? Талисман…
– Ты взял мое сердце, – ответила она и оторвала от платья длинную ленту.
Ахилл взял ленту, поцеловал ее и спрятал за пазуху.
– Сейчас я должен покинуть тебя, любимая. – Он поднял саблю, двинулся к выходу, обернулся, учтиво поклонился Элеоноре и ушел.
– Ты навсегда останешься моим возлюбленным, Ахилл, – сказала Элеонора уже в пустоту.
Прошла долгая минута, а затем другая. Элеонору охватило беспокойство. Ей бы следовало быть с ним, а не ежиться в темноте от страха. Она подобрала факел и отправилась назад тем же путем, каким они пришли сюда.
Элеонора вернулась в конец туннеля, разветвлявшегося недалеко от камеры, в которой держали Ахилла. До нее донеслись звуки борьбы и крики. Она кинулась вперед и заглянула за угол. Ахилл сражался с двумя огромными турками, сражался отчаянно и яростно, но Элеонора заметила, что рана и предыдущая схватка истощили его. Еще двое лежали позади него бездыханными, а один на лестнице вел поединок с ее братом Габриэлем.
«Наконец-то, – подумала она с отвращением. – Долго же мои драгоценные братья собирались прийти сюда».
Ахилл споткнулся. Один из противников, описав саблей дугу, прорезал ему рукав. Другой сделал выпад. Ахилл отступил, едва успев уклониться от смертоносного острия.
Из горла Элеоноры вырвался крик. Она смерила взглядом расстояние до сражавшихся, сделала два прыжка и сунула горящий факел в лицо одного из нападавших на Ахилла турков.
Тот вскрикнул и отскочил. Ахилл мгновенно занял освободившееся пространство и вонзил изогнутую саблю в шею турка. Повернувшись лицом к другому противнику, он избежал разящего удара, который должен был снести ему голову с плеч, и нанес шпагой ответный.
Поняв, что он внезапно оказался один, оставшийся турок отпрянул от шпаги Габриэля, бросил свою саблю на землю, признав свое поражение.
Габриэль подошел к Элеоноре и Ахиллу и встал рядом с ними, а за ним Эндрес и Кристоф. Эндрес пнул мешок с золотом, все еще лежавший там, где его оставил турок.
– Так вот, – презрительно сказал он последнему неверному, – возьми это и убирайся. – Турок метнул взгляд на Ахилла, а Эндрес прорычал: – Сделка не состоялась. Не состоялась, понял? Ее не стоило и затевать. Бери свое грязное золото и проваливай. Сейчас же. – Турок взял мешок с деньгами и направился к лестнице. – Пропустите его, – крикнул Эндрес.
В воцарившейся тишине измученный Кристоф привалился спиной к стене и сполз на землю.
– Черт меня возьми, – пробормотал он.
Эндрес поклонился Ахиллу, смутно видневшемуся в темноте.
– Тысяча глубочайших извинений, – сказал он. – И благодарность за спасение сестры.
Ахилл бросил взгляд на Элеонору и усмехнулся.
– Мы почти сравняли этот счет, – ответил он.
У подножия лестницы послышалось шарканье ног.
– Почему он не связан? – спросил хриплый женский голос. – Свяжите его немедленно!
Трое братьев посмотрели друг на друга, но не двинулись с места.
К ним подошла мать Элеоноры. В ее золотисто-каштановых волосах серебрились седые пряди, а глаза были скорее золотистыми, чем зелеными. Тем не менее, сходство между матерью и дочерью было поразительным. «За исключением сумасшествия, – подумала Элеонора. – Слава Богу, за исключением сумасшествия».
– Почему никто из вас ничего не делает? – требовательно спросила мать. – Вяжите его!
Ахилл поклонился, чтобы подобрать брошенный Элеонорой факел, воткнул его в пустой канделябр, и лицо его внезапно осветилось.
– Я полагаю, что этого делать не стоит, мадам, – сказал он.
У матери перехватило дыхание, и она застыла, словно пораженная молнией. Затем, как сомнамбула, она медленно подошла к Ахиллу, вытянув вперед руки. Ее дрожащие пальцы прикоснулись к его щекам.
– Я не знала. Ты… ты так похож на него.
Ахилл хранил молчание, его темные глаза изучали лицо матери.
– Я уже видел такое выражение лица, мадам, – отозвался он. – На лице своей матери. Когда она смотрела на кого-то, некогда… любимого ею.
– Любовь! – с презрением выкрикнула мать. – Дьявол! Как ты осмеливаешься говорить такое! – Ее рука потянулась, чтобы дать ему пощечину, но Эндрес перехватил ее.
– Отпусти меня! – Женщина боролась, пытаясь освободиться от хватки сына; – Он должен заплатить! Он должен заплатить. Разве вы не понимаете? Он убил Имри. Он должен заплатить за это! Он оставил мальчика умирать. Он покинул меня. – Она всхлипнула. Слезы потекли по ее щекам. Невидящим взглядом мать уставилась на Ахилла. – Как он мог так поступить? Как он мог бросить меня? Разве вы не понимаете этого? Он покинул меня. Он должен заплатить.
Воцарилась долгая тягостная тишина, пока Кристоф тихо не сказал:
– Теперь все стало ясно, правда? – Эндрес нежно вытер слезы с лица матери.
– Дьявол мертв, мама. Все прошло. Больше не будет разговоров о мести, и маленькой Софии перестанут сниться кошмары.
Мать что-то пробормотала, а Элеонора подошла к ней и обняла.
– Мама, – ласково сказала она, – мы покончили с ненавистью. Мы освободились от нее. Любовь исцелит наши раны и почтит Имри. – Старая женщина, успокаиваясь, медленно кивала, пока Эндрес бережно вел ее к ступеням лестницы.
Элеонора проводила уходящую мать печальным взглядом и вместе с тем впервые почувствовала себя свободной от наваждения матери, надеясь, что ее семья и впрямь исцелится.
Ахилл вытащил из-за пазухи ленту Элеоноры и поцеловал ее, а затем протянул девушке. Элеонора не взяла ленты.
– Милорд, – сказала она, приседая в реверансе, – похоже, что охваченные навязчивой мыслью о дьяволе, мы не имели времени рассудить, что когда-то дьявол и сам был сыном. Ахилл, у дедушки есть документы, в которых упоминаются родители Эль-Мюзира. Он был сыном паши и венгерки, вернее, мадьярки, которую тот похитил. В тебе течет мадьярская кровь, Ахилл. И ты единственный наследник великого рода Вазвар. – Элеонора опустила глаза и протянула руку ладонью вверх. – Если ты решишь принять это предложение. Мадьярскому лорду негоже водиться с испорченной, ленивой…
Быстрым движением Ахилл обвязал руку Элеоноры лентой, притянул к себе и поцеловал жилку на ее запястье.
– Я ощущаю губами, как бьется твое сердце, – пробормотал он и припал к ее губам долгим и страстным поцелуем.