Ахилл открыл дверь и обнаружил там маленького парнишку, который обычно разжигал огонь. Мальчик протянул Ахиллу тяжелый саквояж, сонно мигнул и сказал:

– Fur mein herr.

Ахилл взял саквояж, поблагодарил мальчика кивком, тот зевнул и уковылял.

– Ммм, – пробормотала позади него Элеонора. Ахилл улыбнулся, его улыбка стала шире, когда он увидел, как соблазнительно она раскинулась на постели. Элеонора открыла глаза, и ее лицо зажглось безграничной любовью и доверием, когда она увидела Ахилла. «Такой дар», – подумал он, возбужденно вздыхая.

– Солнце встало? – спросила Элеонора, лаская Ахилла взглядом. Он подумал, что мог бы услышать ее мурлыканье, даже стоя у двери. Даже если бы его не было, он услышал бы. Элеонора улыбнулась и потянулась. – Я себя так прекрасно чувствую.

Ахилл искренне и от души рассмеялся. Снова раздался стук в дверь.

– Укройся, – сказал, хохотнув, Ахилл. – У брата Кельна здесь есть ученик. – Элеонора юркнула под покрывало и натянула его до подбородка, ее продолговатые зеленые глаза поглядывали на Ахилла через край покрывала. Любовь переполнила Ахилла от такого зрелища. Это было чувство, которое он не должен был испытывать, которое он не мог себе позволить, тем более во время…

Ахилл открыл дверь.

– Малыш, – начал он со снисходительной улыбкой – плодом его смеха и любви, – но когда он увидел, кто там стоит, улыбка исчезла под его повседневной маской.

– Мама, – сказал он, грациозно кланяясь, насколько ему позволяла это сделать монашеская ряса, обмотанная вокруг талии.

Мадам Д'Ажене для ответа потребовалось некоторое время. Она стояла перед ним, как обычно, высокая и надменная, хотя сейчас на ее лице присутствовали удивление, смущение и потрясение.

Она проследовала мимо Ахилла в комнату. Ахилл закрыл дверь и бросил саквояж, который все еще держал в руке, на пол.

– Ты выглядишь ошеломленной, – сказал Ахилл матери, вставая у кровати с Элеонорой. – Я ожидал увидеть большой триумф в твоих глазах оттого, что ты нашла нас.

Его мать посмотрела на Элеонору, которой удалось занять полусидящее положение, накрывшись до плеч покрывалом.

– Ты прекрасна, – сказала Лиз. – Неудивительно, что мой сын по…

– Мама, – прервал ее Ахилл и положил руку на плечо Элеоноре, желая не только успокоить ее, но и прикоснуться к ней, почувствовать связь с нею. Элеонора вытащила руку из-под покрывала и накрыла его ладонь своей.

Лиз подняла глаза на сына. Ахилл нахмурился, не доверяя взгляду ранимости на лице своей матери.

– Ты знаешь, я никогда не видела, как смеется твой отец. Свободно, от избытка веселья, счастья, покоя. Она дала тебе это, да? – Она перевела взгляд на Элеонору. – Ты дала ему то, что я никогда не могла дать Эль-Мюзиру. Я бы должна ненавидеть тебя за это, а? Разве не так должна поступить ревнивая женщина?

Мадам Д'Ажене восстановила самообладание и без всякого смущения прошла и села на край кровати.

– Но такие обязанности утомляют меня. – Она откинулась назад и, опершись на локоть, посмотрела на сына.

– Как мне кажется, большинство твоих материнских обязанностей утомляют тебя, – заметил Ахилл. – Например, рассказать, каким был мой настоящий отец.

Лиз выразила удивление:

– А что в этом хорошего?

– Правда всегда…

Ее потряс взрыв смеха.

– Сэр Тристан в жизни! Ты был таким смышленым, усердным малышом – я действительно время от времени чувствовала гордость за тебя, а потом ты запел эти свои трубадурские песни. Ты воспылал к ним такой страстью. Я абсолютно уверена, что Эль-Мюзир не был бы доволен, обнаружив, что он породил Тристана.

Лиз долго рассматривала Ахилла и Элеонору, ее взгляд переходил с одного на другого. Ее глаза задержались на том месте, где встретились их руки, потом она подняла взгляд на Ахилла.

Одна ее нога нервно дернулась.

– Может быть, я не была… самой лучшей матерью для тебя, – неохотно признала мадам Д'Ажене. – Как любил тебя Константин! Когда он называл тебя сыном и верил в это, я думала, что он старый дурак. Когда ты рос, из-за похожести на Эль-Мюзира, я видела только его, лишь много лет спустя я поняла, что в тебе много такого, чего не было в Эль-Мюзире. Возможно, Константин был более твоим отцом, чем я полагала.

Ахилл молчал. В этот момент его чувства были поглощены теплом пальцев Элеоноры на его руке, шуршанием покрывала по ее обнаженному телу. Такой человек, как он, посмеялся бы над матерью, прервал бы ее за сентиментальность, потому что он не доверял ей. Но Элеонора показала ему, что доверие – это нечто требующееся обоим, вовлеченным в разговор.

В ушах Ахилла стоял смех Константина – его отца. «Ну, сэр Тристан, однажды, когда дама коснется вашего сердца…» Ахилл сжал плечо Элеоноры и посмотрел на настоятельницу, свободно расположившуюся на краю кровати.

– Спасибо, мама.

Лиз решительно встала, отбросив эмоции, как ненужный плащ, и сказала:

– Теперь к делу. Я решила принять твое компромиссное предложение. – Ее пальцы начали непроизвольно перебирать косточки четок. – Я отзываю отца Эдуарда, а ты передаешь земли Д'Ажене монастырю Святой Валерии. А если ты когда-нибудь объявишь, что Эль-Мюзир твой отец, ты перестанешь быть моим сыном. Сын Лиз Д'Ажене умрет.

– Действительно, суровое наказание, – с иронией произнес Ахилл. – Согла…

Лиз подняла руку, прервав его:

– Твое раздражающее благородство частично заразило и меня, поэтому я чувствую себя обязанной сказать тебе, что отец Эдуард проявляет в этом деле большую настырность. Я не в состоянии остановить его поиски. Я могу дать тебе только час, от силы – два. Как только вы покинете Пассау, сразу же окажетесь в безопасности. Эрве на гончарных причалах уже организовал для вас лодку, капитаном которой является некий Мишель Корде…

– Вы захватили Эрве? – спросила в смятении Элеонора.

– Конечно. Как, ты думаешь, я нашла это место? Нет, нет, ему не причинено совершенно никакого вреда. Я предоставила ему выбор: отправиться к монахам Рансе или быстренько вернуться во владения Д'Ажене. Он, мне показалось, с большей охотой предпочел второе. Между прочим, Боле застрял в Регенсбурге со сломанным колесом и заболевшим сыном. Могу полагать, что ни то ни другое не доставляет ему удовольствия. Я просила передать ему, чтобы он возвращался во владения Д'Ажене, до того как ты пришлешь за ним.

В саквояже одежда. Быстро одевайтесь и отправляйтесь к пристаням в конце гончарных причалов. Лодка вниз по реке – ваша единственная надежда.

Мадам Д'Ажене подошла к сыну и, к необычайному удивлению, пригнула его голову и поцеловала в щеку.

– Мой сын, я обрела покой, – произнесла она, поднимая четки. – Надеюсь, что и ты найдешь его для себя.

Лиз наклонилась и поцеловала Элеонору в лоб.

– Благодарю тебя за то, что ты дала моему сыну. – Она обвела взглядом изгибы тела Элеоноры под покрывалом и лукаво улыбнулась. – Конечно, я имею в виду эмоциональную сферу.

Лиз подошла к двери и отодвинула задвижку.

– Этот отвратительный иезуит поймет, что значит стоять на пути настоятельницы одного из самых влиятельных христианских монастырей! Если я еще не достаточно сделала, чтобы молить о прощении, я продам негодяя туркам.

– Прощай, сын мой. – Дверь резко хлопнула, закрывшись за ней.