Эрве откинул голову назад и разразился смехом:

– Хо, хо-о-о, вы молодец! Неудивительно, что месье выбрал вас.

Элеонора успокоилась и потянулась, чтобы закрыть окошко.

Кучер фыркнул.

– Все, что я могу сказать, если вернуться назад к реке… если Господь решит, что настало время встретиться с ангелами, монсеньор сам отопрет небесные ворота, чтобы отговорить Его от этого. Разрази меня Господь, он так поступит. Никогда не слышал, чтобы раньше он так поступал. Будь проклято все, кроме Судьбы, конечно.

Элеонора закрыла окошко. В Пассау она щедро заплатит Эрве за потраченное им время и неожиданную доброту, затем сама наймет лодку вниз по Дунаю до Вены. Она улыбнулась, представив, как сумасшедший кучер пытается защитить ее от членов ее семьи с тем же успехом, как он защищал ее от ненасытных хозяев постоялых дворов.

Раздался легкий стук в окошко.

– Прошу прощения, мадам, – сказал Эрве, когда Элеонора открыла его. – Не хочу тревожить вас, но нам придется проехать еще одну горную гряду, прежде чем мы достигнем Пассау, а сзади к нам быстро приближается всадник.

– Майор! – вскрикнула Элеонора. – Я с ним управлюсь, Эрве. Возможно, он стремится к своему ужину. Если нет, не препятствуй ему. Он может заставить тебя пожелать вернуться к тому хирургу, а я, по крайней мере, могу заставить его поколебаться, прежде чем он нападет на графиню. – Эрве кивнул.

Карета увеличила скорость, хотя Элеонора не была уверена, можно ли это было сделать. Дорога пошла на подъем и ухудшилась. Выбоины после последней бури не были заделаны, и карету бросало из стороны в сторону, когда Эрве старался въехать на гору.

Элеонора слышала, как он кричит на лошадей, ругает их, уговаривает, стараясь добиться большей скорости. Она повисла на кожаном ремне, придумывая и отвергая одно объяснение за другим в ожидании того, что ее остановят и станут задавать вопросы. Может ли она быть очень дальней кузиной Д'Ажене? Отвергнутая любовница, не имеет значения, насколько это верно, может породить какие-то мысли, но что касается жены…

Она отбросила эту идею. Нет, это должно быть проще, чтобы легче верилось. Она была венгерской графиней, возвращающейся домой, и монсеньор Д'Ажене был так великодушен, что предложил ей свою карету. «Это сработает, – говорила Элеонора себе. – До тех пор пока майор не спросит почему», – добавил внутренний придирчивый голос.

Карета начала замедлять ход – гора оказалась слишком крутой. Не стук ли подков она слышала? Элеонора вспомнила о пистолете, который потеряла в лагере угольщика. Надо будет поручить Эрве купить новый.

Элеонора напряглась. Всадник был уже близко, потом он резко послал свою лошадь вперед. Элеонора выпрямила спину, сложила руки на коленях, подняла подбородок и надменно уставилась в точку высоко над головой. Дверца кареты распахнулась.

– Wie konnen Sie sich unterstehen? – требовательно спросила она. – Как вы посмели?

Элеонора услышала мужской смешок. Подобный она уже слышала раньше. Она сглотнула комок в горле и опустила взгляд.

– Ахилл! – выдохнула она. Ахилл стоял в открытом проеме дверцы, рукой держась за крышу снаружи и слегка подавшись к ней. Лучи заходящего солнца окрасили в золотистый цвет все позади Ахилла. Он был в грязи и обветрен после скачки, но глаза смотрели на Элеонору с тревогой и напряжением. – Ахилл, ты здесь!

– Как видишь, – ответил он и влез в карету. – Хотя мне потребуется некоторое время, чтобы согреться после твоего приветствия.

Вздрогнув, в свою очередь, Элеонора подобрала юбки, чтобы они не касались Ахилла.

– Что ты здесь делаешь? Зачем ты приехал?

– Я приехал, чтобы сопровождать тебя до Вены.

Холодные паучьи пальцы ночных кошмаров Элеоноры вернулись.

– Нет, ты не должен! Меня не нужно сопровождать.

Со мной будет все в порядке. У меня не было неприятностей по пути во Францию.

– Это было до объявления войны, – ответил Ахилл с яростным спокойствием.

– Правда, Ахилл, мне не нужно…

– Тогда давай скажем, что у меня есть кое-какие незаконченные дела с твоими братьями.

– Нет! – закричала Элеонора. – Это закончилось.

– Твоя часть, по крайней мере, – заметил он. – Меня вызвали на дуэль, ты ведь так говорила? А ты – секундант своих братьев. – Ахилл приложил руку к груди и поклонился. – Туше, мадам. Я признаю, первая кровь – ваша. И вы получили ее так успешно, что я предполагал, что это не было кровью. Возможно, теперь я встречу ваших братьев на коленях, предлагая свою шпагу и жизнь в обмен на их милость.

Ахилл говорил в прежней манере, которую Элеонора помнила с той первой ночи на балконе замка Дюпейре, – провоцирующей, язвительной, отчужденной. Человек у камина, которого она узнала так близко, ушел.

– А возможно, нет, – произнесла Элеонора, зная, что Ахилл никогда и ни перед кем не встанет на колени.

– А возможно, нет, – согласился он. – Но я могу проследить, чтобы ты добралась до Вены в безопасности.

Карета дернулась в выбоинах и начала взбираться на гору. Немного погодя Эрве снова постучал в окошко. И Элеонора, и Ахилл потянулись открыть его, и когда их пальцы соприкоснулись, Элеонора вспыхнула и отдернула руку назад.

– Еще один всадник быстро скачет, – сообщил кучер Ахиллу. – И на этот раз, конечно, майор. Все это золотое шитье почти ослепляет меня.

– Чертов немец. Святой Стефан, забери его, – выругалась Элеонора.

– Майор? – спросил Ахилл, бровь его криво поднялась. – А он что сделал вашим братьям? Я подумывал пару раз спросить о его происхождении. У немцев более отвратительный характер в отношении этого вопроса, нежели у французов. – Ахилл поднял руку и добавил: – Говоря абстрактно, разумеется, поскольку я, кажется, не отношусь ни к тем, ни к другим.

– Как ты можешь так клеветать на моих братьев, когда здесь именно ты – главная проблема! Этот майор долго-долго смотрел на крест на дверце кареты. Без сомнения, он часть твоего пользующегося дурной славой прошлого. Я почти ждала, что он распахнет дверцу, приставит мне к горлу шпагу и закричит: «Вспомни Страсбург!»

Мгновение Ахилл смотрел на Элеонору темными, сверкающими, словно сигнальный огонь, глазами, потом уголки его рта приподнялись.

– Я не был в Страсбурге с тех пор, как мне исполнилось семь. И он во Франции.

Элеонора скрестила руки, обиженно откинулась на спинку сиденья и резко бросила:

– Тогда в Хейджельберге. – Понимание и смущение заставили ее потерять самообладание. – Хотя я не сомневаюсь, что и в семь ты был так не по годам развит, что мог так оскорбить любое количество будущих майоров. Как бы то ни было, иметь с ним дело тебе. Он интересовался твоим крестом. Меня это не касается.

Карета добралась до вершины холма, натяжение подпруги исчезло. Эрве дико и ликующе закричал, и они понеслись вниз по холму к воротам города Пассау. Элеонора ухватилась за ремень и приготовилась к сумасшедшей езде, как она уже делала неоднократно прежде.

– У ворот мы будем первыми! – услышала Элеонора крик Эрве.

Карета повернула, опасно накренившись на два колеса. В душе Элеоноры поднялся страх. На секунду кожаный ремень качнулся, и она увидела, что там, на востоке, факелы на воротах Пассау состязались с оранжевым светом сумерек, который окрашивал воды Дуная в цвет мерцающего золота.

Но Элеонора вряд ли видела золотую реку – ее взгляд застыл на отряде стоящих в карауле солдат. Элеонора перевела глаза на человека, сидевшего напротив нее. До нее дошло, что он вместо солдат изучает ее профиль.

– Есть какие-нибудь предложения? – спросила Элеонора.

– Одно или два, – ответил Ахилл бархатным голосом.

– Относительно солдат. А что, если они ждут нас? Крик на немецком позади кареты послужил ответом:

– Не пропускайте их!

Ахилл отряхнул штаны и поправил кружевные манжеты.

– Святой Стефан, что ты делаешь? Нас почти арестовывают, а ты…

Ахилл развалился на сиденье, натянул шляпу на глаза и принял невыразимо скучающий вид.

– Извините меня, что оторвала вас от послеобеденного сна.