Литмир - Электронная Библиотека

А когда ему исполнилось девятнадцать – и он отсутствовал, навещая тетю и дядю в Англии, – его мать снесла последнюю башенку высокой каменной башни, откуда он с такой страстью горланил песенки, которым его научил Константин.

Широн без устали скакал под Ахиллом, пока тот разглядывал место пребывания нескольких поколений Д'Ажене. Но теперь от них ничего не осталось: последний из них умер двадцать три года назад.

Ахилл подъехал, и слуга выбежал поприветствовать его, кланяясь, как если бы домой вернулся владелец поместья. Здесь не было владельца поместья. Был всего лишь временный арендатор.

– Напомни мне, чтобы я послал ренту матери, – сказал Ахилл мужчине. – Я здорово задолжал. А она, может, хочет использовать деньги. В Моравии много разных бабушек у принцесс, у которых она лестью выманит землю.

Бедный слуга выглядел абсолютно обескураженным.

– Месье?

Ахилл направился вверх по широкой лестнице. Он не чувствовал своего тела, будто смотрел на себя издалека. Наверху ждал молодой слуга, переполненный чувством своей значимости.

– Добро пожаловать, месье. Я – Жерар. Монсеньор Боле наказал мне… – Ахилл стянул перчатки для верховой езды и бросил слуге в руки, а тот продолжил: – Нашел ли вас курьер от полковника Жийона в замке Дюпейре, месье? – важно спросил Жерар. Ахилл не ответил. – Кажется, он больше был озабочен тем, как бы поскорее вернуться в Баварию, – продолжал говорить слуга, – особенно сейчас, когда война началась. Вроде бы они выступили маршем в епархию Пассау, и курьер планировал пус… э-э, то есть… а-а, исследовать владения епископа.

– Ну, хорошо, – сказал Жерар спине Ахилла. Парень жестом позвал другого слугу следовать за ним, а сам понесся за Ахиллом.

– Может быть, месье пригубит стаканчик вина? – спросил он, часто и тяжело дыша, стараясь идти в ногу с широко шагающим Ахиллом. – Чтобы промыть горло от дорожной грязи.

Ахилл резко остановился, слуга почти столкнулся с ним. Другой слуга выбежал вперед и протянул поднос для писем с качающимся бокалом плещущегося вина. Ахилл взял бокал и опустошил одним глотком.

– Это любимое вино вашей матери, – сообщил управляющий с глупой улыбкой. – Я подумал, возможно, вам понравится.

Ножка бокала хрустнула в руке Ахилла. Он стряхнул осколки на пол и пошел дальше.

– Месье! – позвал управляющий. – Месье, ваша рука. Она кровоточит.

Ахилл остановился. Посмотрел на ладонь и пробормотал себе:

– Да, именно так. Это моя кровь, как ты думаешь?

– Месье?

– Сколько бочек этого вина в подвалах?

– Ч-четыре с половиной, месье.

– Разбейте их. Вино не пейте и никому не давайте. Вылейте.

– Как скажете, месье.

Перепрыгивая через три ступеньки, Ахилл поднялся по главной лестнице. Сверху он позвал:

– Жерар! Мне потребуется огонь.

У основания лестницы появился молодой слуга.

– Я сразу же разжег один камин в ваших комнатах, месье.

– Ну, и почему мне это нужно в такой прекрасный теплый весенний день?

Жерар открыл рот, заколебался, посмотрел назад через плечо и наконец выдавил:

– И где месье требуется огонь?

Ахилл посмотрел вниз на невысокого парня:

– Под окном бывшей спальни моей матери.

Ахилл прошел по длинному коридору к комнатам, которыми пользовалась его мать. Он распахнул дверь, чем напугал вытирающую пыль горничную. Та вскрикнула, потом, шатаясь, присела в запоздалом реверансе.

– Пошла вон, – сказал Ахилл. Горничная выбежала. Дыхание Ахилла становилось глубже и порывистей. В глазах сверкало красное и серое. Он влетел в спальню матери, начал вытаскивать ящики из будуара и сбрасывать их в кучу под окном. Опрокинул стулья и сундуки. Дерево ломалось о дерево, расщеплялось, раскалывалось. Позолоченная нить разматывалась по комнате. Обивка мебели, обтянутой легко рвущимися бархатом, атласом и парчой, разлеталась в воздухе.

Ахилл не видел ничего, кроме того, что должно исчезнуть отсюда. Все, чем пользовалась его мать, чего она касалась, оскверняло имя Д'Ажене. Он поднял скамеечку, на которую мать когда-то клала ноги, и резко оторвал у нее ножки, одну за другой. Большое зеркало в подвижной раме отражало высокого черноволосого механически движущегося человека. Все должно быть уничтожено. Ахилл бросил скамеечку в зеркало, которое взорвалось мелкими осколками.

Он прошел в гостиную к письменному столу возле камина. Смахнул все с его поверхности. Письменный прибор разлетелся на части, попав в мраморный постамент каминной доски. Ахилл поднял стол, приготовившись швырнуть его в камин.

Из очага раздался испуганный вопль:

– Пожалуйста, месье!

Ахилл удержался от броска. Маленький трубочист, покрытый сажей и пеплом, выскользнул из топки.

– Месье, пожалуйста, не убивайте меня! Экономка приходит сюда, чтобы погреться. Я только чистил…

Ахилл бросил стол в дальний угол. Мальчик испуганно отшатнулся при треске ломающегося дерева.

– Найди себе для чистки другую трубу, – посоветовал Ахилл холодным и отчужденным голосом. – Сейчас же. – Трубочист поспешил исчезнуть.

Над камином висел портрет отца и сына: Константина и Ахилла. Ахилл стоял и смотрел на доброе лицо пожилого человека, которого он называл отцом. Умелый художник поместил светлые волосы Константина в тень, а темные пряди мальчика освещались солнцем, уменьшая вероятное различие между ними.

– Нет сомнения, мама, что это тоже дело твоих рук, – громко произнес Ахилл в пустой комнате. Тяжело и прерывисто дыша, он достал нож из сапога для верховой езды.

Снял картину и приставил острый как бритва нож к полотну, готовый исполосовать ее, вырезать себя из фальшивой и лживой картины.

Воспоминания заплясали перед глазами Ахилла. Мягкое наставление Константина, когда Ахилл случайно ранил слугу, его удивленный смех по поводу смекалистости маленького Ахилла, его неподдельное восхищение неумелыми попытками сына стрелять из лука и фехтовать.

– Папа, смотри, я опять Тристан.

– Вижу, мой храбрый рыцарь, вижу. Осторожней, осторожней, не порви тетиву. Не забывай, я уже старый. Сейчас моложе, чем ты, но годы дают о себе знать. Но что это, сэр Тристан? Я не вижу Изольды.

– Э-э, она ему не всегда нужна, так ведь?

– За что еще, кроме своей дамы, может сражаться рыцарь?

– Существует огромная масса таких вещей.

– Разве?

– Конечно! Земля, честь и… и… король!

– А разве настоящий рыцарь не отдаст все это за знак внимания своей дамы? За локон ее волос или мягкую улыбку на розовых губах?

– Ах! Ты смеешься, мой мальчик? Ну хорошо, сэр Тристан, однажды какая-нибудь дама войдет в твое сердце, и когда ты почувствуешь боль любви, а потом освободишься от нее, тогда ты засмеешься – над собой.

– Тебя украли у меня, папа, – с болью прошептал Ахилл. – Я не твой сын. Я сын человека, воплотившего в себе все, с чем ты учил меня бороться.

Как укол шпаги, эта мысль пронзила его сердце. Его лишили детства, крови, земли, титула – и даже король был больше не его.

– Скажи мне, что это только колдовские чары на мне, как те, в книгах. Чары прекрасной ведьмы, посланной уничтожить меня. Ей не потребовались снадобья или заклинания, достаточно было ее уничтожающих глаз… и злой энергии.

Образ светлых глаз Константина трансформировался в голове Ахилла в холодные темные глаза с рисунка Элеоноры, и опять он услышал ужас, звучавший в словах его матери.

– И теперь для меня не осталось радости, – произнес Ахилл вслух. – Ничего не осталось.

Он зажмурил глаза, защищаясь от пустоты. Его разум заполнили зеленые глаза, и послышался шепчущий голос с мягким акцентом. Некоторое время назад он думал, что ему почудилось, что, возможно, ему удалось найти решение и он мог бы вернуться к Элеоноре и предложить ей руку и сердце.

Но один проклятый портрет забрал у него все. Его прошлое, связанное с Константином, оказалось ложью. И хотя в последние дни с Элеонорой он осмеливался мечтать о будущем, теперь это будущее тоже ушло. Оно уехало в карете на восток, через Пассау в Вену.

59
{"b":"111135","o":1}