– Вы когда-нибудь занимались любовью, Элеонора? По-настоящему?
– Что? – Она повернулась спиной к Ахиллу. – Конечно, да. Что за вопрос? Я вдова. И вы это знаете.
– Я не сомневаюсь, что с вами спали. Но, конечно, с вашим дорогим Балинтом…
– Ахилл! – закричала Элеонора, поворачиваясь к нему. – Я говорила вам, что никогда не нарушала своих брачных обещаний. Я не куртизанка! – Она в раздражении дернула ленту-завязку халата.
– Разве только куртизанкам позволено получать удовольствие? – спросил Ахилл.
– Да. Нет…
Ахилл начал снимать куртку.
– Прекратите!
Он бросил куртку в кресло, как это делает муж. Или любовник.
– Убирайтесь! Вы слышите? Сейчас же убирайтесь. – Элеонора нервно зашагала в своей части комнаты, избегая наступить на лежавшие кучей ночную рубашку и тяжелый халат.
Ахилл снял шейный платок и начал расстегивать жилет.
– Я не хочу вас видеть! Разве вы этого не понимаете? – Элеонора подошла к туалетному столику и начала расставлять стоявшие на нем баночки и бутылочки, ее мозг пытался справиться с подавляющим присутствием находящегося сзади человека. Ее руки потянулись к свитку пергамента.
– Вам нет необходимости прибирать это ради меня, – невозмутимо заметил Ахилл. – Поссорились со служанкой?
Элеонора замерла с протянутыми руками. «Святой Стефан, что я делаю?» Она повернулась лицом к Ахиллу, стараясь находиться между ним и столиком.
– Нет, – бросила она. – Я лишь не отказала себе в порыве раздражения.
– Я бы предпочел, чтобы вы не отказали себе во мне. Как вы сделали сегодня утром. – Ахилл снял жилет и бросил его на куртку.
– Прекратите это!
Одним движением Ахилл развязал рубашку, и она распахнулась, открывая очень мускулистую грудь.
Элеонора оттолкнулась от столика, заставив задребезжать стоявшие на нем склянки.
– Оденьтесь. Я не какая-нибудь там солдатская подстилка. Я удивлена, что вы не пришли одетым по полной офицерской форме. Все эти золотые галуны ослепили бы меня до покорности.
– Золотые галуны? – Спросил Ахилл. – А может, вы предпочитаете меховые кивера венгерских гусар?
– Да.
Ахилл шагнул к Элеоноре и схватил ее за плечи.
– Может быть, гусара по имени Балинт? Сколько ему было, когда вы познакомились с ним? Двадцать? Двадцать один?
– Двадцать два. Он был на год моложе меня.
– Молокосос.
Элеонора оттолкнула Ахилла, подошла к спинке кровати и схватилась за нее, словно за якорь.
– Я должна была толкнуть вас в огонь в тот миг, когда заметила вас у камина.
– Но вы не сделали этого, так ведь? Вместо этого вы воздали хвалу Господу?
– То, что я делаю, это попытка играть с французским снобом, – сказала Элеонора скорее себе, чем Ахиллу.
– Нет, – тихо заметил Ахилл. – Это…
Что-то в его голосе заставило ее покрыться мурашками. Ахилл обвязал свой шейный платок вокруг ее запястья и спинки кровати и завязал его на узел. Элеонора рывком попыталась вырваться.
– Ахилл, – крикнула она, стараясь освободиться и ударить ногой Ахилла, стоявшего сзади и державшего ее другую руку. – К черту ваши шуточки! Отпустите меня.
– Добро пожаловать в настоящую Францию, мадам Баттяни, – хрипло сказал Ахилл прямо в ухо Элеоноре. Он схватил ее за бедра и прижал к себе. У нее подкосились ноги. – Если бы ты была солдатской подстилкой, я бы именно так овладел тобой. Быстрое удовольствие для меня и ничего для тебя.
– Тогда давай! – Злость, казалось, захлестнула ее. Перед глазами пошли красные круги.
– И мне не нужно твое согласие. На тебе мой подарок. Это говорит само за себя. – Он дернул платок-путы, и тот упал.
Элеонора повернулась к Ахиллу.
– Видит Бог, я не буду покоренной. Я буду свободной, ты слышишь? – закричала она, замахиваясь на него.
Ахилл вцепился в ее руку железной хваткой.
– Никогда…
– Никогда – что? Не отказывали тебе? Ты можешь взять это тело, черт с тобой. Ты можешь вернуться с войны, воняя лошадьми и людской кровью убитых тобой, ты можешь повалить меня и растерзать, а потом хрюкать от удовольствия, когда кончишь.
– Разве я хрюкал сегодня утром? А? – Ахилл опустил Элеонору. – Я не Миклош.
– Ты – мужчина, – резко бросила Элеонора.
– Да, мадьярка, мужчина.
Элеонора взяла Ахилла за рубашку на груди и, скомкав, сжала ее в кулаках.
– Ты хотел веселенького совращения? Всех этих застенчивых улыбочек и сладких стонов? Ты разочарован? – Элеонора налегла на Ахилла и бесстыдно прижалась к его бриджам бедрами. – Может быть, ты ожидал тихих славненьких томных вздохов? – Она разжала руки и запустила их ему в волосы.
Ахилл обнял Элеонору за плечи:
– Вы думаете оттолкнуть меня, мадам, своей развязностью? – Его руки кругами начали поглаживать ее спину. – Не получится. – Он положил свои руки ей на ягодицы и крепко прижал к себе. Потом сверху вниз посмотрел ей в глаза. – Ты забываешь, я видел твое тело, когда оно дрожало от удовольствия. Его обещание не выполнено. А я эгоист, Элеонора. Я хочу многого. Я хочу выполнения обещания.
– Разве стена в моих глазах исчезла? – спросила Элеонора.
– Нет.
– Но теперь тебя это не беспокоит?
– Я бы хотел, чтобы она исчезла, – тихо произнес Ахилл. – Но и тогда, я думаю, не увижу того, что хочу увидеть в них.
Элеонора закрыла глаза, отгораживаясь от обольстительного взора Ахилла. Он же обнял ее, чтобы согреть в своих объятиях, потом поцеловал в висок.
– Мужчина и женщина не должны вести себя, как животные при спаривании. Позволь мне показать тебе удовольствие, какое мужчина может доставить женщине, и удовольствие, которое она может дать ему, – сказал Ахилл. – Я скоро уеду, Элеонора. Я не могу больше ни о чем просить, кроме этой ночи с тобой.
Ахилл прижал свои губы к ее закрытым векам.
– Я хочу снова ощутить твой вкус, твой запах. Хочу тебя всю.
Элеонора едва дышала.
– Все это для твоей солдатской памяти? Я достаточно сыта солдатами и войной.
– Сейчас глубокая ночь. До рассвета я не буду солдатом. – Ахилл коснулся пальцем скулы Элеоноры.
Элеонора задрожала.
– Я дрожу, Ахилл. Сегодня утром ты вывернул меня наизнанку, словно моя кровь больше не греет меня и ей требуешься ты, чтобы разжечь. И еще… и еще сегодня утром я познала в твоих руках райское блаженство, и – хотя бы раз – мне хотелось оказаться на небесах, о которых поют поэты.
Она прямо посмотрела в его глаза.
– Но знай, о чем ты просишь, Ахилл. Я не из тех твоих француженок, которые приходят на свидание, потому что так модно. Я мадьярка. Я не могу быть иной.
Грудь Ахилла вздымалась при дыхании, по-прежнему контролируемом, но уже участившемся. По его лицу скользнула тень улыбки.
– Иди ко мне, – попросил он.
Элеонора потянулась вытащить заколку из волос. Казалось, Ахилл надолго перестал дышать, потом он резко выдохнул.
– Судьба добра, – тихо произнес он.
Его пальцы погрузились в ее волосы и начали вытаскивать оставшиеся заколки. Прямо под ее кожей плясало пламя. Волосы Элеоноры тяжелой волной упали ей на спину.
– Ты знаешь, как проверять предел мужской выдержки? – спросил Ахилл. Он смотрел в зеленую глубину ее глаз, и хотя стена все еще оставалась, в них бурлила страсть, страсть женщины, сильная и мощная.
Элеонора лукаво улыбнулась:
– Я знаю, как можно попробовать это сделать. – Она приложила палец к губам и медленно облизала его кончиком языка, потом начала водить им ему по груди вдоль краев расстегнутой рубашки.
У Ахилла напряглись бедра. Элеонора наклонилась и поцеловала влажный след, оставленный пальцем. Ее обещание…
Со стоном Ахилл поднял Элеонору и понес на покрывало, которое он постелил у камина. Он встал перед нею на нагретой огнем ткани. Элеонора обняла Ахилла за шею и притянула к себе. Он впился в ее губы стремительным поцелуем.
Потребовалась вся его воля, чтобы не поглотить ее. Изумительно вкусная Элеонора, ее податливые губы в его губах, ее грудь, прижавшаяся к нему, – все раздувало огонь его пламени, зажегшегося, когда он увидел ее спящей в розовом шелковом халате. У него не было женщины после Жемо, и после сегодняшнего утра его тело рвалось к близости. Но он не мог поддаться чувству.