Ахилл подтрунивал над Дюпейре, который любил жену, но это был временный каприз. А любовь со сладким мучающим очарованием, о котором рассказывал ему Константин, была единственной в этом мире стоящей, но не существующей вещью. Это была единственная ложь, которую он открыл в словах своего отца. Любовь не существует, поэтому невозможно сражаться за нее, и Ахилл должен был отправиться на поле брани, чтобы почтить память своего отца. Обольщение определенно существовало, как страсть и изредка влечение. Но не любовь.

И почему же он так отчаянно хотел увидеть в глазах Элеоноры то, что не существовало?

Незаметно дверь в углу комнаты открылась, и появился слуга с бутылкой вина на серебряном подносе.

– Ваше вино, месье, – кланяясь, сказал слуга. – Ваши слова переданы мадам Баттяни. А месье Боле просил передать вам, что курьер прибыл.

Ладонь Ахилла сжалась вокруг ножки бокала.

– Правда? – только и сказал он. Слуга ждал. Ахилл налил бокал, вино заполнило его рот своим изумительным вкусом. – Передай месье Боле, что курьер, без сомнения, устал, – сказал Ахилл слуге. – Я встречусь с ним утром. – Он махнул рукой, отпуская слугу. – Рано.

– Я передам месье Боле ваше сообщение, месье, – заверил Ахилла слуга и ушел.

Несколько мгновений спустя Ахилл услышал, как Боле осторожно покашливает сзади. На кивок Ахилла управляющий ответил поклоном и сказал:

– Месье, возможно, вам желательно вернуться в свои комнаты, чтобы освежиться. Вы могли бы поговорить с курьером шевалье Жийома, пока вы здесь.

– И как часто я буду освежаться в Баварии? – спросил Ахилл. Его назначение – его искупление – ожидало в комнатах. Война манила, предлагая мир, рожденный из хаоса, где внешний шум затмевал потребности его ищущего чувств и не знающего покоя тела. Он должен идти, спасать себя, но напряжение сковало его, словно якорная цепь. Цепь, удерживавшая его там, где он стоял.

– Месье? – неопределенно спросил Боле, переминаясь с ноги на ногу. – Месье, вас ждет курьер от шевалье Жийома.

– Я слышал тебя, Боле. Начинай паковаться, – сказал Ахилл.

– Уже начал, месье, – ответил Боле, делая шаг к двери. – Вы говорили, что хотите уехать, когда прибудет курьер. Месье, вы должны пойти и поговорить с ним.

Ахилл поднял одну бровь, услышав от управляющего слово «должны», и увидел, как тот краснеет. Боле наклонился ближе к своему хозяину и, понизив голос, прошептал:

– Прошу прощения, месье, но шевалье наложил определенные… э-э… ограничения на ваш патент. Вам следует поговорить с курьером.

Ахилл почувствовал, как деревенеет его лицо.

– Какие ограничения?

Управляющий шумно глотнул, его голос стал почти не слышен:

– Это… это в связи с Парижем. Кажется, шевалье слышал о… некоторых… о том… что случилось, и поэтому он сказал курьеру, что почтет за честь предложить вам офицерский патент, как и говорил. Но если вы задержитесь…

– Продолжай.

– Если вы задержитесь… – Боле заколебался, нервно облизал губы, потом закончил: – Он вам его не продаст.

– Понятно, – сказал Ахилл. – И сколько времени мне отпущено?

Управляющий помялся, затем ответил:

– До рассвета, месье.

В комнату вошел лакей, ведя к Ахиллу Элеонору. Он поклонился и ушел, а Элеонора вежливо, но отчужденно кивнула Ахиллу, подчеркивая, что они мало знакомы.

– Месье, – сказала она с легким намеком на недоверие в голосе, – вы хотели видеть меня? Я думала, что все долги оплачены.

Боле кашлянул.

– Месье, пожалуйста, – прошептал он, – курьер.

Элеонора застыла. Ахилл почувствовал произошедший в ее настроении резкий переход от живости к покою, так затихает животное, когда чувствует приближение хищника. В ее глазах он увидел черноту, которой не было раньше, и стену.

– Это все, Боле, – сказал Ахилл, и управляющий неохотно кивнул. – Посоветуй курьеру хорошо выспаться. Он будет первым, кто встретит меня утром.

– На рассвете, месье.

– Я буду, Боле.

Ахилл посмотрел на Элеонору. Она побелела как снег.

На какое-то мгновение, не дольше чем взмах соловьиного крыла, Элеонора почувствовала приступ головокружения, заставляющего терять равновесие. Казалось, пол под ней закачался и горящие свечи размазались в полоски света.

– Элеонора? – Голос Ахилла звучал тихо, издалека и нечетко. Она ухватилась за что-то устойчивое и жесткое, и мир сразу же вернулся на свое место.

– Прошу прощения, – сказала Элеонора, отпуская руку Ахилла, в которую она вцепилась. – Я, должно быть, оступилась.

Ахилл нахмурился и накрыл ее ладонь своей:

– Вы стояли на месте.

– Именно поэтому я так сильно и оступилась, – резко бросила Элеонора, отдергивая свою руку.

Ахилл наклонился к ней, его лицо было искусной маской внимательного дворянина.

– Может быть, вы желаете пройти к креслу?

– Нет, благодарю вас, – ответила Элеонора, кивая ему настолько грациозно, насколько она могла. – Я предпочитаю умереть там, где стою.

– Как пожелаете, – заметил Ахилл, хотя его спокойная рука оставалась на ее локте еще долгое время, пока он ее не убрал.

Ахилл засунул руку в карман и достал веер Элеоноры.

– Думаю, вы положили его не туда. Я хочу возвратить его вам.

– Как вы добры, – спокойно ответила Элеонора и взяла веер. Она нервно начала открывать и закрывать его, затем заставила себя остановиться. – Это ваша манера прощаться? – Уголки ее губ образовали легкую улыбку. – А я ожидала, что вы закричите: «Франция жива».

– Вы? – тихо спросил Ахилл. – Как я мог уехать, не увидев вас еще раз после… обещания… сегодня утром?

– Этим утром не было никакого обещания.

– Увы, моя мадьярка, было. Долгое, сладкое, удовлетворяющее обещание.

Элеонора вспыхнула и отвернулась.

– Я должна идти на концерт.

– Подумайте о нас, когда будете играть. Женщина, ожидающая своего возлюбленного… удовлетворенный мужчина.

– Черт вас дери, Ахилл! Зачем вы это делаете? Это развлекает вас? Если вы так сильно хотите меня, почему бы вам не бросить меня на игровой стол и взять?

– Заманчивое предложение, – ответил Ахилл, затем добавил слегка удивленно: – И несколько дней назад я бы принял его. Но сейчас…

– Но сейчас… что? – спросила, поворачиваясь, Элеонора, хотя уже знала ответ. Несколько дней назад он был просто мужчина, сын дьявола. Но это было до того, как она узнала его, до того, как узнала черного ангела, который был Ахиллом.

– Тогда, – начал Ахилл и остановился, его взгляд опустился, и темные глаза сощурились, словно он искал ответ. Улыбка, казалось, заполнила его лицо, преобразив его самого, и он поднял глаза, чтобы встретиться с ее глазами. – Тогда вы были экзотически интригующая женщина. Теперь я знаю, что вы не похожи на других. Вы – Элеонора.

Они долго смотрели друг на друга. Ее губы приоткрылись, будто хотели возразить, но этому помешало молчание.

Хруст мягкого дерева нарушил ее оцепенение. Она посмотрела на свои руки, в которых держала сломанный веер.

– Я… я должна идти, – прошептала она, направляясь к двери. – Концерт…

– Сыграйте для меня, Элеонора, – крикнул Ахилл вслед. В ответ она бросила на пол обломки веера.