Гавестон снова осунулся, выглядел больным, Эдуард очень беспокоился не только за его безопасность, но и за здоровье.

– Здесь нам ничто не грозит, мой дорогой, – говорил король, но он прекрасно знал, что приют у них временный и что, отдохнув от путешествия, придется сразу же думать о том, куда ехать дальше.

Быстрее принимать решение подтолкнуло их и то обстоятельство, что гарнизон крепости – они хорошо видели это – не выказывал особой верности королю, и было ясно: на него полагаться нельзя.

– Что же делать? Что предпринять? – воскликнул Эдуард уже после нескольких часов пребывания в замке. – Если подойдет Ланкастер с войском, сможем ли мы оказать сопротивление?

– Какое-то время, да, – отвечал Гавестон. – И то сомнительно.

Он был бледен, возбужден и уже не казался таким бесконечно привлекательным и изящным, как обычно.

– Если бы я тоже мог собрать людей, – проговорил Эдуард.

– Вы не можете. Особенно здесь. Это нужно было делать раньше.

– Но я же король или нет? Я призову всех под свои знамена! Думаешь, им так уж нравится Ланкастер? Или они пойдут за Пемброком, за Уоренном? Неужели Бешеный пес осмелится идти против нас войной?

– Осмелится, – мрачно сказал Гавестон. – Если бы у тебя была армия… Тогда другое дело. Но ее нет и не будет.

– Значит, выход один. Я должен немедленно отправляться отсюда собирать войско. Сначала поеду в Йорк… Да, так и сделаю. А потом приду сюда, дорогой Перро, и освобожу тебя. Продержись, умоляю, до моего возвращения.

В один из редких просветов – когда мысли Гавестона были не целиком заняты собственной персоной – он подумал: то, что предлагает сейчас король, это ведь уже начало гражданской войны в стране. И он идет на такое ради него, Гавестона… Который даже никогда его не любил, а любил только себя, одного себя… И его отношение к себе…

Еще он подумал, что нужно остановить короля. Это может стоить ему короны… Но какой же все-таки выход? Что можно предпринять? Опять бежать куда-то? И так до бесконечности… Невозможно… Значит, решение одно: противостоять баронам. Заявить им: я – король, и я так хочу!

Да, это единственный выход. Единственный, но далеко не надежный.

– Я предприму все возможное, чтобы продержаться до твоего возвращения с войском, – сказал Гавестон. – Отправляйся, мой господин.

– Тогда, любимый друг, я прощаюсь с тобой, и до скорой встречи.

– Мы встретимся, и мы покажем этим чертовым баронам, кто здесь король. Вы и я покажем им… Мы вместе…

– Вместе, – повторил Эдуард. – Всегда вместе, до скончания дней.

… И вот враги Гавестона подходят уже к воротам замка, а король все еще не вернулся со своей армией. Если ему удалось ее собрать… Гарнизон оказывает противнику слабое сопротивление, тот также не проявляет особого рвения: дело ограничивается, в основном воинственными возгласами и ленивой перебранкой.

У Гавестона внутри замка нет истинных друзей и приверженцев. У него их нет вообще. За мыслями о себе он как-то не подумал их завести. Даже собственные слуги его не любят… Король, один только король любил его… Нет, обожал… чуть ли не больше, чем Гавестон самого себя… А если так, к чему было затрудняться, привлекать кого-то на свою сторону? Ведь для этого надо что-то отдавать этим людям, чем-то платить. А он не привык. Он умел только брать. Да и не нужно было умение – все, что хотел, само шло в руки с помощью влюбленного до безумия короля, который обожал в нем все: лицо, волосы, походку, голос, ум, тело…

Но теперь этого короля с ним нет. Он один. Как перст… Никого, кому бы мог довериться. Как ужасно!

Заметней стала перемена в отношении к нему слуг. Появился легкий налет наглости, бесцеремонности. Легкий – потому что еще ожидали: вдруг король вернется с войском? Оттого окончательно не распоясывались, не заходили слишком далеко.

Сколько же здесь можно продержаться, если не будет штурма? Каковы запасы воды и пищи? Судя по тому, что солдаты противника расположились лагерем возле замка, их предводители, Пемброк и Уоренн, вознамерились ждать. А где же Ланкастер со своей армией? Его самый лютый враг. Несомненно, вот-вот появится, и тогда что-то произойдет… Что?..

Один из слуг вошел в комнату, по которой Гавестон метался, как зверь по клетке, остановился у двери.

– Что тебе?

– Прибыл посланец от армии, которая стоит возле замка, милорд. Спрашивает, согласитесь ли вы принять графа Пемброка.

– Пемброка?

– Да, милорд. Он хочет говорить с вами.

– Впусти его. Только без солдат!

– Он будет один, милорд. Так сказал посланный. Он собирается поставить вам условия… Сделать предложения, милорд.

– Я приму его. Он человек чести… Скорее приведите графа Пемброка!..

Слуга вышел.

Да, Эймер де Валенс, граф Пемброк – человек чести. И разумный к тому же. С ним стоит вести переговоры. Он сын сводного брата Генриха III, деда нынешнего короля, и родственные связи, а также богатство и титулы сделали его весьма значительным лицом в государстве. Такому можно доверять: если даст слово, слово чести, он его непременно сдержит. Говорят, у него превратилось почти в манию, которой он гордится, выполнять любое данное им слово.

И вот он стоит перед Гавестоном – граф Пемброк – и смотрит на него без всякого одобрения. Это еще если мягко сказать. Наверняка не забыл, что не так давно в Уоллинфорде тот выбил его из седла во время турнира. Помнит он также и прозвище, которое дал ему в свое время неуемный на выдумки любимчик короля, – Еврей Иосиф. А все из-за того, что у Пемброка темные волосы, бледная кожа и немного крючковатый нос. После того как при Эдуарде I евреи были окончательно изгнаны из Англии, носить подобную кличку стало совсем неприлично. Разумеется, Пемброк не забыл и об этой «услуге» Гавестона.

Вошедший не стал тратить времени, сразу заговорил о деле.

– Замок окружен, – сказал он. – Вы знаете, мы можем с легкостью его взять. Почти никто не станет оказывать сопротивление. Ворота откроют немедленно… Предлагаю сдаться, не доводя дело до штурма.

– И не подумаю! Король скоро прибудет сюда с войском и выручит меня.

– Неужели вы предполагаете, что кто-то согласится защищать вас? Во всей Англии нет человека, которого бы ненавидели больше, чем Гавестона! Можете мне поверить.

– В стране остались верные люди.

– Верные королевству, но не гасконскому авантюристу.

– Вы забыли, что говорите с графом Корнуоллским!

– Я прекрасно знаю, с кем говорю… Хватит. Будьте разумны. Лучше сдаться с честью, чем быть захваченным силой. Разве не так?

Наступило молчание. Гавестон думал.

Пемброк говорит верные слова, ничего не скажешь. Захватить замок действительно ничего не стоит, и тогда Гавестона возьмут как пленника и еще, чего доброго, закуют в цепи… Пемброк – здравомыслящий человек. Он не хочет допустить даже видимости битвы – это будет означать начало настоящей войны с королем, с которым он воевать не хочет. Но Уоренн, тот готов пойти на все, и тогда Гавестону конец… Значит, необходимо использовать шанс, который предоставляется сейчас Пемброком, нужно сдаться именно ему, только под определенные условия, выполнение которых тот гарантирует своим словом чести… Другого выхода не видно. На короля уже никакой надежды нет…

Гавестон заговорил.

– Если я сдамся вам, милорд, – сказал он, – то лишь при условии, что мне дадут возможность увидеться с королем и что будет справедливый суд.

Теперь задумался Пемброк. Разумно ли разрешить Гавестону встречу с королем? Вряд ли. Что касается справедливого суда – что ж, в распоряжении судей будет достаточно свидетельств и улик, подтверждающих виновность Гавестона и то, что он заслуживает смертной казни. Покидая в спешке замок в Тинмуте, гасконец оставил среди своих пожитков драгоценности, принадлежащие не ему, но английской короне. Он, конечно, заявит, что они подарены королем, однако суд не примет это во внимание, ибо ни у кого нет права владеть ими. Помимо того, он уже неоднократно нарушал и предавал государственные интересы Англии, вновь и вновь возвращаясь в страну, куда ему было запрещено возвращаться по закону.