Сейчас на холме жил один человек, хотя деревенским было невдомек – как можно поселиться здесь по доброй воле? Наверху стоял едва заметный крошечный домик. Днем он прятался под сенью яблони, ночью его выдавал свет в окошке.

Жила в том домике пожилая и очень необычная женщина. Флакса Мильдвэдер – прозвали ее жители, однако настоящего ее имени не знал никто.

Флакса по-шведски значит «порхать». Она и правда напоминала птицу – всегда в широком плаще цвета индиго с пелериной, которая колыхалась за ее плечами, как большие крылья. На голове она носила необычную шляпу, похожую на колокольчик: на высокой лиловой тулье бабочки, поля украшены цветами.

А Мильдвэдер, или Теплый Ветер, прозвали ее потому, что появление Флаксы всегда сулило хорошую погоду. Зимой она надолго пропадала, и бывало, неделями не выходила из дому. А вдруг появлялась – спускалась с холма в своем странном наряде, и все сразу знали: скоро потепление. И даже если трещали тридцатиградусные морозы и все было покрыто толстым слоем снега, стоило Флаксе выйти из своей хижины, на следующий день начиналась оттепель. В тех краях Флакса считалась самой верной весенней приметой.

Удивительная была эта Флакса. Например, она умела предсказывать судьбу. Карты она презирала, но по руке и на кофейной гуще гадала охотно. Многие, вопреки страху, пробирались сюда в ночи ради того, чтобы узнать свою судьбу.

Но гадание не было главным делом ее жизни. Флакса ткала ковры. Узоры она создавала сама, и была у этих узоров своя история. Подолгу сидя у ткацкого станка, Флакса размышляла о жизни деревни и ее обитателей. Однажды она обнаружила, что знает их будущее наперед. Об этом рассказывали узоры, рождающиеся под ее пальцами. Флакса увидела все, что ждет этих людей. Грядущие события проступали четко и однозначно, словно она читала в раскрытой книге.

Так и должно быть, решила Флакса. Для нее это не было неожиданностью. Не удивляло ее и то, что теперь, считывая линии человеческой руки или вглядываясь в кофейную гущу, она различала узоры для своих ковров и понимала, как ей расположить нити. Одно рождало другое. Рисунок нитей на ковре и предсказания совпадали, как две половинки одного целого.

Но из какого тайного источника черпала она свои знания о человеческих судьбах и ковровых узорах, Флакса никому и никогда не сообщала, а возможно, не знала и сама. Как бы то ни было, жители деревни старались поддерживать с ней хорошие отношения.

Флакса, надо заметить, никогда не ткала и не гадала только ради денег. На жизнь ей хватало, а больше ей было не нужно.

Хотя она подолгу просиживала у станка, многие ковры так и оставались незавершенными. Те же, что она доводила до конца, были красивы и необычны. На ярмарке Флакса всегда сидела в своем маленьком шатре и гадала, а ковры были вывешены снаружи на обозрение публики.

Глаза Флаксы описать не так-то просто. Всегда разные, они имели над людьми огромную власть. Невероятно, но взгляд ее был мягким и в то же время таил опасность – мягкость и невинная голубизна были видимыми. Похожие на нежные цветки вероники, которые можно найти на лугу в июне, эти глаза умели подчинить себе весь мир. Вот какие это были глаза.

Что и говорить – Флакса была необычная женщина…

В деревне люди часто держат кошек. У Флаксы Мильдвэдер жил ворон. Звали его Клуке, что значит «мудрый». Откуда он взялся – то ли Флакса его поймала, то ли ворон появился у нее как-то иначе, – неизвестно, но он повсюду следовал за ней, и это была удивительная птица.

Клуке умел говорить. Но попусту не болтал. Он отвечал, и всегда очень разумно, когда к нему обращались, – если, конечно, хотел отвечать, ибо был очень своенравен. А порой говорил загадками, так что никто не мог его понять. Никто, кроме Флаксы.

С некоторых пор у Клуке не хватало одного глаза. Ходили странные слухи, будто бы он потерял глаз, когда заглянул в Колодец мудрости. Флаксу очень беспокоило увечье птицы, но не потому, что Клуке стал хуже видеть, а потому, что его характер изменился, причем существенно. Еще бы, у ворона – особенно такого, как Клуке, – должно быть два глаза.

Дело в том, что глаза Клуке обладали разными свойствами.

Один глаз был дневным. С его помощью ворон видел солнце и все, что получает от солнца свой цвет. Видел светлые и теплые тона. Радость, улыбки и смех, хорошие мысли, добро. Глаз этот также мог заглянуть далеко в будущее, он видел грядущие события.

Вторым, ночным, глазом птица видела все, что освещает своим сиянием луна. Цвета темные и холодные. Тени и горе, мрачные мысли, уродство и зло. Этот глаз глядел назад, в прошлое, в самую глубину времен.

Именно ночного глаза и лишился Клуке – лунного, обращенного в прошлое глаза. Злого глаза, как его еще называли. Конечно, это не прошло бесследно. Теперь ворон видел жизнь в розовом свете. Замечал лишь радость и добро. Тени, даже его собственная, перестали для него существовать. Он и себя-то самого теперь, возможно, не видел – ведь он был черный как смоль. Потеряв ночной глаз, Клуке стал несколько легкомысленным. Не пристало ворону легкомыслие, но Клуке был не виноват, и Флакса понимала это.

К тому же это было меньшее из двух зол – ведь потеряй он дневной глаз, жизнь казалась бы ему черной и безрадостной. Только вот мог ли он теперь с полным правом носить свое имя?

Прекрасно, когда видишь светлую сторону жизни, но по-настоящему мудр лишь тот, кто видит жизнь с обеих сторон.

Флакса считала, что взгляд Клуке на мир стал однобоким.

В Блекерюде начиналась осенняя ярмарка. Отовсюду стекались люди. Одни прибывали издалека на повозках, другие шли пешком и тащили за собой телеги с товаром.

Вот и цыгане в своих кибитках – яркие, красивые, с развевающимися волосами и сверкающими глазами. Перекликались незнакомые голоса, звучали песни и музыка, колыхались широкие яркие юбки, звенели украшения.

Все смотрели на них, полные радостных предвкушений.

София и Альберт сидели на козлах. София держала на коленях Класа, Клара расположилась между родителями. Ехали медленно, наслаждаясь путешествием.

Утро выдалось ясное и прохладное, по верхушкам сосен скользило солнце, но лучи не грели. Стояла осень. Воздух, посеребренный пухом чертополоха, казался заколдованным.

Альберт и София улыбались друг другу, дети смеялись.

На ярмарке Альберт нанял для торговли лавку с крышей из дранки. Как и раньше, он делил ее с другим стеклодувом. Альберт расставил свои изделия по полкам. Они были красивее, чем работы второго мастера, да что толку. У соседа торговля шла лучше, он знал, как завлечь покупателя, и уже неплохо подзаработал.

Как всегда, люди долго рассматривали стекло Альберта, но покупали у соседа. Альберт начал падать духом, это было похоже на проклятье. София становилась все бледнее, а ведь она так ждала этой ярмарки.

Чего ради стараться, зачем эта красивая, но никому не нужная посуда?

Почему бы Альберту не делать вещи попроще – такие, какие нравятся людям?

Что теперь с ними будет?

И телегу раздобыли специально для ярмарки, и лавку наняли за большие деньги! Альберт не продал ни одной чаши! На обмен тоже никто не соглашался. Время шло.

Близился вечер. Оставаться на ночлег денег не было. Скоро домой, а они так ничего и не продали.

Дети устали. Весь день Клара бегала по базарным рядам и играла с другими малышами, но теперь сидела с Класом в глубине лавки. Их укрыли рогожкой, им было тепло и уютно, но они чувствовали беспокойство родителей и смотрели на них большими испуганными глазами.

И вдруг что-то произошло.

На ярмарке появился незнакомый господин. По его платью, движениям и походке было видно, что он человек состоятельный. Перед господином, прокладывая ему дорогу в толпе, шел старый кучер. Они двигались медленно, ни с кем не заговаривали и ничего не покупали.