Глядел он влажными очами,

увит терновыми шипами,

как ангел, нежен и уныл;

и лютня на земле лежала,

и в грудь вошел клинок кинжала,

и пурпур цвета крови был.

Его запомнил я так ясно,

что после в жизни я всечасно,

повсюду — узнавал его;

поистине то — призрак странный,

друг пасмурный и безымянный,

не демон и не божество.

Когда же, не стерпев страданья,

задумав дальние скитанья,

чтоб смерть найти иль вновь расцвесть,

я вышел из родного края,

нетерпеливо настигая

надежды призрачную весть, —

на склонах Пизы, в Апеннинах,

на Рейне, в Кельне, и в долинах

пологих Ниццы, и тиши

дворцов Флоренции священной,

в шале, стареющих смиренно

в альпийской горестной глуши,

и в Генуе, в садах лимонных,

в Вевэ, меж яблоней зеленых,

и в атлантическом порту,

и в Лидо, на траве могильной,

где Адриатика бессильно

лобзает хладную плиту, —

повсюду, где, среди простора,

оставил сердце я и взоры,

терзаясь раной роковой;

повсюду, где хандра хромая,

на посмеянье выставляя,

меня тащила за собой;

повсюду, где, тоской суровой

тоскуя по отчизне новой,

я шел за тенью снов моих;

повсюду, где, пожив так мало,

я видел все, что сердце знало, —

все ту же ложь личин людских;

повсюду, где в пустыне пыльной

я, словно женщина, бессильно

рыдал, закрывшись рукавом;

повсюду, где в лесу тернистом

душа цеплялась шелковистым,

легко теряемым руном;

повсюду, где дрема долила,

повсюду, где звала могила,

повсюду, где коснулся я

земли, — садился при дороге,

весь в черном, человек убогий,

как брат, похожий на меня.

Откройся мне, ты, знающий все дали,

   все колеи моих дорог!

Так скорбен ты, что я могу едва ли

   в тебе признать мой злобный рок.

В твоей улыбке кротости так много,

   так сердобольно слезы льешь…

Когда ты здесь, любовно чую Бога;

твоей тоске близка моя тревога,

   на образ дружбы ты похож.

Но кто же ты? Не ангел, Богом данный,

   руководитель душ людских.

Вот мучусь я, но ты — и это странно! —

   молчишь при виде слез моих.

Я двадцать лет знаком с твоею властью,

   неведомое существо,

меня жалеешь, но твое участье

не греет; улыбаешься, но счастья

   не разделяешь моего.

Сегодня вновь явился ты ко сроку;

   лилась ночная темнота,

крылом в окно бил ветер одиноко,

   моя печаль была пуста:

но там остался отпечаток томный,

   еще лобзанья жар тая;

и думал я о страсти вероломной,

и медленно, подобно ткани темной,

   рвалась на части жизнь моя.

Собрал я письма, прядь волос — обломки

   любви недавней, — все собрал;

и голос прошлого, не в меру громкий,

   пустые клятвы повторял.

Прелестный прах, не смея с ним расстаться,

   я гладил, трепетен и тих.

Плачь, сердце, плачь! Слезами напитаться

поторопись! Ведь завтра, может статься,

   ты не узнаешь слез своих.

Я завернул остатки счастья эти

   в обрывок бурого сукна.

Среди недолговечного на свете,

   пожалуй, прядь волос вечна.

Как бы в подводный сумрак погруженный,

   я глубь забвения пытал;

мой лот терялся в этой тьме бездонной,

я над моей любовью погребенной,

   над бледным счастием рыдал.

И вот уже сургуч я выбрал черный,

   чтоб запечатать нежный клад,

еще не веря, в скорби непокорной,

   что я отдам его назад.

Ты слабая, надменная, слепая,

   былого не сорвешь с себя!

О Господи, зачем же ложь такая?

Как страстно задыхалась ты, рыдая,

   зачем рыдала — не любя?

Да, ты грустишь, томишься, но меж нами —

   преграда прихоти твоей.

Ну что ж, прощай! Ты будешь со слезами

   считать часы пустых ночей.

Уйди, уйди! В холодный сон гордыни

   твоя душа погружена…

Моя же не стареет и не стынет,

и кроме горя, узнанного ныне,

   немало мук вместит она.

Уйди, уйди! Не все от полновластной

   природы получила ты,

увы, дитя, ты хочешь быть прекрасной —

   что красота без доброты?

Пускай судьба тебя уносит мимо,

   моей души ты не взяла…

Развей золу любви неповторимой…

Как я любил, и как непостижимо,

   что ты любила и ушла!

Но вдруг в ночи как будто тень мелькнула,

   затрепетала по стене,

по занавеске медленно скользнула

   и села на постель ко мне.

О, кто ты, образ бледный и печальный,

   одетый в черное двойник?

Чего ты ищешь здесь, паломник дальний?

Иль это сон, иль в глубине зеркальной

   я отражением возник?