Юрия Селянина кто-то или что-то лишило жизни. Что-то или кто-то? Несчастный случай? Роковое стечение обстоятельств? Или тщательно задуманное и искусно исполненное преступление?
С этой обретшей прежнюю остроту мыслью старший следователь областного УВД Денис Щербаков вошел в кабинет начальника Таежногорской ПМК «Электросетьстроя» Дмитрия Степановича Афонина.
2
В просторном, по-современному обставленном кабинете Афонина при разговоре со следователем присутствовали трое. Сам Дмитрий Степанович — молодой, чуть старше Дениса, громогласный краснолицый крепыш; главный бухгалтер Нина Ивановна Шмелева — сухонькая, седовласая женщина; начальник отдела кадров Семен Потапович Усенко — тщедушный, лысый, очень болезненный человек.
Однако после первых «пристрелочных» вопросов у Дениса возникло ощущение, что с ним беседуют четверо.
Словно бы скользнул тенью в кабинет и незримо уселся в кресло, подавал реплики, своевременно напоминал о себе Федор Иннокентьевич Чумаков. Имя, прежняя и новая должности Чумакова звучали едва ли не в каждой произнесенной собеседниками Дениса фразе.
Афонин не преминул подчеркнуть, что Чумаков, при котором Дмитрий Степанович работал главным инженером колонны, передал ему сложное хозяйство в образцовом состоянии. Планы строительно-монтажных работ перевыполнялись из месяца в месяц, высокими были и другие экономические показатели.
А как заботился Федор Иннокентьевич о людях, о престиже колонны! Сколько индивидуальных домиков и общежитии возвели в поселке хозспособом. А почему бы и не строить? Леса вон сколько остается при прокладке линий. Или о престиже… Никогда не забывал Федор Иннокентьевич ни о материальных, ни о моральных стимулах повышения производительности труда. Сколько статей в местную печать написал о лучших людях колонны, с представлением к правительственным наградам знатных строителей никогда не запаздывал. В районном центре флаг трудовой славы в честь лучших бригад подымали торжественно каждую неделю, а ведь район-то сельскохозяйственный. Словом, десятки, да что там десятки, сотни людей в поселке обязаны Федору Иннокентьевичу и достатком своим, и репутацией.
— Уж как заботлив он был к рабочим, — вклинилась в разговор Нина Ивановна Шмелева. — В нашей колонне самые высокие тарифные ставки по тресту, а трест едва ни не крупнейший в стране — двенадцать колонн. — Она вздохнула, точно бы у нее дух захватило от масштаба треста, который теперь возглавлял Чумаков, и продолжала с неподдельной гордостью: — Сколько внезапных ревизий наезжало: и трестовских, и министерских, и из областного КРУ. Строгие ревизии, придирчивые… Но ни одна не вскрыла ни одного рубля приписок строительно-монтажных работ, нарушений финансовой дисциплины. Разве что по моей части мелкие упущения в оформлении документации. А Чумакову после ревизии непременно благодарность.
— Или вот мелочь, кажется, — снова заговорил Афонин, — кабинет этот. Распорядился Федор Иннокентьевич отделать и обставить его в соответствии с самыми высокими современными стандартами. Некоторые злословили тогда: нескромность, мол.
Денис лишь сейчас оценил деревянные панели вдоль стен, полированную мебель, тяжелые портьеры на окнах.
— В таком кабинете, — снова донесся до Дениса голос Афонина, — даю вам честное слово, и ты сам, и тот, кто на прием приходит, воспринимает тебя личностью. Так что дальновидно это со стороны Федора Иннокентьевича. По одежке встречают…
Афонин не то удивленно, не то не скрывая восхищения покачал головой и весело, громко засмеялся, как смеются дети да еще очень чистые и спокойные душой люди:
— По телевизору программа такая есть: «Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас». Так вот, хочу признаться: три с лишним года главным инженером я все делал заодно с Федором Иннокентьевичем. Без него изо всех сил стремлюсь делать, как делал бы он сам. А вот лучше не получается. — Он опять засмеялся. — Видно, в коленках слабоват. — И продолжал уже серьезно: — И знаете еще, что в нем очень ценно: Чумаков — не просто администратор, талантливый хозяйственный руководитель, но и не менее талантливый инженер. Могу свидетельствовать это со знанием дела, поскольку возглавлял при нем техническую службу в колонне. Мы, инженеры, диву давались, с какой быстротой, легкостью и, не боюсь этих слов, инженерным изяществом решает он специальные проблемы. Без преувеличения говоря, может рассчитать не хуже ЭВМ технологию установки опоры ЛЭП-500 и на голой подоблачной скале, и в болотной топи. Да так водрузить мачту, что она как дерево из земли растет и всегда росла здесь. Не инженер, а тончайшая электроника последнего поколения! Не зря в министерстве поговаривают, что для Федора Иннокентьевича готовят там большой кабинет.
— Стало быть, дела в колонне обстоят хорошо, перспективы ее работы ясны, ничего чрезвычайного в последние дни не стряслось и в срочном появлении Федора Иннокентьевича нет необходимости? — заметил Денис.
— Да что вы?! — разом прозвучали три удивленных голоса. — Ни о каких чрезвычайных происшествиях — тьфу, тьфу, тьфу — не было и речи. Хотя приезду Федора Иннокентьевича мы, разумеется, всегда рады.
— Работники треста вас часто навещают? Передовой коллектив. Передовой опыт…
— Да не обижают вниманием, — сказал Афонин. — На днях появился здесь Игорь Петрович Постников.
— И чем же он интересовался?
— Ну, само собой, ходом выполнения плана. Потом по своей должности: состоянием автопарка и строительных механизмов. Побывал в гаражах, в мастерских, дал кое-кому разгон. И засел в постройкоме: проверял жалобы на разные бытовые неурядицы. — Афонин покачал массивной головой и засмеялся: — Чудеса! Игорь Постников привыкает басить. Чувствует себя уже главным инженером треста…
— Уже басит? — ответно засмеялся Денис. — А ведь Постников — бывший ваш работник?…
— Да. Работал у нас после института, командовал автопарком, строительными механизмами.
— Что, очень способный инженер, если прочат его на высокую должность?
— Приказы начальства не обсуждают, — усмехнулся Афонин. — Но поскольку трудился он под моим руководством, я бы не дал ему очень уж блестящей аттестации. Обычный дипломированный специалист, каких десятки тысяч выпускают наши вузы.
— Чем же тогда он так ценен Федору Иннокентьевичу?
— Я говорю, приказы не обсуждают. А может быть, Чумаков тоньше нас проникает в творческие потенции человека.
— Многих, кроме Постникова, работников колонны перевел Федор Иннокентьевич в трест?
— Постникова, значит, Савельеву из бухгалтерии, шофера своего Шапошникова, секретаря Нину.
— Очень ценные работники?
— Савельева — отличный, растущий товарищ, — заметила Шмелева. — Постников — это, наверное, каприз Федора Иннокентьевича, а шофер и секретарь — привычка.
«Ну, каприз, пожалуй, слишком легковесное объяснение для многомудрого и многогранного Федора Иннокентьевича…» — усмехнулся Денис и спросил:
— Наверное, Федор Иннокентьевич забрал бы с собой и Юрия Селянина, если бы тот не погиб. Чумаков очень дорожил Селяниным.
— Не думаю, чтобы Селянина Федор Иннокентьевич забрал с собой, — заговорил кадровик Усенко. — Селянин недели за три до отъезда Федора Иннокентьевича подал заявление об уходе по собственному желанию.
— Оно у вас хранится в архиве? Можно с ним ознакомиться?
— Конечно. Куда ему деваться? — В тоне Усенко проскользнули нотки самодовольства. И стало ясно, что архивы у него в полном ажуре и никакой комар не подточит к ним носа. Но вдруг он вздохнул и добавил: — Памятно оно мне, это заявление… Когда Селянин, значит, подал его мне, я, согласно существующего указания о сокращении текучести кадров, провел с Юрием подробную беседу и уговаривал остаться. Но безрезультатно. Упрям был покойник. И чем-то очень озлоблен. А Федор Иннокентьевич пришел прямо-таки в сильное негодование. Сказал, что это со стороны Селянина мальчишество и пьяный бред. Он запретил мне готовить приказ об его увольнении и выдавать трудовую книжку. И сам пытался Селянина убедить забрать заявление. Федор Иннокентьевич выразился в том смысле, что в интересах всего треста, чтобы Селянин остался…