— А, так ты слышал, как я беседовал с Джеки Монэгеном о нашем пресловутом «герое»? — спросил Филип. — Поверь, тема эта не стоит обсуждения.

— Сделай милость, — попросил Тим. — Как-то на днях Том Пасмор обмолвился об этой истории, но подробностей он не знает.

Братья двигались на восток в машине Тима, ехать в которой Филип согласился, во-первых, из соображений удобства, а во-вторых, на основании того, что езда на пассажирском сиденье позволяла ему смотреть по сторонам более внимательно. Три часа назад, после радиосообщения о Дьюи Дэлле, агония его последней надежды сменилась на комфортное отчаяние. Однако уверенность, что его сын мертв, не освобождала Филипа от обязанности вести себя так, будто Марк все же может быть спасен. После того как Тим дважды объехал парк Шермана, сделав радиус второго круга больше, Филип решил отказаться от третьего круга и велел брату взять курс к озеру.

Филип сделал вид, что внимательно разглядывает группу подростков, болтавшихся перед винной лавкой. Наконец он повернул лицо к Тиму:

— Героизм! Не смешите меня. Нет, в самом деле. О родных Нэнси можно много чего припомнить, только героизма в них было ни на грош. — Он отвел глаза от лица Тима и, казалось, впился взглядом в само ветровое стекло, но не сквозь него. — Я тебе вот что скажу. Прежде чем жениться, необходимо тщательно проверить родословную невесты.

— Согласись, — сказал Тим, — это был странный поворот в судьбе Джозефа Калиндара.

— Да все в судьбе Джозефа Калиндара страннее некуда. И не может быть, чтоб ты не знал об этом История открылась, когда ты еще резвился на Дальнем Востоке. Этот малый был хорошим плотником, но в остальном — сущим дьяволом Калиндар изнасиловал и прикончил нескольких женщин, вдобавок убил собственного сына. И жену, скорей всего, тоже, дабы иметь в полном распоряжении дом для своих забав.

— В каком году это было?

— Калиндара арестовали в семьдесят девятом или восьмидесятом, точно не помню. Сверни на юг по Гумбольта и выезжай на Лукаст. Надо проехать мимо вон того маленького парка.

— Хочешь, чтоб я отвез тебя в Ист-Сайд?

— Даже не знаю... — сказал Филип, подразумевая, что невозможно предугадать, где может оказаться сбежавший из дому подросток.

— А вы с Нэнси никогда не общались с Калин-дарами? Он ведь все-таки был ее двоюродным братом.

Филип покачал головой:

— Я даже не знал о существовании этого типа, пока однажды Нэнси не сказала мне, что к ней приходила его жена Это было, когда мы жили в Кэрролтон-Гарденс. На запад отсюда Я так жалел, что мы туда переехали: вокруг только снобы, треплющиеся о гольфе и деньгах.

— Жена Калиндара приходила к Нэнси? Когда?

— Году в семьдесят втором Кажется. Зимой дело было, холоднющая была тогда зима. Мы не так давно поженились, года два Помню, пришел домой с работы, а Нэнси очень расстроена и отказывается говорить почему. Потом призналась — сказала, жена брата приходила Не помню, как ее звали, вроде как Дора, Флора... Бог с ней. Денег, наверное, просила Разумеется, Нэнси поостереглась давать ей взаймы. Мы собирались завести ребенка, и я пришел бы в ярость, узнай, что Нэнси отдала с таким трудом заработанные деньги своему братцу-придурку.

— Значит, Нэнси была расстроена

— Не то слово.

— Тебе не показалось, что она чувствует себя виноватой?

— И это тоже. Расстроенной и виноватой. Держись подальше от этих людей, сказал я ей тогда Не пускай их больше на порог.

— А с Калиндаром тебе не приходилось встречаться?

Филип пожал плечами.

— Нэнси-то наверняка его знала, по крайней мере в детстве.

— Наверняка Джо был нормальным ребенком, странным стал позже. Беда в том, что никто не знал, насколько странным Нэнси упомянула об этом лишь однажды — когда его арестовали. Сказала, что боялась находиться рядом с ним.

— Как это?

— В том смысле, что он заставлял тебя чувствовать, будто из комнаты высосан весь воздух. Никто так и не узнал, что случилось с его женой. Я-то не сомневаюсь, что он убил ее, а от тела избавился. Труп ведь так и не нашли.

— Через какое время после ее прихода к Нэнси это произошло?

Филип задумчиво посмотрел на него:

— Через четыре, может, пять недель. Нэнси позвонила им днем, думала, что Джозеф у себя в мастерской, помещение для которой он снимал на бульваре Шермана. Но трубку снял Калиндар, сказал, что понятия не имеет, где жена. Мира, вспомнил! Ее звали Мира. Сучка безмозглая, невольно жалеешь ее: выйти замуж за такого урода.

— Так что же в его истории было героического?

Филип рассмеялся.

— Это когда Джозеф Калиндар прославился в первый раз. Так, подъезжаем к больнице Шейди-Маунт. Давай налево. Проедем немного на север.

Тим подумал, что Филип решил замкнуть круг на Истен-Шор-драйв, где впечатляющее зрелище особняков, населенных людьми, чьи дети обучались в Брауне или Уэслеан, еще больше отдалит его от реальности. Филип искал не Марка — он искал, чем отвлечь себя. Филип сдался и теперь просто дожидается, когда полиция обнаружит тело.

— Дело было еще до нашего с Нэнси знакомства. Лето шестьдесят восьмого, мне девятнадцать исполнилось. Ты об этом и понятия не имел, ты ж тогда смылся отстреливать комми, правильно?

— Большинство ребят моего взвода, — улыбнулся Тим, — звали их «гуками»[19].

— Ага, косые, — сказал Филип. — Косоглазые.

— Если что, ты всегда можешь говорить людям, что ты был там.

— Я иногда так и говорю, — сказал Филип.

— Не сомневаюсь, — сказал Тим — Так это правда, что Калиндар спас двух детишек?

— Об этом даже пропечатали в местной газете. В доме по соседству произошло короткое замыкание и пожар. Часов в шесть утра. Буквально через десять минут весь дом наполнился дымом Джо Калиндар по случаю возился у себя на заднем дворе и, наверное, запах того дыма учуял

— Возился у себя на заднем дворе в шесть утра?

— Может, вышел помочиться спозаранку, черт его знает.

— А кто жил в соседнем доме?

— Семья черных, у них две маленькие девочки. Хозяин был вроде как водителем автобуса. Позже он рассказывал: когда они переехали в этот район, Калиндар в упор его не видел, но своим поступком доказал, что белые и черные могут прекрасно ладить друг с другом, по крайней мере в городе Миллхэйвен. То есть именно та чушь, которую от него и хотели услышать. В особенности тогда, через год после беспорядков в Детройте, Чикаго, Милуоки. А люди каждое его слово ловили и сделали из Калиндара героя. — Филип улыбнулся. — Разумеется, черных Калиндар и в самом деле в упор не видел.

— Так что же он такого сотворил — спас детей?

— Двоих. Родители не успели выползти из кровати, когда он вломился. Если б не Калиндар, все б задохнулись в дыму. Со слов водителя автобуса, Джозеф снес дверь и ворвался в дом. Орал при этом: «Где ты? Где ты?» Потом то ли девчонки выбежали к нему, то ли он отыскал их. В общем, обеих под мышки и — бегом из дома.

— А родители оставались в постели?

— Стояли перед дверью, гадали, что делать. В шоке и страхе, и все такое, но я не думаю, что водитель автобуса — кандидат в члены Менсы[20]. Калиндар снова влетел в дом, наткнулся на него и вытолкал вместе с женой наружу.

— Выходит, всех спас.

— Выходит, так. Калиндар просто рвался в бой.

— Может, он думал, в доме оставался кто-то еще.

— Водитель автобуса рассказал корреспонденту, что Калиндар пытался прорваться в дом, даже когда полиция и пожарные выставили заслоны. Все это вновь всплыло, когда его арестовали, вот почему я так хорошо запомнил.

— По пути к озеру Тим свернул налево на симпатичную улицу Эн Ди Блюмен. Больше не притворяясь, что ищет Марка, Филип скользнул взглядом по стайке ребят и девушек, направлявшихся на восток с теннисными ракетками и спортивными сумками «Адидас» и «Пума». Их беззаботная, самоуверенная красота наводила на мысль о состоятельных родителях, частных школах и осознании собственных пожизненных привилегий.