При этой мысли настроение у меня поднялось. Я восхищался мраморными нимфами, омытыми перламутровым лунным сиянием, представлял Констанцию в ее теплой постели, а потом подумал, что завтра смогу вновь навестить Элис. Мне не было совестно, что я так скоро готов забыть Констанцию ради другой женщины. Мы с ней вместе коротали минуты скуки, но не питали заблуждений: оба знали, что наша дружба не более чем приятный эпизод. А вот со своими чувствами к Элис я по-прежнему не мог определиться.

Я ускорил шаг, приближаясь к пруду. Мне уже была видна его скованная льдом искрящаяся гладь. И вдруг, когда я почти поравнялся с ним, мой взгляд упал на темный непонятный предмет, выступавший из замерзшей воды. Я остановился и пригляделся. Предмет был громоздкий, на нем серебрился иней. Его бесформенные очертания неровно торчали изо льда. Что это может быть? Коряга? Упавшая статуя? Во мне взыграло любопытство, а вместе с ним вернулся прежний страх.

В груди гулко забилось сердце, кровь застучала в ушах. Умом я понимал, что эта находка не сулит ничего хорошего, что надо развернуться и бежать. Но другая часть моей натуры, моя дьявольская любознательность, требовала удовлетворения. Времени было мало, я трепетал, но не мог уйти, не узнав, что лежит в пруду.

Пруд в поперечнике достигал двадцати футов и был обнесен низким каменным парапетом, облицованным плитняком; вода подступала к самому его краю. Я перегнулся через бортик и, увидев, что не достаю рукой до предмета, потянулся к нему. Дотронувшись до него, я понял, что он накрыт какой-то тканью. Сдвинуть с места предмет не удалось, и я тотчас же отпустил его. Но то ли я слишком сильно дернул, то ли материя стала хрупкой от мороза, — как бы то ни было, она разодралась, и в прорехе мелькнуло что-то белое.

С минуту я ошеломленно смотрел на дыру. И вдруг с содроганием осознал, что темная выпуклость на замерзшей глади водоема — это не обломки неживой природы. В пруду лицом вниз, раскинув в стороны руки и ноги подо льдом, лежал человек. Его черты были скрыты от меня, но по очертаниям фигуры и фасону одежды я предположил, что это мужчина. При попытке ухватить его я нечаянно разорвал на нем сюртук в нижней части спины, где теперь поблескивал в лунном сиянии полумесяц плоти.

При виде этого кусочка голого тела я почувствовал себя так, будто это я убил его. Я, как мог, закрыл тканью обнажившуюся плоть и отстранился. Громко дыша, я пытался сообразить, что мне дальше делать. От пережитого потрясения сердце расходилось, легкие раздувались, как мехи. В воображении всплыли страшные картины моих предыдущих находок. Что же это за место такое, где я обречен наталкиваться на трупы? Почему даже теперь у меня не хватает ума оставить мертвеца в покое, сделать вид, будто я его никогда не видел, и пойти своей дорогой? Но я был в плену собственного смятения. Мое сознание словно превратилось в ристалище, на котором боролись страх, гнавший меня прочь, и мое проклятое любопытство, приказывавшее остаться. Спустя несколько минут страх был временно побежден. У меня созрел план. Я посмотрю на лицо мертвеца, прикину, сколько ему лет, кем мог быть этот человек, затем вернусь в дом, сообщу о своей находке — и уеду, решил я.

Его голова на три четверти находилась подо льдом. Я попробовал поднять ее за волосы, потом взялся за нее обеими руками с боков и потянул изо всей силы. От многочисленных попыток у меня онемели пальцы, я вновь начал задыхаться. Но мои усилия ни к чему не привели: лед не поддавался, лицо мертвеца крепко сидело в замерзшей воде. Тогда я решил извлечь из пруда все тело. Давя в себе всякие чувства, я нагнулся, ухватился за туловище и рванул на себя. Безрезультатно. Тело, как и голова, безнадежно вмерзло в лед.

Несколько минут я стоял в растерянности, не в состоянии унять дрожь в онемелых руках, измученных ужасной и непосильной работой. В это мгновение в душу вновь закрался страх. Я осознал, что стою один в темноте рядом с трупом. А если в смерти этого человека тоже повинен убийца лорда Монтфорта? А вдруг и мне грозит опасность? Что, если в эту минуту убийца наблюдает за мной, выжидая подходящего момента, чтобы нанести удар? При этой мысли остатки мужества покинули меня. Сказав себе, что в одиночку невозможно вытащить мертвеца из пруда, что он застыл во льду так же прочно, как окаменелость в камне, я поспешил за подмогой.

Брезжил рассвет, когда я вернулся к пруду с тремя работниками, которые по моему указу принесли с собой кирки, зубила и с полдюжины длинных широких досок. Страх все еще переполнял меня, но я старался не выказывать своих чувств, да и близость других — живых — людей, звук их голосов действовали успокаивающе. Не смей думать об ужасах, заключенных в пруду, и об угрозе, таящейся в темноте, твердил я себе. Твоя задача сейчас — руководить работниками.

Лед затрещал, когда один из них осторожно ступил на скованную морозом водную гладь. Не зная, насколько глубоко промерз пруд, и не желая стать свидетелем еще одной трагедии, я остановил его и уложил несколько досок по краю пруда, создавая опору для веса. Второй работник соорудил для себя такую же конструкцию, а третий, стоя на парапете между ними, светил факелом. Мужчины взмахнули кирками и медленно опустили их на лед. Сотни блестящих осколков, окрасившихся в сиянии факела в желтый цвет, взметнулись вверх, словно сноп огней на некоем феерическом представлении.

Я стоял и наблюдал, не в силах отвести взгляд от мертвеца, которого они высвобождали из ледяного плена, не в силах забыть ощущение холодной плоти, к которой я прикоснулся. Из оцепенения меня вывел голос факельщика.

— Если б мы вчера тут не поработали, он, возможно, не вмерз бы так крепко, — сказал он, наклоняя факел так, чтобы свет падал прямо на труп.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я, по-прежнему не отрывая глаз от разворачивающегося передо мной действа.

— С начала зимы это первый крепкий мороз. Вчера мы перевезли из пруда в ледник целую телегу льда. Не сделай мы этого, лед здесь был бы достаточно толстый и, возможно, выдержал бы его.

— А так лед провалился под его тяжестью, и бедняга утонул в замерзающей воде. Ты это хочешь сказать?

— Да, сэр.

Я содрогнулся, увидев, как один из работников вонзил острие своего орудия почти у самого плеча утопленника. Я опасался, что они могут промахнуться и изуродовать труп.

— Может, ты и прав, — отозвался я, глубже пряча руки в карманах в тщетной надежде согреть их. — Но мы не знаем, как он оказался здесь и утонул ли на самом деле. Пока тело не извлечено изо льда, делать выводы рано.

— Не только это странно.

— Что еще?

— Вчера вечером я проходил мимо этого места. Мне показалось, тут были какие-то люди. Они шли пригнувшись.

— Ты не подошел посмотреть?

— У меня не было фонаря, но я подошел немного ближе. Насколько я мог судить, они уже удалялись.

— В котором часу это было?

— В семь, может, в восемь. Точно не помню.

Я задумался. Примерно в это же время лорд Монтфорт покинул столовую и отправился в библиотеку.

— Ты слышал выстрел перед тем, как заметил силуэты? Он мотнул головой.

— Нет, не припомню.

— Скорей всего, это эль затуманил тебе глаза, — съязвил один из работников. Факельщик осклабился, покачал головой и невесело подмигнул приятелю. Как могут они подшучивать друг над другом в такую минуту? Сочтя его рассказ чепухой, я жестом приказал им не тратить попусту время и вновь приниматься за работу.

Трудились они споро. С ловкостью опытных скульпторов они теперь зубилами и кирками отсекали последние куски льда. Вскоре оба отложили инструменты и приготовились вытаскивать тело — нагнулись, собрались с силами, взяли труп за ноги и под мышки, поднатужились. Лед тихо затрещал, отпуская своего пленника. Под ним темнела черная, как сама смерть, вода.

Разумеется, с тех пор как я обнаружил мертвеца, я пытался представить, кто бы это мог быть. Мне пришло в голову, что он, возможно, каким-то образом связан со смертью Монтфорта: либо вторая жертва того же убийцы, либо сам убийца. Или это просто местный воришка, которому не повезло. Или еще один несчастный обитатель Хорсхит-Холла. Безусловно, мне было жаль беднягу, но я уже несколько оправился от потрясения, да и в присутствии работников мои прежние страхи притупились. Таким образом, с интересом праздного зеваки — и, вне сомнения, даже не думая о том, что этот человек может быть мне знаком, — я ждал, когда мне покажут его лицо.