Заклинание блокировки, — с замиранием сердца подумала она. Кратковременная потеря памяти — первое проявление жутких последствий…

Набрав в легкие побольше воздуха, подсудимая, стараясь выглядеть как можно более спокойно, с достоинством приподняла подбородок и ответила:

— Я могла бы еще долго говорить, но стоит ли? Это в любом случае уже не поможет мне.

Последовало напряженное молчание, а через минуту Дарэк подал сигнал стражникам. Они повели Атайю в крошечную камеру без окон и оставили там дожидаться вынесения приговора.

Как ни странно, сознание того, что в настоящий момент кучка людей занимается решением ее судьбы, не очень ужасало принцессу.

Всю свою жизнь она была обязана представать перед тем или иным судом. Отец с самого рождения осуждал ее, беспрестанно сравнивая с ее матерью и неизменно находя в дочери недостатки и изъяны. Собственная магия Атайи подвергла ее серьезному испытанию, прежде чем она научилась ею пользоваться. Совет мастеров выразил ей недовольство за нарушение его правил… А теперь Дарэк предъявляет ей массу обвинений, называя ее еретичкой…

Стражники явились за ней быстрее, чем можно было ожидать.

Когда Атайя вновь появилась в зале, ей сразу стало понятно, что ничего хорошего она не услышит. Лишь немногие осмеливались взглянуть ей в глаза, Дарэк и Люкин выглядели неестественно самоуверенными, а Вэнтан нервно барабанил пальцами по медальону с изображением святого Адриэля.

На этот раз никто не предложил ей сесть. Канцлер вышел на несколько шагов вперед и, откашлявшись, обратился к подсудимой:

— Атайя Трелэйн, принцесса Кайта, вы признаетесь виновной по всем выдвинутым вам обвинениям.

Атайя и глазом не моргнула.

Какая неожиданность! — с иронией подумала она.

— Основываясь на этом, суд определил вам меру наказания — сожжение заживо на костре. Приговор будет приведен в исполнение через три дня.

Атайе показалось, что ее окатили ледяной водой. На протяжении нескольких секунд она не дышала. По неумолимому выражению лица Дарэка было понятно, что он настроен решительно.

— Данная форма наказания в отношении людей благородного происхождения применяется лишь в исключительных случаях, — продолжил канцлер. — Но в вашей ситуации, как решил Совет, эта кара вполне справедлива.

Он направился к своему месту, его шаги барабанной дробью отозвались в голове Атайи.

Ей хотелось закричать от ужаса, но язык превратился в вату, а губы пересохли. Шелковое платье прилипло к вспотевшему телу. В памяти всплыли картинки из отвратительного сна, мучившего ее во время мекана: языки пламени, обнимающие мечущихся людей, последние взгляды переполненных ужасом глаз, крики и стоны, кипящая кровь. И палящая, невыносимая жара…

Она пристально уставилась на короля — на собственного брата, уносясь мыслями в далекое детство, где они вместе играли в песке, где ссорились из-за сущих пустяков.

Как же мы дошли до подобной жизни? — размышляла Атайя.

— Я предлагаю тебе еще одну возможность, — заявил король и выдержал многозначительную паузу. — Ты можешь отказаться от своих слов. Публично отказаться от того, что говорила, и признать свои выходки в Кайбурне ересью.

Она долго молчала, наконец заставила язык двигаться.

— А что, если я этого не сделаю?

— Тогда приговор будет приведен в исполнение быстрее, чем обещано.

Атайя вспомнила вдруг, как однажды ей уже предлагали променять жизнь на магию. Это был случай с Родри…

— Ты все равно убьешь меня, Дарэк. Зачем же мне бессмысленно отказываться от своих убеждений?

Дарэк снисходительно улыбнулся:

— Ты ошибаешься. Я позаботился бы о том, чтобы тебе нашли местечко в монастыре Святого Джиллиана. Там ты остаток дней своих молила бы Господа о прощении за содеянные злодеяния. Если твою магию заблокировать, ты не представляешь опасности для окружающих. Поэтому я согласен на подобную милость.

Атайя слышала об этом монастыре, расположенном на северо-западном побережье Кайта в пустынном, забытом богом месте. Туда ссылали заключенных — членов королевской семьи, тех, кому по счастливой случайности удавалось избежать смерти. Ее там никто не найдет…

Даже если кто-нибудь и доберется туда, чтобы вызволить ее, будет поздно.

Однажды она видела собственными глазами, что может произойти со скопившейся в большом количестве магией. От воспоминаний о разлетевшемся на куски теле Родри по спине пробежала дрожь. Хедрик предупреждал ее, какую опасность представляет собой заклинание блокировки. Пройдет еще какое-то время, и колдовство сведет ее с ума. А потом наступит смерть.

Единственное, чего Атайя не знала, — как это будет выглядеть: тихо и незаметно или как в случае гибели Родри. Представив на мгновение, что ее голова разлетается на куски, как ударившаяся о скалу тыква, Атайя поморщилась.

— Ты принимаешь мое предложение?

Голос Дарэка прозвучал неприятно милосердно. Если Алдус рассказал им, к каким последствиям приводит продолжительная блокировка магии, то ему известно, что смерти Атайе не избежать. Все, что он предоставлял ей, так это небольшую отсрочку кончины. Тем не менее, заполучив еще несколько дней, она могла подумать о возможных способах побега…

— У меня нет другого выбора, так ведь? — спросила она, изображая повиновение королю.

— Очень хорошо! — Король энергично кивнул. — Завтра на рассвете мы отправимся в Кайбурн. Господа, прошу считать заседание Совета закрытым.

Оставшись одна в своих покоях, несмотря на то что радоваться было нечему, Атайя поблагодарила Господа за то, что никого не взяла с собой к Алдусу, за то, что несет ответственность лишь за свою судьбу и никого больше не подвергла опасности.

Она упала на кровать, уткнувшись лицом в голубые покрывала.

О, Джейрен! Как хорошо, что тебя нет рядом, что ты не видишь весь этот кошмар.

Небо на горизонте уже окрасилось в оранжево-розовые тона, а отец Алдус все еще просматривал книги в кабинете колдуна Родри. Он находился здесь с самого утра, подчинившись указанию епископа изучить все имевшиеся здесь материалы.

— Еще одна, и ухожу, — пообещал себе Алдус, устало потер глаза и поднял голову, рассматривая пыльные книги.

Вообще-то ничего особенно интересного ему пока не удалось обнаружить. За несколько часов Алдус нашел пару наспех начерченных карт троп, потрепанную книгу магии и многочисленные заметки и трактаты о визуальных сферах, особенностях их функционирования и прочих банальных вещах. Хотя, как отметил король, в нужную минуту само знание могло выступить в роли оружия.

Алдус зажмурил глаза: голова неприятно побаливала. Около полудня он почувствовал резкую боль в затылке, но к вечеру она ослабла.

Снимая с полки очередную, последнюю на сегодня книгу в старом коричневом переплете, Алдус случайно смахнул на пол сложенный вчетверо тонкий пергамент.

То, что он увидел в нем в первое мгновение, поразило его и вызвало в нем приступ любопытства: исписанный мелким почерком листок пестрел тут и там именем «Атайя».

Алдус принялся читать, чувствуя все большее волнение.

— О Боже!

Он не заметил, как в палату вошел епископ Люкин, и обратил внимание на его присутствие, лишь когда увидел тень на стене.

— Дорогой мой, вы выглядите так, будто перед вами привидение! — ухмыльнулся Люкин.

Алдус схватился за сердце, словно хотел проверить, что оно все еще бьется. Потом растерянно пробормотал:

— Простите, епископ, я не заметил, как вы появились здесь. — Он рассеянно глянул на зажатый в собственной руке пергамент. — Заседание окончено?

— О да! Я и не думал, что на это уйдет много времени.

— Если позволите узнать, каково решение? — озабоченно сдвинув брови, поинтересовался молодой священник.

— Принцессу приговорили к сожжению на костре…

Алдус ахнул.

— Вы ведь говорили мне, что ее отправят в отдаленный монастырь, дадут возможность молиться о спасении души!