– Ну, дела! – выдохнула Инка. – Пока мы фигней страдаем, человека уже на куски режут.

Через десять минут мы уже сидели на кухне у Стрепетовой. Собранная и бледная Настя, глядя куда-то в пространство безумным взглядом, вела рассказ:

– Я вышла за хлебом, а когда вернулась, решила достать почту. Я каждый день вынимаю, чтобы ящик рекламными газетами не забивался… Смотрю – конверт без штампа и марки, незаклеенный. Я в него заглянула, а там вот…

Настя, стараясь не глядеть на конверт, положила его перед нами на стол. Чудновская моментально его сцапала, вытащила какую-то прядь и записку и прочитала с выражением:

– «Сегодня ты получила клок волос, если не будешь послушной девочкой, получишь палец. Указания услышишь в ближайшие дни».

Прядь она рассмотрела со всех сторон и зачем-то понюхала. Волосы были темными, блестящими и будили воспоминания о красавце Звягинцеве.

– Серьезный заход… – задумчиво протянула я. – Надо Петрова в курс дела вводить, а волосы для порядка сдать на экспертизу.

– Да и без экспертизы ясно – Олежки моего прядь… Девочки, может, все сделать, как они велят?! – взмолилась Настя. – Я чувствую, что с ума схожу!!! Больше не выдержу! Мне такое снится…

– И думать забудь! С вымогателями по их правилам только лохи играют, – строго пресекла Инка.

– Настюх, я понимаю, как тебе трудно и страшно. У меня у самой шерсть дыбом по всему телу встала, – призналась я. – Но тебе и впрямь нечего пугаться, ведь делом занимаемся не только мы, но и Петров, а это – страшная сила! Не найдем Олега сами, так поедешь со спецгруппой на стрелку, якобы выкуп отдавать, и повяжете там злодеев профессионально, «без шума и пыли».

– Никакой самодеятельности, – велела Чудновская, которая почему-то решила взять на себя роль «злого полицейского». – О том, что заявление в милицию подашь, можешь только маме сказать. Секретность никто не отменял.

Кое-как обнадежив Стрепетову и изъяв у нее письмо с волосами, мы отправились по домам. Сначала Инка подвезла до подъезда меня.

– Завтра с утра поеду на Петровку повидаться с Володей и передать ему вещдоки. А ты сиди и жди моего звонка, сразу после этого отправимся по прописке Звягинцева соседей трясти, дворников, домоуправление… Кто-нибудь да знает, где их чертова дача!

– Да, приперло… Ждать добровольного приезда не получится, – согласилась Инка. – Только я на одиннадцать в салон к крутому парикмахеру записана… За месяц записывалась! Не успею? Отказаться?

Ничуть не сомневаясь, что для Инессы дело на первом месте, я категорически воспротивилась:

– Зачем отказываться-то? К двенадцати закончишь, к обеду приедем по адресу. Самое оно! Кто по домам сидит, а не на работе, только к этому часу и начинают внятно соображать.

Как всегда время близилось к полуночи. «Когда же я буду работать?» – с отчаянием подумалось мне. Достав рисунки, я улеглась в кровать. Поскольку вопрос со спорными зверями я не прояснила, то выбрала картинки с очевидными, на мой взгляд, животными и решила сочинить хотя бы пару четверостиший из двенадцати. Сцены сна идейно были мне очень близки и вдохновляли, поэтому без особых проблем, «как на духу», родились два чудесных стишка: «Чтоб всю зиму спали сладко братья – медвежатки, приготовила им мама мягкие кроватки» и «Под могучим под стволом спрятался ежиный дом, лишь ежата с мамой знают, до чего уютно в нем!». Весьма довольная собой, я решила утром связаться с Неволькиной, разузнать про неведомых зверей и выслать ей по электронке готовые вирши. Ощутив себя ежонком-медвежонком, я блаженно зевнула и уплыла в царство Морфея…

Не успела я, проснувшись, набрать номер Володи, как он позвонил сам и с места в карьер спросил:

– Что пропала? Висишь у преступников на хвосте?

– Куда там… – вздохнула я. – Расследование без пяти минут зашло в тупик, а похитители вообще обнаглели – Звягинцева частями шлют.

– Кк-какими частями? – опешил Петров. – Значимыми?

– Да нет, пустяковыми, но все же. Прядь волос и записку с угрозами прислали. Найдешь для меня время? Хотела подскочить, волосы на экспертизу отдать.

– Ты еще спрашиваешь! Я и не по службе для тебя всегда свободен, а уж по такому делу… Только поторопись, хорошо бы волосы в лабораторию до двенадцати отдать.

– Лечу! – пообещала я и начала спешные сборы.

Варя одной рукой кофе, второй я отправляла Тамаре по электронной почте гениальные четверостишья. Результат превзошел все ожидания – кофе убежал, а четверостишия зачем-то ушли к папиной знакомой писательнице, чей адрес я случайно вставила из адресной книги вместо неволькинского. Писательница явно решит, что дочь в отсутствие родителей сбрендила, подумала я, но объяснительного письма отправлять не стала – поджимало время. Наконец я справилась с кофе и почтой, оделась-причесалась и пулей вылетела на улицу. Безумно хотелось сесть в родную машину, но по самым оптимистическим прогнозам из сервиса ее можно было забрать дней через десять. Решив не испытывать судьбу частным извозом и не начинать день с толкотни в общественном транспорте, я дошла до стоянки такси, села в свободную машину и направилась на Петровку.

Доехав до места, я набрала Володе на сотовый:

– Выйдешь или выпишешь пропуск?

– Если есть возможность насладиться прогулкой по бульвару с прекрасной девушкой, а не париться в кабинете, угадай, что я выберу?

– Бульвар, наверное, – предположила я.

– Ответ неправильный. Ключевые слова – прогулка с прекрасной девушкой!

Не заставив меня долго ждать, Петров бодро выбежал из конторы. Я, как всегда, невольно им залюбовалась… До чего же он был хорош – высокий синеглазый брюнет в стильных остроносых черных ботинках и элегантном спортивном черном же плаще! У некоторых людей есть особый дар – всегда выглядеть элегантно, особо своим внешним видом не заморачиваясь. И Петров, несомненно, этим даром щедро наделен. Он никогда не уделяет чрезмерного внимания внешности и гардеробу, просто предельно аккуратен во всем. Его обувь всегда идеально вычищена, а одежда – выглажена, подбородок чисто выбрит, а волосы хорошо подстрижены. Вроде бы никаких особенных усилий, а результат – блестящий.

Он взял меня под ручку, и мы устремились вверх по бульвару. Сердце взволнованно забилось, захотелось просто идти и идти, слушать чириканье птичек, наслаждаться прогулкой, а потом сесть на лавочку, взять его за руку, посмотреть в глаза и … Лирические грезы были пресечены самым жестоким образом:

– Черт!!! Опять! Кто придумал этих птиц?! – заорал Петров.

Я изумленно посмотрела на Володю и изо всех сил постаралась не заржать как полковая лошадь. Если птицы могут обгадить с ног до головы, то именно это они с ним и проделали. На черных волосах, плаще и ботинках лежали обильные белые кучки…

– Ты видела?! Ну почему всегда меня?

– Ты будешь очень богатым, – сдерживая рвущийся наружу смех, пообещала я Володе.

– Ну-ну, – скептически ответил тот, доставая из кармана бумажные платки и приступая к очистке.

Что примечательно, на мне не было ни брызги, ни капельки, хотя шествовали мы рядом, под ручку. Имелась у Петрова эта загадочная особенность – попадать под птичий прицел. Может, птицы его за что-то ненавидели, а может, наоборот, любили и старались таким вот доступным им способом притянуть к Володе несметное богатство – оставалось только гадать. Но гадили они на него исправно, с самого Володиного детства, никогда не обходя вниманием. Я и сама уже далеко не в первый раз становилась свидетелем подобных выходок коварных пернатых, поэтому у меня нет оснований не доверять фантасмагорическим рассказам Петрова о том, как на балконе в приморской гостинице его «расстреляла» целая стая чаек… Так что поговорка «Хорошо, что коровы не летают» особенно глубоко и уместно звучит именно в его устах.

– Если и впрямь стану таким богатым, как мне сулят тонны птичьего навоза, непременно подарю тебе все, что захочешь, – торжественно пообещал кое-как почистившийся Володя и со знанием дела заметил: – Надо, пока не засохло, водой все это хозяйство замыть…