Он пожал плечами:

— Я надеялся, что у тебя есть какие-то идеи на этот счет. Жизнь вне закона для меня в новинку. Куда мы можем полететь, чтобы избавиться от тех людей, которые идут по нашему следу? Но, прежде чем ты что-то предложишь, я хочу тебя предупредить: я ни в коем случае не примкну к каким-нибудь бунтовщикам, объявившим войну Империи. Я по-прежнему остаюсь верным Железному Трону и Империи, даже прокляв императрицу.

— Занятная формулировка, — отреагировал Озимандиус.

— Мы можем лететь только в одном направлении, — сказала Хэйзел, — к Туманному Миру, планете отступников. Но обратной дороги оттуда нет. На этой планете всякий чувствует себя в безопасности, но остается там навеки.

— Туманный Мир… Я так и думал.

Хэйзел вопросительно взглянула на Оуэна, и он задумчиво покачал головой.

— Что ж, теперь нет времени на раздумья. Пусть это будет Туманный Мир. Задай координаты, Оз, и дай мне знать, когда мы будем готовы к уходу в открытый космос.

— Хорошо, Оуэн. Мы уже на орбите.

— Что, уже? — вытаращила глаза Хэйзел. — Я даже не заметила, как мы взлетели.

— Я же говорил тебе, что эта яхта построена по специальному проекту, — с гордостью сказал Оуэн. — Оз, покажи на главном экране, что происходит вокруг нас.

Одна из переборок кают-компании превратилась в огромный экран. Планета Виримонде осталась где-то далеко, на заднем плане, зато с поразительной четкостью был виден имперский звездолет, следовавший прямо за «Санстрайдером». Пока они молча разглядывали эту картинку, из-за пределов экрана вынырнул второй корабль и пошел тем же курсом.

— Два крейсера? — недоуменно спросил Оуэн, всматриваясь в экран. — Чтобы схватить меня, они направили сюда целых два крейсера? Черт возьми, они не дают мне расслабиться!

— Не исключено, что появление второго корабля связано со мной, — нерешительно призналась Хэйзел. — Звездолет, с которого я сбежала на спасательном модуле, протаранил имперский корабль. Скорее всего, перед столкновением они вызвали помощь.

— Я чрезвычайно благодарен тебе за это! — с издевкой произнес Оуэн. — Какие еще сюрпризы ты приготовила? Ладно, об этом расскажешь когда-нибудь в другой раз… Оз, поставь силовой щит и уходи в открытый космос, пока у нас хватает энергии. Я не могу понять, почему они до сих пор не открыли огонь?

— Вероятно, потеряв один корабль, противник принимает экстренные меры предосторожности, — предположил искусственный интеллект. — Они не слишком привыкли к таким потерям. А сейчас они пытаются выйти на связь с нами. Надо ли мне ответить им?

— Это ничего не изменит. Ври что-нибудь…

— Твоя яхта не выдержит залпа их дисраптеров, — озабоченно сказала Хэйзел. — А оторваться в космос, до того как они начнут огонь, мы тоже не сможем.

— Это мы еще посмотрим, — возразил Оуэн. — На яхте установлен энергетический агрегат нового типа — сверхскоростной, сверхмощный.

— Но, мне кажется, ты говоришь об этом с какой-то неуверенностью. Есть какое-то «но»?

— «Но» — в том, что он по-настоящему еще не прошел испытания. У меня просто не было возможности применить его в полете. Не исключено, что в нем есть какие-то неполадки. Я давно уже хотел погонять этот двигатель на экстремальных режимах, но все время что-то мешало. Теперь экстремальная ситуация возникла сама по себе.

— Великолепно! — с мрачной улыбкой произнесла Хэйзел. — Просто великолепно. Если бы у меня был полный желудок, меня бы, наверное, вывернуло…

— Все системы готовы к маневру, Оуэн, — доложил компьютер. — По крайней мере, таковы показания приборов. Уровень энергии на верхнем пределе, контрольные проверки не показали отклонений. Я продолжаю пудрить мозги обоим крейсерам, но чувствую, что они не в добродушном настроении. Мы уже в пределах досягаемости их огня. Время делать рывок, Оуэн. Нам больше нет смысла держаться на орбите.

Неожиданно экран озарила яркая вспышка — это оба крейсера открыли огонь по «Санстрайдеру». Оуэн и Хэйзел инстинктивно подались назад.

— Уводи нас отсюда, Оз! — скомандовал Оуэн. — Мы летим на Туманный Мир.

— Да пошлет нам Господь удачу! — прошептала Хэйзел. — Ведь мы так в ней нуждаемся.

«Санстрайдер» вырвался в открытый космос и исчез из поля зрения имперских крейсеров, оставшихся кружить на орбите Виримонде.

Императорский дворец находился в самой гнилой сердцевине Голгофы — планеты, с которой началась Империя, там, где была сосредоточена ее власть и ее судьба. Дворец был спрятан от посторонних взоров и располагался в глубоких подземельях. Тепло и воду он получал из геотермальных источников, расположенных на такой глубине, что против них была бессильна импульсная атака целого флота космических крейсеров. На поверхности планеты располагались причудливые башни и окрашенные в пастельные тона особняки элиты, благородного и зажиточного люда. Глубоко под землей, словно червь в розовом бутоне, прятался массивный стальной бункер, протянувшийся на целых три километра, — дворец и крепость ее императорского величества Лайонстон Четырнадцатой. А в сердцевине этого бункера, за множеством заслонов из сверхсовременных материалов, блистали медью и хромом роскошные дворцовые покои — место, куда в раболепном восторге стремился весь цвет Империи. Каждый хотел увидеть Ее — олицетворение чести и долга, закона и справедливости, чей шепот звучал громче грома небесного и разносился по всем пределам ее государства.

Лайонстон Четырнадцатая, божественная и совершенная, почитаемая и обожаемая.

Ее личные покои располагались в самом центре бункера и были окружены бесчисленными заслонами и вечно бодрствующими караулами. У императрицы было немало врагов, и она была довольна этим. Любовь уходит, честь подвергается сомнению, и только страх живет вечно. Лайонстон была последней представительницей древней правящей династии, но она не могла допустить и мысли, что на ней эта династия прервется. В роскошных покоях, где только она имела право быть самой собой, поражали своим великолепием дорогие шелка и сотни живых цветов, привезенные из сотни космических миров. Воздух был наполнен тончайшими восхитительными ароматами, которые на самом деле оказывали смертельное действие на тех, кто не обладал соответствующим иммунитетом.

В святая святых — туалетной комнате императрицы было установлено огромное зеркало, перед которым в данный момент и восседала Лайонстон Четырнадцатая. Ее окружала целая команда специально подобранных и хирургически унифицированных фрейлин. Они, словно огромные бабочки, с безмолвной грацией порхали вокруг нее, облачая свою повелительницу в парадные доспехи и роскошные меха, чего требовала официальная церемония императорской аудиенции во дворце. Лайонстон взглянула на свое отражение и нахмурилась. Она обладала властью над многим, но не могла преодолеть силу традиций, поэтому ей приходилось долго ждать, пока фрейлины облачат ее во все принадлежности парадного туалета. Между делом она раздавала молодым женщинам тычки и затрещины и придирчиво рассматривала отражение своего совершенного по красоте лица.

Высокая и худощавая, Лайонстон была на целую голову выше своих фрейлин. Ее лицо, в соответствии с модой, отличалось бледностью, но ярких цветовых пятен, которые предписывались требованиями той же моды, на нем не было. Императрица обладала неважным вкусом и совершенно не умела взглянуть на себя со стороны — она пренебрежительно относилась и к тому, и к другому. У нее не хватало времени на обдумывание тонкостей своего макияжа и других атрибутов внешности, которые сразу бы вызвали пристальное внимание и пересуды двора, или на что-то подобное, что могло как-то завуалировать ее подлинную сущность. У нее было вытянутое, заостренное лицо, широкий рот и ярко-голубые глаза, над которыми возвышалось облако бледно-платиновых волос. Она никогда не сутулилась, гордо держала голову, а ее взгляд обдавал холодом за добрый десяток метров. Но она была красива — вольно или невольно это признавали все.