Али не знал, зачем говорит все это незнакомой строгой девушке, такой не похожей на ту, что десять лет назад холодным дождем, бледным видением разрушила карнавальную безоблачность нового земного рая, а заодно и самое себя. Ему было нелегко говорить с ней, но – странное дело – он чувствовал облегчение, словно с каждым словом вскрывался неведомый гнойник, принося вожделенное освобождение от застарелой хвори.

– Иногда мне казалось, что он, как ребенок, желает то, что не в состоянии получить. Я не понимал, зачем он пытался ее удержать. Ведь она никогда не любила его. Она и не собиралась здесь задерживаться. Ей просто хотелось посмотреть на отель своего имени… Это было так естественно: простое человеческое любопытство, пополам с женским тщеславием… Кто бы на ее месте устоял? Но для Алекса это значило гораздо больше, чем она даже могла предположить. Она поняла это, когда приехала. Алекс умолял ее остаться. Но она улетела в тот же день. Самое нелепое, что между ними ничего не было. Ровным счетом ничего. Алекс был вне себя. Твердил, что больше не позволит ей водить себя за нос, не даст снова исчезнуть на шесть лет… Я говорил, что это глупо. Приводил десятки доводов. Но он был как безумный, ничего не желал слушать, только орал и пил. Я тогда плюнул и ушел. А наутро узнал, что он улетел в Москву. Там разыскал офис компании, где работал ваш отец, явился туда и наплел черт-те что. Будто у них с Надеждой старый долгий роман. Будто она хочет уйти, но боится, и он требует отпустить ее…

В качестве доказательств продемонстрировал рекламные проспекты «Надежды», какую-то фотографию… После он рассказывал мне, что, когда ваш отец услышал весь этот бред, то, не проронив ни слова, вышел из кабинета…

Потом приехала Надежда. Она была вне себя. Прилюдно отхлестала Алекса по щекам, визжала, кричала, плакала, с ней была настоящая истерика. Он сгреб ее в охапку, уволок в отель. После я узнал, что после визита Алекса ваш отец просто выкинул ее из дома и запретил видеться с ребенком. И пригрозил, что если Надежда нарушит его волю, тогда он расскажет дочери, что ее мать – обыкновенная шлюха… Мол, Сергей может – в ярости он способен на многое. А девочка чересчур мала и ранима, чтобы выдержать такое… Пусть лучше она считает, что мать просто отправилась на лечение за границу.

Все это я узнал от Алекса и, надо сказать, едва сдержался, чтобы не съездить ему по физиономии. Я никогда не был поклонником Надежды, но то, что натворил Алекс, было мне противно. Тем более, что страдал ребенок. Но Алексу было плевать на все. Главное: его каприз, его мечта, Надежда была рядом. И он мог делать с нею все, что заблагорассудится. Он был доволен, прямо-таки светился от радости. Он свято верил в то, что сделает Надежду счастливой. Напрасно я пытался вдолбить, что невозможно осчастливить насильно. Алекс был слеп и глух ко всему, что шло вразрез с его планами. С ним уже было невозможно разговаривать. Алекс и прежде не был ангелом, но со временем деньги и власть сделали его настоящим самодуром. Асим оставался единственным, кто имел на него влияние. Но тому хватало своих забот. Он никогда не встревал в чужую личную жизнь.

Первым делом Алекс забрал ее документы и спрятал в сейф. Надежда, была в жуткой депрессии, и, похоже, ей было на все наплевать. Алекс ждал, что Кузнецов подаст на развод. Но время шло. У Кузнецова были дела поважнее розыска блудной жены. Развод откладывался. Надежда медленно, но верно приходила в себя, и ее вовсе не устраивала роль пленницы. Да и наложницы тоже. Алекс заявил, что она должна развестись и стать его женой. Надежда наотрез отказалась и сказала, что хочет уехать обратно, в Россию, поговорить с мужем. Алекс не мог этого допустить. Должно быть, он понимал, что страсти слегка улеглись. Что тринадцать лет брака, пусть даже не самого счастливого, невозможно стереть за несколько недель. И что, встретившись, муж и жена могут найти в себе силы понять и простить друг друга, хотя бы ради дочери. Алекс боялся этого. Он стал выпивать, все чаще и больше. Закатывал ей жуткие сцены ревности, порой при посторонних. Однажды проболтался, что ударил ее. За что? Он сказал, что им нужно завести ребенка и начать все сначала. Надежда ответила, что этого не будет никогда, что их связь – ошибка… После этого он снова ее ударил, а потом валялся в ногах, просил прощения… Когда я это слушал, то не мог отделаться от мысли, что мне пересказывают какой-то кошмарный безвкусный фильм. Я не понимал, зачем он мучает себя и ее. Я не знал, зачем он рассказывал мне все это, вплоть до мельчайших подробностей, самых личных, почти интимных. Тогда я думал, что ему было необходимо выговориться. И слушал, хоть мне это было неприятно, потому что Алекс оставался моим другом… Потом, спустя годы, я понял: он надеялся, что я укажу ему выход из того тупика, в который он сам себя загнал. Но единственное разумное решение, которое я предложил – расстаться с Надеждой, – было для него неприемлемым. Он убеждал меня и себя, что пройдет немного времени, и все будет хорошо. Но каждый новый день был мучительнее предыдущего.

Как-то вечером Надежда пришла в отель. Увидев ее, я ужаснулся: поблекшая, постаревшая, исхудавшая вдвое, она казалась тяжело больной. Она спросила меня, где Алекс. Я ответил, что он где-то в отеле. Надежда взяла бутылку вина и какие-то фрукты, села за столик, безжизненная, как манекен. Спустя несколько минут к ней подсел какой-то парень из тех, что любят заводить курортные романы. Я ждал, что она его прогонит, но она не сделала этого. Напротив, она даже стала кокетничать с ним. Возможно, она была немного пьяна, но мне показалось, что она делает это назло Алексу, чтобы причинить ему боль. Играла музыка. Парень пригласил Надежду на танец. Она пошла. Танцевала она потрясающе. Как в кино. И очень сексуально. Все обращали на них внимание. Невозможно было не обратить. Надежда просто перевоплотилась: апатия, вялая меланхолия исчезли. В ней было столько энергии, столько огня… Яростного огня… То был не просто танец… И тут появился Алекс. Она заметила его, я видел, что заметила. Но не остановилась, напротив, сделала вид, что Алекса не существует. Тогда он схватил ее за руку, оттащил в сторону. Тот парень, что ее пригласил, ничего не понял и стал заступаться за Надежду. Алекс полез в драку. Охрана бросилась разнимать… А Надежда, будто ни в чем не бывало, подошла к стойке, и заказала вино. Я посмотрел на нее. Она оглянулась и усмехнулась презрительно, зло. По крайней мере, мне так показалось. А затем и вовсе отвернулась.

Тогда Алекс подошел к Надежде, отнял бокал и принялся орать на нее, обзывать последними словами. Она закричала в ответ, что ненавидит его. Как раз в тот момент прекратилась очередная песня, и это «Ненавижу!» прозвучало ужасно громко и отчетливо. Алекс побелел и сильно ударил ее по лицу. Я не выдержал и кинулся к нему, испугавшись, что он ударит ее снова. Это было омерзительно… А Надежда словно остолбенела. Застыла, прижав ладонь к щеке, побелев так, будто сейчас потеряет сознание. В тот момент, когда я поравнялся с ними, она вдруг стала неестественно спокойной и, глядя Алексу прямо в глаза потемневшим взглядом, проговорила с презрительной усмешкой:

– Когда-то я знала одного человека. Он был простым официантом, но был мне дорог, потому что имел честь, душу, принципы, достоинство. Его-то я надеялась увидеть вновь, чтобы порадоваться успеху. Но встретила обыкновенного богатенького подонка, для которого для достижения цели все средства хороши, включая подлость, низость и ложь. Того милого мальчика больше нет. Наверно, он умер.

И, повернувшись, вышла.

Алекса затрясло. Он выпил залпом стакан водки. Я сказал, что он должен оставить Надежду, что после такого она все равно уйдет. И тогда он сказал, что, если это случится, он убьет ее…

Конечно, я не принял это всерьез. Алекс был здорово пьян и обозлен. Помню, я посмотрел на него, и мне подумалось, что Надежда права: прежнего Алекса уже нет, а его место занял другой человек… Как в дурацкой мелодраме…

И однажды Надежда просто исчезла. Так же внезапно, как появилась. Документы остались в сейфе, а сама она как сквозь землю провалилась. Алекс поднял на уши всю полицию, службы спасения. Но безрезультатно. Кто-то надоумил его связаться с российским консульством, и там подтвердили, что накануне к ним обратилась госпожа Кузнецова Надежда Ивановна, потерявшая паспорт. У нее на руках была телеграмма из Москвы, заверенная врачом, о том, что ее дочь, Кузнецова Нина Сергеевна, попала в больницу с острым приступом аппендицита и нуждается в присутствии матери. Из России господин Кузнецов Сергей Анатольевич связался с нашим консульством и настоятельно просил супругу не задерживать. Учитывая крайние обстоятельства, консул счел возможным в срочном порядке выправить г-же Кузнецовой необходимые бумажки и помог улететь в Москву первым же рейсом через VIP.