Марика молча наблюдала, как она пьет шампанское, потом спросила:
— И все-таки, мам, почему у нас в доме все еще нет мужчины? Вы с отцом в разводе, ты молода, красива, успешна. Мы никогда не говорили об этом! Но ведь мне уже шестнадцать! Я совсем взрослая!
«И к тому же я так сильно влюбилась именно сегодня! И какие-то вещи вдруг стали понятными, словно с глаз спала пелена», — чуть не добавила Марика, но вовремя прикусила язык.
— Пока я не вижу достойного кандидата, — после паузы ответила Мария Андреевна. — Я после школы сразу вышла замуж и по большой любви. Твой отец, сама знаешь, старше меня намного. И я буквально пала жертвой его ума, обаяния, опыта. Родилась ты, и я была абсолютно счастлива. Но твой отец настоял, чтобы я поступила в медицинский, чтобы получила профессию, потому что он всегда считал, что жена и мать — это не профессия для женщины, а ее призвание.
— Неординарно! — заметила Марика. — В нашем ублёвском мирке женщины в основном сидят по домам.
— И тупеют от безделья, — добавила Мария Андреевна и налила шампанское в опустевший бокал. — Но твой отец всегда был неординарным человеком. И как видишь, он оказался прав! Если бы я зациклилась на семье, то трудно представить, что стало бы со мной после развода. А так у меня свой бизнес мне есть чем заняться, и я от этого получаю удовольствие. Любовь, конечно, всегда прекрасно, но нельзя строить свое счастье только на любви. Это верный путь к разочарованиям.
Марика внимательно слушала рассуждения матери. Впервые с ней говорили так серьезно, и это льстило ее самолюбию. Мария Андреевна словно спустилась со своего пьедестала, встала с ней на один уровень и превратилась в подружку.
— Ты боишься новых разочарований? — предположила она, видя, что та молчит и думает о чем-то своем.
— Мужчины довольно странные создания, — ответила Мария Андреевна. — Мы с твоим отцом любили друг друга, я это точно знаю. Но отчего-то его чувство прошло, хотя он клялся, что будет любить меня вечно, и только меня. Но появилась другая женщина, затем еще и еще. И это обычная история для мужчин. Такая уж у них натура кобе…
Она осеклась и виновато посмотрела на Марику.
— Впрочем, тебе этого пока не понять, — добавила она совсем другим тоном.
Марика мгновенно надулась, почувствовав, что дистанция между ними вновь восстановлена. Она опустила глаза, потом пододвинула к себе тарелочку с куском праздничного торта и начала вяло ковырять его вилкой.
«A вот Кирюшка совсем не такой, — подумала она, чувствуя, как вновь поднимается настроение. — Он искренний! И не скрывает свои эмоции! И он меня любит! Любит! И никогда не разлюбит! В этом я не сомневаюсь! И я его!».
Она закрыла глаза.
— Марика, ау! — сказала Мария Андреевна. — Ты где?
— Чаю хочу, — ответила Марика и встала.
— Я принесу! — предложила Мария Андреевна.
— Я сама, мамочка! — улыбнулась она и вышла из столовой.
На кухне поставила чайник на плиту и села за стол. Ее взгляд бездумно скользил по мебели ручной работы из некрашеной сосны, по многочисленным сервизам, поблескивающим за стеклянными дверцами шкафчиков, по электроплите последней модели с сенсорным управлением, по нарядным шторам, сшитым по индивидуальному заказу. И вдруг она подумала, что Кирилл живет в Кукурузе, в старой хрущевке, что его кухня наверняка выглядит совсем по-другому, и странная грусть сжала сердце. И в то же время ей невыносимо захотелось побывать у него в гостях, посмотреть на его дом, познакомиться с родными.
Мария Андреевна словно читала ее мысли, и когда Марика вернулась в столовую с подносом, на котором стояли чашки и заварочный чайник, она пристально посмотрела на Марику и мягко спросила:
— А вот этот мальчик, Кирилл, кажется, с которым ты сегодня познакомилась, да еще и успела сходить в клуб, он где живет?
Марика от неожиданности вздрогнула и чуть не уронила поднос.
— Хотелось бы знать, — продолжила Мария Андреевна. — Ты пойми меня, дочь, правильно! Я не собираюсь жестко контролировать тебя, но все-таки лучше, если я буду знать, с кем ты общаешься.
— В Кукурузе, — после паузы нехотя ответила Марика и села за стол напротив матери. — И что? — с вызовом спросила она.
— Ох, дорогая моя, — со вздохом ответила Мария Андреевна, — социальные различия часто бывают непреодолимы. Но ты пока этого не понимаешь!
— Чего? — спросила Марика и расхохоталась. Ну расскажи мне о бедных и богатых! Неужели все это имеет хоть какое-то значение, если люди…
И она замолчала, потому что испугалась того, что чуть не сказала. Признаваться сейчас матери, что они с Кириллом полюбили друг друга с первого взгляда, было опасно. И Марика вовремя остановилась.
— Что люди? — с любопытством спросила Мария Андреевна.
— Легко находят общий язык, — вывернулась Марика.
— Ну, это вы пока юные, — заметила та. — Да и темы для разговора примерно одни и те же в этом возрасте.
— Вот и я о том, мамочка! Так что не грузись! сказала Марика и встала. — Спасибо за ужин, пойду к себе! А то устала сегодня!
— Хорошо, — неуверенно ответила Мария Андреевна.
Марика чмокнула ее в щеку и отправилась на второй этаж.
Зайдя в свою комнату, она плотно закрыла двери. Потом села за стол, включила компьютер и зашла в Интернет. Ей не терпелось узнать про эмо. Ведь ее любимый принадлежал к этой тусовке, и Марика хотела знать все о его увлечении, а может даже и о мировоззрении. Набрав в поисковике слово «эмо», стала изучать появившиеся ссылки. К ее удивлению, их было предостаточно.
«Ох, и темная же я оказалась девушка! — сокрушалась про себя Марика, открывая одну ссылку за другой и изучая информацию. — Эмо полно в мире и уже, как я вижу, давным-давно они существуют».
Она мельком проглядывала тексты.
«Молодые люди в черно-розовой одежде с опущенной на пол-лица челкой, преимущественно в депрессивном настроении и до ужаса похожие друг на друга. Это, пожалуй, все, что знают непосвященные о субкультуре эмо, ставшей популярной последние несколько лет в России…»
«Эмо — сокращение от «эмоциональный»=термин, обозначающий особый вид хардкор-музыки, основанный на сокрушительных сильных эмоциях в голосе вокалиста и мелодичной, но иногда хаотичной музыкальной составляющей…»
«…предполагают, что «эмо» образовалось в 1980-х… в Вашингтоне…»
«Сегодня этот стиль музыки подразделяется на: эмо-кop, эмо-рок, кибер-эмо, панк-эмо, эмо-вайоленс, скримо, френч-эмокор, хардкор-сан-диего и др. Поклонники эмо-музыки, выделяемые в особую субкультуру, называются эмо-кидами…»
«…эмо-стиль распространился не только на музыку, но и на одежду эмо-кидов…»
«…эмо — прическа — волосы, выкрашенные в черный цвет. Челка должна прикрывать половину лица. Сзади прическа должна быть слегка взлохмачена…».
«…глаза подведены как у девочек, так и у мальчиков черной линией, для губ светло-розовый блеск, для ногтей — черный или серебристый лак, пирсинг и тату желательны…».
«…тонкие кофты очень маленького размера с верхним рядом пуговиц и воротником или майки детского размера со случайными лозунгами на них или со спортивными номерами на спине. Тесные жакеты и свитера с Y-вырезом. Свитера темных тонов с поперечной полосой. Еще один яркий атрибут- шарф, желательно ярких расцветок или сочетающий два цвета, например черный и розовый…»
«Со стороны обычных людей, живущих в обычной реальности, эмо и готы — одно и то же, ну или немного разные, что для них не суть важно. Но это только поверхностный взгляд на эти два течения: эмо — это в основе своей дети, эмоциональные подростки, которые всем своим видом противопоставляют себя взрослому миру с его ложными стереотипами, которым так не хватает любви, понимания, внимания…»
«…черный цвет эмо выбрали, так же как и готы, для символизма. Это цвет скрытности, защиты, барьера. Но наличие в стиле эмо ярких цветов говорит о том, что в их сердцах живет яркий мир. У них нет ничего общего с готами, которые по возрасту старше. Эмо выступают против зла и насилия. В них нет ничего темного и мистического, как это есть в готах. Эмо не понимают или просто не хотят понимать многих законов этого взрослого и жестокого, по их мнению, мира, они хотят жить спокойно и в гармонии. От этого мира эмо и отгораживаются своими челками…»
«Самое главное стремление эмо-кида — найти большую чистую любовь. Влюбившись, они отдаются всепоглощающему чувству. Любовь — это идеальное чувство, которое нельзя скрывать, уверяют эмо-киды. Поэтому, если сердце разрывается на куски, эмо не будет молчать об этом — он будет открыто грустить, переживать…»