«Я преклоняюсь перед людьми, которые сумели выстоять до конца, и перед теми, кто их поддерживал. Они действовали отважно и, руководимые чистым сердцем и благородными побуждениями, пожертвовали многим, дабы защитить перед лицом всего австралийского народа принципы человечности и свободу совести в рамках существующих законов».

В этом же духе сэр Айзек Айзекс высказывался и дальше, порицая меры насилия, к которым прибегло австралийское правительство по отношению к грузчикам Порт-Кембла, и рассматривая международное значение этих событий в свете тех обязательств, которые приняло на себя правительство, подписав устав Лиги наций. Динни заканчивал чтение брошюры следующим заявлением сэра Айзекса:

«Вмешавшись активно в этот конфликт и принудив рабочих грузить чугун, австралийское правительство тем самым нарушило нейтралитет и то, что принято называть международными обязательствами».

— Если верить английским политическим деятелям, в январе тридцать девятого года, когда произошел этот случай с «Дэлфремом», мы были на волосок от войны, — не уставал повторять Динни. — Мистер Антони Иден заявил тогда: «Пора положить конец одностороннему движению по дороге умиротворения». А между тем с Японией заключали все новые и новые договоры, и япошки, с благословения нашего правительства, продолжали получать из Австралии чугун и железный лом для производства высококачественной стали.

Тучи, нависшие над Европой, отбрасывали свою зловещую тень на золотые прииски. Столбцы газет были полны самых мрачных предсказаний. Гнетущая атмосфера напоминала удушливый предгрозовой час.

Только и разговору было, что о войне. Будет война или нет? Установит фашизм свое господство над всем миром или демократические страны, существованию которых он угрожает, поднимутся на борьбу с ним?

Этот вопрос вызывал яростные споры. Друзья становились врагами, в пивных завязывались потасовки. Даже в тесном кругу приятелей Динни возникли расхождения во взглядах, едва не разрушившие многолетнего товарищества — давних и дорогих для каждого из них уз, окрепших еще в те далекие годы золотой лихорадки, когда людей сближали общие трудности и испытания. Салли нередко была свидетельницей ссор, которые возникали всякий раз, как Динни и его дружки принимались обсуждать фантасмагорические события последнего года и толковать их вкривь и вкось: поражение в Испании, Австрия под пятой нацизма. Иден принесен в жертву Муссолини… Вторжение Гитлера в Чехословакию, фашистская агрессия в Греции, на Балканах, в Прибалтике, Германия требует колоний… Создание оси Берлин — Рим — Токио, нападение Японии на Китай, Ллойд Джордж призывает к заключению союза с СССР…

— «Если Россия нам не поможет, мы попадем в западню», — цитировал Динни слова Ллойд Джорджа. — Он сказал это, когда Чемберлен объявил, что Англия поддержит Польшу.

— Мистер Монтэгю Норман, — напомнил Сэм Маллет, — председатель Английского банка, в начале этого года потребовал, чтобы Германии был предоставлен заем в пятьдесят миллионов фунтов стерлингов: «Весьма возможно, что мы больше не увидим этих денег, но это все же меньшая потеря, чем крушение нацизма».

— Ну как прикажете обыкновенному порядочному человеку понимать все это! — ворчал Тэсси Риган. — Один говорит, что нам придется объединиться с большевиками, если мы вступим в войну, а другой дрожит от страха, как бы этим проклятущим немцам не пришлось худо.

Отношение Тэсси к большевикам было общеизвестно. Он с самого начала войны в Испании возглавил оппозицию в парламенте Динни.

Тэсси говорил про себя, что он «честный католик», хотя и «нерадивый». По его мнению, власть в Испании захватили красные; они только и делали, что «жгли церкви и насиловали монахинь». Тэсси решительно порицал Эдуарда VIII, который, для того чтобы жениться на разведенной женщине, отрекся от трона, поскольку церковь не поощряет развода. Эли Нанкэрроу тоже был в оппозиции, хотя и из других соображений, но в вопросе об испанских событиях и о праве короля распоряжаться своим сердцем они оба резко расходились с Динни, Сэмом Маллетом и Тупой Киркой.

Тупая Кирка, когда речь заходила о любовных делах короля, обзывал Эли «тупоголовым фанатиком и ханжой» и добавлял, что он «скупердяй и так боится жены, что не пожертвовал ни шиллинга для испанских детей».

— В наши времена каждый «обыкновенный порядочный человек» должен прежде всего решить, на чьей он стороне — за фашизм или против, — сердито говорил Тупая Кирка.

— Ты сам не хуже нас знаешь, Тэсси, — убеждал Динни приятеля, — что именно французские и английские военные промышленники содействовали перевооружению Германии, вопреки условиям Версальского договора. Гитлер выехал на английских и американских займах. Какого же черта ты притворяешься, будто тебе неизвестно, на чьей ты должен быть стороне? В Англии и во Франции, да и в Австралии тоже, найдется немало людей, готовых поддержать Гитлера в его походе на профсоюзное движение и рабочие организации, лишь бы не дать своему народу добиться лучшей доли.

— Пусть меня повесят! Что я, не знаю этого, что ли? — орал Тэсси. — Но с большевиками я не желаю иметь ничего общего, вот и все!

— Фашизм, коммунизм… не вижу я между ними никакой разницы, — проворчал Эли, попыхивая трубкой.

— Значит, ты просто слепой дурак! — крикнул Тупая Кирка.

— Разница между ними примерно такая, как между ночью и днем, — отчеканил Динни. — Фашисты плюют на права рабочих — по-ихнему, рабочий знай только гни спину да умирай за них на войне. А коммунисты считают, что вся земля со всем, что на ней есть, должна принадлежать трудящимся, и борются за мир.

— Ну да, рассказывай, — упрямо пробормотал Тэсси.

— Безбожие и беззаконие — вот что у них, — стоял на своем Эли. — Все равно как и у фашистов.

— Подумаешь, святоша нашелся! Знаю я, какой тебе закон нужен! Шкурник, вот ты кто. О себе только думаешь, а на других наплевать, — взорвался Тупая Кирка.

— Видишь ты, какое дело, Эли, — вмешался в разговор Сэм Маллет, стремясь утихомирить приятелей. — Ведь для тебя бог и закон одно, а для Тэсси — другое; сколько людей, столько и мнений. Не по словам, а по делам нужно судить о людях и о разных там «измах». Ты погляди, что натворил в мире фашизм и что принес людям коммунизм.

— Что-то не вижу я, чтобы в России рабочим намного лучше жилось, чем в других странах, — проворчал Эли.

— Не видишь, потому что не желаешь видеть, — набросился на него Тупая Кирка. — Ты просто сволочь, фашист в душе, вот что ты такое!

Эли в гневе вскочил со стула — на удивление легко и проворно для своих семидесяти с лишним лет.

— Можешь называть меня старым ханжой и святошей, Тупая Кирка, — сказал он, — но предупреждаю, если ты еще раз назовешь меня фашистом, я тебе морду набью!

— Ну что ж, выходи! — крикнул Тупая Кирка. Но тут раздался общий смех, и к спорщикам вернулось их обычное благодушие.

В дни получки Динни и Сэм Маллет отправлялись на рудники и продавали там номера ежемесячного журнала, выпускаемого Лигой борьбы за мир и демократию. Журнал назывался «За мир между народами», но он не ратовал за мир любой ценой. Он призывал силы демократии сплотиться для защиты принципа коллективной безопасности и дать отпор фашистской агрессии. Он разоблачал интриги могущественных финансовых клик и военных магнатов, которые скрывались за политикой умиротворения, и старался пролить свет на современную политическую обстановку, чрезвычайно запутанную и сложную, которая заставила мужчин и женщин — противников войны — прийти к выводу, что нельзя говорить об установлении прочного мира на земле, пока в международных делах хозяйничает фашизм.

Эйли продавала «За мир между народами» и другие рабочие издания на уличных перекрестках, и Салли, к своему удивлению, обнаружила, что и ее невестка разделяет эту точку зрения — нужно воевать и победить, чтобы покончить с фашизмом.

«В каком сумасшедшем мире мы живем, — с отчаянием думала Салли. — Все перевернулось вверх ногами. Сторонники мира требуют войны, а поджигатели войны обрядились в овечьи шкуры и лицемерно блеют о мире. Не о таком мире, который положил бы конец войнам, а о мире, который, как говорит Эйли, обеспечил бы им возможность вести все новые и новые нескончаемые войны».