Идея ходатайства долго обсуждалась друзьями поэта. Вяземский еще летом писал жене из Ревеля, где общался с отдыхавшим там у моря семейством Пушкиных: «Мать, кажется, еще просила государя, чтобы отпустили его в Ригу, где есть хороший доктор». Чтобы письмо вернее дошло по назначению, мать написала еще сопроводительное письмо начальнику Главного штаба генерал-фельдмаршалу Дибичу.

«Ваше Превосходительство! Сочувствие, которое Вы соблаговолили проявить ко мне, а также письмо, которым Вы почтили меня, дают мне смелость представить Вам мое нижайшее прошение Его Императорскому Величеству и умолять Ваше Превосходительство еще раз представительствовать за меня. Моему несчастному сыну не было оказано никакой помощи в Пскове; врачи решили, что болезнь его слишком запущена для того, чтобы они могли взять на себя сделать операцию. Я не хочу распространяться, сердце мое переполнено, но поверьте, генерал, что благодарность матери больше всего того, что можно выразить, и эту благодарность Вам я сохраню на всю жизнь и буду счастлива выразить ее Вам лично, так же как и чувство почтительного уважения, с которым имею честь оставаться. Вашего Превосходительства нижайшая и преданнейшая Надежда Пушкина».

Отправляя эти письма из Москвы, мать не знала, что царя уже в живых не было.

Между тем, как бы в дополнение ко всем прошениям, Пушкин подготовил литературный труд – «Бориса Годунова». Жуковский не раз призывал доказать лояльность творчеством и тем завоевать расположение императора. К началу ноября драма была готова. Пьеса покажет царю, что от легкомысленности поэта не осталось и следа, он стал серьезным писателем, к тому же историческим, а значит, не опасным для власти, и его можно спокойно отпустить за границу. Друзьям станет легче хлопотать за него, когда можно будет сослаться на созданное поэтом для пользы отечества: «пусть трагедия искупит меня» (Х.145).

Кстати, у Пушкина мог быть еще один предлог проситься в Прибалтику, и значительно более достоверный. Предок его Абрам Ганнибал после смерти Петра Великого много лет прослужил обер-комендантом города Ревеля. Пушкин писал, что хочет добраться до ганнибаловских бумаг. Он мог бы присовокупить ходатайство о разрешении собирать там исторические материалы.

Роль тяжелой артиллерии в сражении за выезд Пушкин отводил влиятельным друзьям. Используя связи с крупными должностными лицами, они могли привести в действие прошение поэта, а теперь драматурга и историографа доромановского правления (в котором, с точки зрения царствующей фамилии, дозволены к упоминанию и некоторые слабости). Пушкин надеялся и на человечность царя, что немедленно отразилось в его стихах.

Ура, наш царь! так! выпьем за царя…

Он человек! им властвует мгновенье.

Он раб молвы, сомнений и страстей.

Простим ему неправое гоненье:

Он взял Париж, он основал Лицей. (II.247)

Простив царю преследование, он надеется получить ответное прощение. Остается ждать да учить английский. «Мне нужен английский язык – и вот одна из невыгод моей ссылки: не имею способов учиться, пока пора. Грех гонителям моим!» – пишет он Вяземскому (Х.147).

Верит ли Пушкин в возможность того, что его выпустят? Надеется, хотя и сомневается, ибо параллельно продолжает прощупывать возможности бежать. В переписке с Алексеем Вульфом, находящимся в Дерпте, Пушкин снова переходит на условный зашифрованный язык и просит ускорить выяснение вопросов, о которых они договаривались: «О коляске моей осмеливаюсь принести вам нижайшую просьбу. Если (что может случиться) деньги у вас есть, то прикажите, наняв лошадей, отправить ее в Опочку, если же (что также случается) денег нет – то напишите, сколько их будет нужно. – На всякий случай поспешим, пока дороги не испортились» (Х.145). Не все ясно в тайнописи, но главные пункты таковы: пора ехать; сообщи, какая ситуация; сколько денег нужно для побега, просьба ускорить дело.

Он живет напряженным ожиданием весь ноябрь, не ведая, что 19 числа в Таганроге умер Александр I. Такого оборота событий никто не ждал. В Петербурге известие получено 27 ноября. Пушкин услышал о смерти царя еще через три дня, когда до Парижа дошла весть, что Пушкину позволили съездить в Псков для лечения. Об этом Николай Тургенев написал Чаадаеву, который ждал Пушкина в Дрездене.

Если брать, так брать – не то, что и совести марать – ради Бога, не просить у царя позволения мне жить в Опочке или в Риге; черт ли в них? а просить или о въезде в столицу, или о чужих краях. В столицу хочется мне для вас, друзья мои, – хочется с вами еще перед смертию поврать; но, конечно, благоразумнее бы отправиться за море. Что мне в России делать?

Пушкин – Плетневу, 4-6 декабря 1825

Надежды рухнули – надежды возникли. Едва услышав, что солдат, приехавший из Петербурга, рассказывал в Новоржеве о смерти Александра I, для проверки слуха Пушкин немедленно посылает в Новоржев кучера Петра. Петр вернулся на следующий день, подтвердив слухи и даже привезя новость: присягу принял новый царь Константин Павлович. Первая мысль Пушкина – о том, что проблемы его решались сами собой. Коронация значила амнистию почти автоматически. Старые планы теряли смысл. Также неожиданно Пушкин получает письмо из Петербурга от Пущина. Хотя письмо не сохранилось, в нем несомненно содержались намеки на возможные перемены. Желание ехать в Петербург возникло немедленно, и мы имеем соответствующий архивный документ.

Билетъ

Сей данъ села Тригорскаго людямъ: Алексею Хохлову росту 2 аршина 4 вершка, волосы темно-русыя, глаза голубыя, бороду бреетъ, летъ 29, да Архипу Курочкину росту 2 аршина 3 1/2 вершка, волосы светло-русыя, брови густыя, глазомъ кривъ, рябъ, летъ 45, въ удостоверение, что они точно посланы отъ меня в С.Петербургъ по собственнымъ моимъ надобностямъ и потому прошу господъ командующих на заставахъ чинить имъ свободный пропускъ.

Сего 1825 года, Ноября 29 дня, село Тригорское, что въ Опоческом уезде.

Статская советница Прасковья Осипова.

Текст фиктивной подорожной написан самим Пушкиным, подпись Осиповой подделана им же, поставлена его печать. Сочинив бумагу, поэт отправился в Тригорское, собираясь либо уговорить соседку изготовить подлинник по образцу, либо предупредить на всякий случай.

Крепостной Алексей Хохлов – он сам. Кстати, из трех известных нам указаний на рост поэта (брат Лев говорил, что 2 аршина 5 вершков с небольшим, а художник Григорий Чернецов – 2 аршина и 5 1/2 вершков) рост, указанный самим Пушкиным, наиболее точный: для жандармов рост был первым фактором установления личности. Таким образом, точный рост Пушкина был 160 сантиметров без каблуков, в лаптях. Годы он себе прибавил, так как выглядел старше своих лет.

Второе лицо, упомянутое в подорожной, садовник из Михайловского Архип Курочкин. Замысел: воспользовавшись неразберихой, появиться в Петербурге ненадолго, переговорить с друзьями с глазу на глаз, выяснить обстановку и использовать перемену власти для обретения свободы.

Дата в документе (может, чтобы спешка не показалась подозрительной?) сдвинута Пушкиным назад. И.Новиков полагает: Пушкин рассчитывал на обещание Горчакова нелегально достать ему заграничный паспорт, если поэт окажется в Петербурге. «Так все пути к отступлению были отрезаны, – пишет Новиков. – Он волновался не только близким свиданием с Керн. Он вспоминал и Горчакова: мог бы не говорить, но если сказал, так и сделает. Но он ясно представил, что покидает Россию – как будто привычная мысль, – и все же холодок пробежал по спине».

Пушкин нарядился в мужицкую одежду. Архип уложил в дорожный чемодан барские пожитки, и 10 декабря они тронулись. Пушкин выехал в Петербург, выбрав не основную дорогу. И чем дольше ехал, тем авантюрней, бессмысленней и опасней казался ему собственный замысел. Если трудно скрыться в Дерпте, то уж в Петербурге его всякая собака узнает.