— Думаешь, оползень долго продержится? Камни замка сжаты с огромной силой, на них давят миллионы тонн. Завал все время потрескивает…
— Выходит, и само может рухнуть? Без взрыва?
— В любой момент.
— Значит, нельзя ходить за водой, — сказала Катя.
— Без воды не проживешь, — возразил Кирилл и посмотрел на нее. — Это оправданный риск… А взрыв — риск множеством чужих жизней.
— Которые могут погибнуть и без взрыва, — уточнил Игорь.
— Могут, — кивнул Кирилл. — Но они не знают об опасности: из поселка завал не виден. А мы знаем. И мы обязаны предупредить их.
— Как ты это сделаешь?
— Давайте подумаем… Собственно, и думать особенно нечего: много ли можем мы сделать? Надо дежурить здесь, на площадке: вдруг в котловине появятся люди… Ну, и еще: там, над ущельем, висит наша записка — надо ее дополнить… Вот и все.
Кирилл вытащил из наколенного кармана записную книжку и складной метр, присел на корточки и начал снимать эскизы цепей. Он увлекся работой. Запускал пятерню в пыльную рыжую шевелюру и как-то странно двигал нижней челюстью влево-вправо.
— Нашел время возиться с этой ерундой, — зло сказал Игорь.
Челюсть Кирилла пришла в нормальное положение.
— Это не ерунда, — проворчал он. — Совсем не ерунда, братец ты мой… Даже совсем наоборот…
— Но ты собирался вывесить новую записку.
— Правильно. Вот мы к ней и приложим описание цепей. На всякий случай…
Низко над хребтом плыла полная луна. В пещеру сквозь пробитый туннель процеживалась толика лунного света. Трое лежали в спальных мешках. Огонек сигареты Кирилла описывал короткие дуги, то разгорался, то тускнел.
Катя сказала:
— Вы на самом деле думаете, Кирилл, что тут был прикован, ну, если не Прометей, то кто-то другой?
— Кто его знает, — раздался скрипучий голос Кирилла. — Цепи есть цепи. Зря не стали бы их сюда тащить… Ясное дело, приковали какого-то здоровенного дядю.
— Ой, такие ручищи у него были — страшно представить… Кирилл, а может… действительно Прометей? — высокий голос Кати дрогнул и оборвался.
— Ну, это же легенда, Катя, — сказал Игорь. — Легенда, больше ничего.
Катя не ответила. Кирилл с шумом затянулся. В той стороне, где был туннель, в слабом свете заклубился дым от его сигареты.
— Правильно, — проскрипел Кирилл. — Бабушкины сказки. Дедушкины враки. Больше ничего.
— Не надо так, — попросила Катя. И после долгой паузы добавила: — Если я не ошибаюсь, «Прометея приковали как раз здесь, в горах Кавказа.
— Не ошибаетесь, — подтвердил Кирилл. — Этот миф вообще возник не в Греции, а в древней Грузии, лет этак три с половиной тысячи тому назад.
— Расскажите, пожалуйста.
— Ну… разве что для вас… — Голос Кирилла смягчился. — Итак, по древнегрузинскому мифу, был такой герой по имени Амирани, сын солнца. Он освободил людей от злых дэвов, научил их добывать огонь и обрабатывать металл.
— Амирани? — переспросила Катя.
— Да, Амирани. Характер у него, видимо, был неважный, он вступил в борьбу с небожителями, и за это боги приковали его к скале — здесь, на Кавказе. Гораздо позднее, в шестом веке до нашей эры, на Кавказское побережье проникли греки и основали колонии в Колхиде. И вот тогда-то они преобразовали легенду об Амирани в миф о Прометее, непокорном титане.
— Дальше я знаю, — сказала Катя. — Прометей похитил у богов огонь…
— Перед этим. Катя, он устроил богам еще одну пакость. Прометей, как и Амирани, научил людей счету и письму, врачеванию и мореходству и всяким ремеслам. Тут как раз новые боги победили титанов и потребовали у людей жертвы. Боги — они такие, себя не забывают! И вот Прометей, заботясь о людях, которым жилось нелегко, подсунул богам худшие части жертвенного животного — надо полагать, кишки и всякую там требуху. Кстати, греки и в дальнейшем всегда так поступали. Так вот: боги сильно осерчали и отняли у людей огонь. Тогда-то Прометей похитил огонь с Олимпа и отдал людям. За это боги приковали его в горах Кавказа, и орел каждый день рвал ему печень, а ночью печень восстанавливалась, а днем — снова орел… пока Геракл не убил орла и не освободил Прометея… Вы не спите, Катя?
— Нет, — ответила она, но голос у нее был сонный. — Расскажите еще…
— Да уж все, в общем. Любопытно, что грузинская легенда с появлением христианства, примерно в пятом веке нашей эры, опять видоизменилась. Амирани стали выставлять нечестивцем, которого лично Христос посадил на цепь. Оно и понятно: народный герой-богоборец был опасен, к лику святых такого не причислишь. — Кирилл умолк и закурил новую сигарету.
— Одно утешение, — сказал Игорь в Катину сторону, — что мы заперты не где-нибудь в захолустье, а в легендарном месте.
Катя не ответила, она ровно дышала — спала, должно быть.
Некоторое время в пещере было тихо.
— Слушай, Кирилл, — заговорил Игорь, понизив голос до шепота. — Давай все-таки внесем ясность в положение. Продукты на исходе, за водой ходить опасно. Рано или поздно, ты сам говоришь, завал рухнет, мы не можем его предотвратить… Кроме того, если бы у нас не было карты, мы бы не знали о существовании этого поселка, верно ведь? И мы преспокойно взорвали бы завал.
Он умолк, ожидая ответа. Но ответа не последовало.
— Ты слышишь, Кирилл?
— Давай дальше.
— Да чего ж дальше? По-моему, я сказал достаточно ясно.
— Договаривай до конца.
— Ну, изволь. В общем… я за немедленный взрыв.
Опять молчание.
— Я договорил до конца. Почему ты молчишь?
— Договорил, верно… Ну, а если оползень после взрыва накроет поселок?
— Ты уверен в этом?
— Нет, не уверен.
— Видишь, не уверен… Посмотри на вещи трезво, Кирилл. Мы бессильны помочь поселку. Оползень вот-вот рухнет сам…
— Давай-ка спать, — прервал его Кирилл.
— Пойми, речь идет о жизни и смерти… Ты ученый, кандидат наук. Мы с Катей занимаемся координацией научных работ огромной важности…
— Иначе говоря, — резко сказал Кирилл, — сотня горняков, не имеющих высшего образования, их не по моде одетые жены и сопливые ребятишки не стоят наших трех высокоинтеллектуальных жизней, это ты хочешь сказать?
— Ну, не так, конечно. Зачем обострять?… Просто я хочу напомнить известную истину, что ценность человека определяется его общественной значимостью.
В пещере стало совсем темно: наверное, луна уплыла за хребет. Чиркнула спичка, осветив на миг лицо Кирилла.
— Общественная значимость, говоришь… Слышу, слышу голос Василия Егорыча.
— Причем тут отец? Оставь его в покое.
— Я бы и рад оставить в покое нашего дорогого родителя, да вот — услышал знакомую интонацию.
— Злопамятный ты тип, — раздраженно сказал Игорь. — Никак не можешь простить отцу ту старую историю. А сам? Чем ты лучше отца? Ты ведь тоже с женой разошелся.
— Разошелся.
— Так какого же дьявола…
— Постой, Игорь. Ты прекрасно знаешь, почему я разошелся…
— Еще бы! Вечно шляешься по экспедициям, к тому же твой миленький неуживчивый характер… Да на ее месте любая бы не выдержала.
— Пусть так, — медленно сказал Кирилл и сделал подряд несколько затяжек. — Пусть так, — повторил он. — Не спорю, характер у меня паршивый… Но у Василия-то Егорыча все было по-другому.
— Детали не имеют значения.
— Имеют!
— Чего ты орешь? — зашипел Игорь и повернулся в сторону Кати.
С минуту они прислушивались к ее ровному дыханию.
— Спит, — прошептал Кирилл. — Умаялась… Ладно, Игорь, кончаем разговор — все равно ни к чему он не приведет, разлаемся только.
— Ханжа — вот кто ты, — угрюмо проговорил Игорь. — Сам грешен, а другим ничего не спускаешь.
— Прекрати, Игорь…
— Узколобый ханжа. По-твоему, человек не имеет права уйти от нелюбимой женщины к другой, которую…
— Да не так же было, не так! — Даже по голосу чувствовалось, что Кирилл мучительно морщится. — Не накручивай, ради бога, на все это любовь… Просто, когда Василий Егорыч в тридцатые годы шибко пошел в гору, необразованная жена стала его стеснять. В сущности, довольно банальная история о том, как один учился, а вторая штопала ему носки, стряпала и укачивала ребеночка, чтобы он не орал над папиным ухой, потому что папе надо было учиться…