Инструкции предписывали собирать и хранить как величайшую ценность книги, рукописи, чертежи, тетради, записные книжки и даже просто бумажки с записями и формулами, найденными в лабораториях.
Но существенно было другое.
«Ученые, — говорилось в одном секретном письме, — являются для нас важным трофеем войны. Этот трофей имеет большее значение для нашего будущего процветания, чем все материальные ценности, на которые мы имеем право».
Далее в письме подчеркивалось:
«Из ученых нам необходимы прежде всего те, которые работали над исследованием атомного ядра. По имеющимся у нас данным, наиболее далеко идущие результаты в этой области были получены доктором Роберто и его сотрудниками Хейнсом, Мюллером и Родштейном. Все они работали в Отдельной лаборатории в районе Зондерштадта. Эти ученые должны быть интернированы вместе со всеми документами, оборудованием и аппаратурой».
Вспомнив это предписание, полковник Семвол глубоко вздохнул. Этого-то как раз и не удалось выполнить…
Что он мог сделать?
После консультации с командованием он получил приказ: «Отдельную лабораторию стереть с лица земли… Поиски названных ученых продолжать».
Полковник открыл ящик стола и извлек несколько аэрофотоснимков с лакированной поверхностью. Он еще раз просмотрел их: вверх, прямо на него, вздымались клубы дыма и языки пламени. Горел лес и упрятанные в нем здания и постройки. Вторая фотография. Пожар утих. Там, где была лаборатория, — рыхлое серое пятно. Вот еще одна. На месте серого пятна — огромные, как кратеры потухших вулканов, воронки.
Нужно разыскивать людей. Конечно, они бежали. Но куда? Полковник поднялся и кресла и щелкнул кнопкой микрофона.
— Комендатуру в Зондерштадте, — сказал он, и тотчас послышался громкий ответ:
— Комендант Зондерштадта майор Инзер слушает.
— Кто у вас там занимается беженцами? Мне нужны данные о лицах, прибывающих в ваш район…
— Кто конкретно интересует вас, сэр?
— Запишите. Доктор Роберто, доктора Мюллер, Хейнс, Родштейн, вообще все люди, которые работали в Отдельной лаборатории.
— Я наведу справки и сообщу вам.
Семвол переключил аппарат.
— Начальника управления по перемещенным лицам.
— Слушаю вас, — раздался голос.
— Как у тебя обстоит дело по сбору длинноволосых, Сенди?
— Штук семьдесят уже набрал. Большинство из них изучают историю, литературу, искусство, музыку, философию.
— Ну, это не то, Сенди, это нам не годится. Пусть остаются философствовать здесь. Нам нужны физики, математики, химики, инженеры. Собирай этот товар. Запиши такие фамилии, доктор Роберто, доктор Хейнс, доктор Родштейн и доктор Мюллер. Если попадутся, немедленно отправляй ко мне. Не забывай самого главного! Нам нужны специалисты по ядерной физике.
— Слушаюсь.
Полковник Семвол вышел из-за стола и несколько раз прошелся по кабинету. Подойдя к двери, он нажал едва заметную кнопку, и в комнату вошла миловидная девушка. В ней не чувствовалось ничего военного. Слегка накрашенные губы делали ее более взрослой, чем она в действительности была. Ее большие зеленые глаза выражали вопрос.
— Лиз, вам придется переодеться, — сказал полковник, окинув ее добродушно-насмешливым взглядом.
— Как, господин полковник? — удивленно спросила девушка.
— Я надеюсь, вы не забыли захватить с собой гражданское платье? С сегодняшнего дня вам придется с военной формой расстаться. К нам скоро начнут прибывать почтенные ученые мужи, и мы не должны пугать их своим воинским видом. Особенно вы, — добавил он весело.
— Что вы, полковник, какой у меня воинский вид! — воскликнула Лиз. — Но если так нужно, я немедленно переоденусь.
Лиз повернулась и хотела выйти.
— Кстати, вы получаете письма от отца?
— Да, только вчера.
— И что он пишет?
— Он заранее вас и меня поздравляет с окончанием войны. Заранее потому, что когда он писал это письмо, война еще продолжалась. И еще он сообщил интересную новость. Его приглашают куда-то на работу… Куда — он еще сам не знает. Но приглашение он получил лично от президента фирмы «Сиенция», от самого господина Саккоро.
— Ого! — воскликнул Семвол, которому давным-давно было известно все, что говорила Лиз. — Саккоро кое-что да значит.
«Саккоро кое-что да значит», — повторил он мысленно. Недаром он, полковник Семвол, и майор Сулло и многие другие офицеры, которых после войны ожидала отставка, позаботились заранее связать свою судьбу с этим могущественным человеком. Саккоро — это куда надежнее, чем официальная военная служба, да еще когда война кончается…
— Да. Вот, собственно, и все новости. Отец благодарит вас за то, что вы таким чудесным образом дали мне возможность посмотреть Европу.
При этих словах девушка смущенно посмотрела на свою военную форму. В ней-то и заключался «способ посмотреть Европу».
— Ну, и понравилась вам Европа?
— Да… Но мне так жалко этих людей, которые перенесли ужасную войну. Я видела столько разрушений и столько несчастья… Я просто не понимаю, почему люди могут быть так жестоки друг к другу?
— Вы еще очень молоды, Лиз, — сказал полковник, положив руку ей на плечо. — Когда вы повзрослеете, все будет казаться вам значительно проще. Вы тогда поймете, что войны были, есть и будут, пока на земле существуют люди, говорящие на разных языках и думающие по-разному.
— Но разве войны возникают только поэтому?
— Есть и другие причины, но об этом как-нибудь в другой раз. А сейчас, Лиз, идите переодевайтесь.
Когда девушка вышла, в аппарате что-то щелкнуло и раздался торопливый голос:
— Господин полковник, докладывает комендант Зондерштадта.
— Так, так, — сказал Семвол, быстро подходя к столу.
— Названные вами люди: Хейнс, Родштейн и Мюллер у нас в комендатуре.
— Хорошо! Чудесно! — воскликнул Семвол. — А доктор Роберто?
— Его нет. Мюллер утверждает, что он был убит во время взрыва фугасной бомбы. Он говорит, нашей бомбой, полковник.
— Убит? — громко переспросил Семвол.
— Мюллер говорит — убит.
— Гм-м-м, — промычал Семвол, теребя подбородок. — С этими людьми что-нибудь есть: книги, чертежи, записи?
— Нет, ничего. Они говорят, все погибло при бомбежке.
— Хорошо, Инзер. Организуйте для них транспорт и высылайте ко мне. Под охраной.
— Может быть, покормить и оказать кое-какую помощь? Мюллер ранен.
— Нет, не надо. Это будет сделано здесь.
«Человеку не нужно давать опомниться. Пусть он голоден, раздет, болен или ранен. Никакого сострадания. Только тогда победа будет полной», — вспомнил полковник Семвол слова одного из своих наставников в военной академии.
3
Автомобиль с учеными прибыл не вечером, как предполагал полковник Семвол, а поздно ночью. Он уже спал, когда к нему в спальню постучал адъютант и спросил, что делать с приехавшими.
В это время три человека с серыми измученными лицами, в грязной истрепанной одежде, еле волоча ноги от усталости, голода и боли, вошли в огромный пустой зал в сопровождении двух солдат.
Человек с рукой, перевязанной грязной тряпкой, подошел к широкой лестнице, ведущей на верхний этаж, и опустился на ступеньку. К нему присоединились и остальные. Они сидели молча, не глядя друг на друга, не двигаясь. Солдаты также застыли в противоположном конце зала, уподобившись каменным рыцарям.
Через несколько минут тишина была нарушена, и под самым потолком зала эхо повторило несколько раз:
— Господин Хейнс, прошу вас войти!
Сидевшие на ступеньках люди встрепенулись. Они быстро обменялись словами, и от них отделился среднего роста человек в сером порванном костюме. Он торопливо подошел к двери и обеими руками поправил взъерошенные волосы.
— Прошу вас сюда, — мягко предложил адъютант.
Войдя в кабинет, Хейнс крепко зажмурил глаза. Не потому, что комната была слишком ярко освещена и его глаза, привыкшие за последние месяцы к темноте подвалов, бомбоубежищ и траншей, были ослеплены светом двух электрических ламп, заключенных в бледно-розовые абажуры. Нет, не поэтому! Хейнс просто не мог поверить, что среди руин и пепелищ, среди всего того, что военные люди привыкли называть «зоной пустыни», в каком-то старом, пахнущем мертвечиной и тлением замке может быть такой уголок… Он открыл глаза и растерянно посмотрел на человека за письменным столом.
