Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Не цитируй Шекспира, Робин. Маска интеллектуальности не идет тебе.

– Как тебе – маска аскетизма, которую ты цепляешь на себя всякий раз, когда речь идет о жизни и постели…

– В которой ты не был уже несколько лет?

– Не преувеличивай. Всего-то полгода…

– Похоже, речь идет о постели твоей предыдущей любовницы, той, что была до Брук Ширстон… Ну хватит. Я устала, Робин. Мне кажется, нет смысла обсуждать уже решенный вопрос. Как только все закончится, мы разведемся.

– И ты выйдешь за Недокормка?

– Я что-нибудь придумаю. Не забудь, завтра мы идем к психоаналитику.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– В отличие от тебя, Роб. Я не привыкла плыть по течению.

– Ох, прости. Ты привыкла жить по расписанию. Это очень насыщенная жизнь…

Пит услышал звук отодвигаемых стульев и выбрался из своего укрытия. Щеки его алели. Только что он заглянул во взрослую жизнь, куда его никогда не пускали. Перед ним приоткрылась завеса той неприглядной тайны, которую он, возможно, и не хотел знать. И в этой тайне, охраняемой двоими, его родителями, ему не было места. Они не знали его так же, как он не знал их. Неужели для того, чтобы сделать это открытие, ему нужно было поменять их телами?

Пит поплелся в комнату, полный самых отчаянных мыслей. Он перепутал заклинание, которое все-таки подействовало. Он поменял родителей телами, что только укрепило их взаимную неприязнь… Он должен вернуть им собственные тела, но потом… потом они разведутся. Хотя… есть ли у него выбор? Не может же он, в конце концов, так издеваться над предками только потому, что они приняли свое взрослое решение? И потом, книгу надо вернуть. Ведь он украл ее у самой что ни на есть настоящей колдуньи… Теперь у него были все основания верить ей…

Терзаемый сомнениями, Пит залез под тумбочку, где вчера оставил книгу, заложенную треклятым листком. Но, к его ужасу, книги там не было. Она исчезла столь же странным образом, что и появилась в доме… Если бы он помнил заклинание! Но оно было таким мудреным, что Пит не смог бы его вспомнить, даже если бы речь шла о жизни и смерти…

Глава 5

Битва у Дуба секретов

Руперт зря сказал, что для Лиланда и Пэйна они превратились в невидимок. Как сглазил. На следующий же день хрупкая завеса, ограждавшая друзей от задир-одноклассников, испарилась, как будто ее и не было. Лиланд и Пэйн снова вспомнили об их существовании. Как будто у Пита без них было мало проблем.

Началось все с того, что Пит не без удовольствия выполнил просьбу Дженнифер Китс – то, что Дженни обратилась к нему с просьбой, само по себе было фактом, достойным внимания, – она попросила его помочь с анализом одного из шекспировских сонетов.

Несмотря на хроническую неуспеваемость по прочим предметам, Пит был самым сильным учеником по литературе. Учительница литературы, тридцатилетняя красавица Лиз Добсон – предмет поклонения всей мужской половины учащихся – часто говорила о Пите: «Это просто удивительно. В тебе сочетается тонкое чутье поэта и разум прагматика. Поверь, это такая редкость…» Пит, еще толком не сознававший, что это значит, все равно гордился. Но не без смущения ловил на себе взгляды завистников, которые бы отдали полжизни за такой комплимент из уст Лиз Добсон.

Для анализа он выбрал свой любимый сонет:

Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа
И черной поволокой вьется прядь…

Стихотворение заканчивалось его любимыми строками, которые Пит, если бы ему представилась такая возможность, непременно адресовал бы Дженнифер Китс:

Но милая уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.

Ему было немного не по себе, оттого что Дженнифер могла подумать, что выбор сонета как-то связан с его отношением к ней. Но Пит все равно решил остановиться именно на нем. Даже если и так, пусть знает, что он любит ее. Любит так сильно, как не смог бы полюбить никого другого…

Перемена, последовавшая за уроком географии, была для Питера самой восхитительной и самой ужасной одновременно. Он был удостоен чести сидеть рядом с самой Дженнифер Китс, вдыхать исходивший от нее упоительный аромат душистой воды, восторгаться чудными золотистыми колечками ее локонов, наслаждаться ее движениями – уверенными, исполненными грации. Пит с удивлением обнаружил, что Дженнифер – кокетка, которая использует свои чары даже с ним, простым смертным. Ее облик, слова, интонации – все было проникнуто желанием очаровать сидящего рядом, и Питу показалось, что ей не столь важен объект, сколь приятен процесс. Она наслаждалась своей властью, своим умением покорять сердца, и это настолько бросалось в глаза, что чуть было не отравило Питу всю радость чудесных минут, проведенных рядом с мечтой его жизни.

Срывающимся от волнения голосом Пит пытался объяснить Дженнифер Китс, почему лирический герой в сонете Шекспира не жаждет уподобиться собратьям по перу и приукрасить образ своей возлюбленной.

– Видишь ли, Дженни… Иногда людям надоедает приукрашивать действительность. И им хочется правды. Это… это как неограненный бриллиант. – Всегда, когда Пит говорил о том, что ему близко и интересно, привычное смущение уходило, будто его смывало волной. – Кому-то он нравится после обработки у ювелира, а кому-то – просто так, таким, какой он есть… Или как пейзаж… Кому-то нравятся ухоженные парки и фонтаны, а кому-то – леса и заросшие пруды, дикие, но красивые места… Вот и лирический герой Шекспира…

Дженни вскинула на него свои небесно-голубые, далекие от понимания глаза:

– Кто, прости?

Пит осекся и посмотрел на нее с удивлением.

– Шекспир?

Дженни улыбнулась.

– Конечно же нет, Мышонок. Лирический герой.

– Ах, это… – Неужели она совершенно не слушала Лиз Добсон, когда та целый урок распиналась о лирическом герое? – Это просто. Кто пишет стихи, Дженни?

– Разумеется, поэт, – как-то неуверенно отозвалась та.

– Верно, поэт, – кивнул Пит. Он не глядел ей в глаза, но чувствовал, что ее взгляд сверлит его, как крошечная отвертка с алмазным сверлом. Сверлом с напылением из голубых алмазов. Таких же голубых, как ее бездонные глаза… Эта мысль так сильно зацепила его, что он покраснел. Вдруг Дженни знает, о чем он думает в тот момент, когда рассуждает о Шекспире? Чтобы изгнать смущение, он торопливо продолжил объяснять: – Но поэт не всегда описывает то, что чувствует именно он…

– Разве? – перебила его Дженни. – А зачем писать о том, что чувствуют другие?

Этот вопрос чуть было не поставил Пита в тупик. Сам он прекрасно знал на него ответ, но как объяснить это Дженни?

– Актеры ведь не играют самих себя, – улыбнулся он. – Они вживаются в роль других персонажей, очень часто совсем не похожих на них самих.

– Да, – согласилась Дженни. Ее глаза сосредоточились на его лице, словно пытаясь найти в нем ускользавшую от нее истину. – Но ведь актеры – не поэты. Им платят деньги…

– Поэтам тоже когда-то платили, – усмехнулся Пит и с удивлением почувствовал, что начинает раздражаться. Неужели Дженни не в состоянии понять таких простых вещей? Или он – плохой учитель? Пит постарался взять себя в руки. – Что-то хорошее, что-то настоящее не обязательно делать за деньги, Дженни. Это призвание. Тебе это необходимо, без этого ты не живешь. И потому пишешь…

– Я?

– Нет же, Дженни. Поэт…

– Ну да…

Глаза Дженнифер выдали ее с головой. Она не понимала. Она совершенно не понимала того, что Пит пытался ей растолковать. Его охватила паника. Что же делать? Как объяснить этой златокудрой девчушке, зачем люди пишут стихи? Как объяснить то, что можно только чувствовать? А ведь ему казалось – Дженни гораздо более тонкая натура… «Но милая уступит тем едва ли…» Что, если это для нее – звук пустой? Пит похолодел. Он никогда не представлял, что такое возможно…

11
{"b":"110278","o":1}