Но всё-таки, каким-то удивительным образом, я в полной мере оценил вызов, брошенный нам Египтом. Египет показал, насколько выносливее мы стали. Я хочу сказать, начни мы наше путешествие с этой страны, мы не продержались бы и двух дней. И знаешь, я думаю, Египет подготовил нас к Индии.
Думаю, чем дольше нас будет окружать нищета и все прочие «прелести» Третьего мира, тем меньше они будут нас огорчать и тем скорее мы придём к необходимости с ними смириться. Конечно, меня пугает Индия, но мне по-прежнему хочется там побывать. Понимаю, это — рискованное предприятие, но я хочу доказать себе, что смогу преодолеть все испытания, которые оно мне подкинет. Есть ещё одна причина, почему мне не хочется отступать. По-моему, ради Карнака, гробниц, Луксорского храма стоило пройти через всё, что нам выпало. А Индия, а Гималаи? Как бы тяжело ни было в Индии, знаю, что, когда наконец доберусь до Непала и своими глазами увижу Эверест, я испытаю ни с чем не сравнимое, бесценное чувство благоговения.
Да, мне хотелось бы продолжить, но без тебя я никуда не поеду. Без тебя у меня ничего не выйдет. Мы так много пережили вместе, что теперь я не смогу продолжить путешествие в одиночку. Слишком сильно буду по тебе скучать. Мне будет одиноко, из рук всё начнёт валиться, и смотреть уже ни на что не захочется. Я не хочу отступать и понять не могу, почему ты хочешь вернуться. Просто ты воспринимаешь всё гораздо острее, чем я. Что же касается здешних условий жизни, то я не чувствую ни личной ответственности, ни вины. Я просто принимаю их как есть. И они таковы по многим известным тебе причинам — из-за неравномерного распределения природных ресурсов, географического положения страны, климата, политики и рождаемости.
Слушай-ка, я придумал. Давай вечером поговорим с Джимом. Может быть, он что-нибудь нам и посоветует.
И хотя Джим никогда не был в Индии, он принялся уверять нас, что там будет всё же полегче, чем в Египте:
— В Верхнем Египте всего одно асфальтовое шоссе, с севера на юг. Выбора нет, поэтому на нём сосредоточен весь транспорт, и вы держались только этой дороги. Кроме того, вдоль шоссе проживает практически всё население Верхнего Египта. Вот почему вам не удавалось отделаться от назойливых толп. Но в Индии можно воспользоваться периферийными дорогами, избежать потока машин и людской давки. По-моему, вам следует продолжать путешествие.
В конце нашего пребывания у Джима мы с Ларри приняли решение. Мы полетим в Индию, если только не провалится номер с авиабилетами, которые нам назначено было выкупить в студенческом турагентстве в Афинах всего за четыре часа до отлёта.
— Если не получится, значит, будем считать это знаком поворачивать домой,— рассудил Ларри.
Когда 8 ноября мы прилетели обратно в Грецию, меня по-прежнему одолевали сомнения насчёт нашего ближайшего будущего. Индия вселяла в меня панический ужас. Но я знала, что, если мы полетим домой, я буду считать себя последней трусихой.
Во второй раз Афины предстали перед нами совершенно в ином свете. После Египта затянутая смогом, пыльная, запущенная греческая столица показалась нам безупречно чистой. Я совсем забыла о цветах, сияющей зелени листвы и о пышных изумрудных лужайках. Наверное, египетские кустарники и пальмы тоже были зелёными, но их зелень скрывалась под коричнево-серым слоем песка, пыли и грязи.
Мы остановились в кемпинге неподалёку от аэропорта. Наш маленький лагерь был окружён пиниями и густой зелёной живой изгородью, там день-деньской пели птицы. Как замечательно было вновь расположиться лагерем под открытым небом, пусть даже и в кемпинге. Разбив палатку, мы совершили набег на богатенькую продуктовую лавку в ближайшем квартале и возвратились с добычей в виде двух цыплят-барбекю, банки арахисового масла, крепких зелёных яблок, густого сливочного йогурта, салата-латука, салатной приправы и — грехи наши тяжкие — пачкой печенья, обсыпанного шоколадной крошкой. В ожидании грозящего нам в Индии голода Ларри объявил официальный «праздник желудка».
Турагентство не подвело: в полдень 9 ноября мы держали в руках билеты на четырёхчасовой рейс «Биман Эрлайнс». При регистрации нам было разрешено везти велосипеды как обычный багаж, без доплаты. Нас проинформировали, что билеты на рейс полностью раскуплены, хотя за пятнадцать минут до посадки в зале ожидания, не считая нас, сидело только двадцать три пассажира.
— Ох, не нравится мне всё это,— заметила я, обводя взглядом почти пустой зал.— И в агентстве, и при регистрации уверяли, что все билеты проданы. Надо понимать, самолёт рассчитан всего на двадцать пять мест?
Я запаниковала. Мне и раньше никогда не удавалось сохранять спокойствие в ожидании полёта. Почему-то всегда казалось, что именно этот, «мой», самолёт непременно рухнет.
— Господи, только не говори мне, что мы летим из Греции в Индию на «Цессне»! — проговорила я, чуть дыша.
— Будет тебе, Барб, не надо истерики. Я знаю, что ты терпеть не можешь летать самолётом, но...
— Истерика? Послушай, давай рассуждать логично. Посчитай-ка их.— Я почти орала, указывая на остальных пассажиров.— Двадцать три да мы с тобой, то есть двадцать пять. Нехитрая арифметика. Теперь, если допустить, что самолёт будет набит битком, а здесь всего только двадцать пять ожидающих, значит, речь идёт о действительно маленьком самолётике, не так ли? Ну? Точно? Вот видишь. Они собираются запихнуть нас в «ответ Бангладеш Боингу-747-му» — в «Резиновый Супер Цессна»!
— А сейчас, Барб, постарайся успокоиться. Мне...
— И вот ещё что,— кипятилась я.— Взгляни-ка, что за народец здесь собрался! Вот девица в каких-то немыслимых, грубых солдатских ботинках, а куртка на ней как у полярных зимовщиков, а ведь тут жарковато, а в Индии будет ещё жарче. А вот и её бритоголовый приятель, тот, что заодно сбрил себе и брови, в жилете на голое тело и в колониальных шортиках. И у обоих на ожерелье из дерева болтается медальон с портретом их любимого фанатика — индийского гуру.
О'кей, теперь взгляни на остальных. Все они такие же чудики, как эти двое. Вот немочка, с ног до головы в чёрном, вот два француза, которые так давно «сели на иглу», что у них глазки свело. А вот ещё и «молчун» в белой блузе, затянутый в джинсы, на голове — шарф, на шее — шарф, и подпоясан — шарфом, тот, что уже битый час только и делает, что смотрит в одну точку у себя в паху и странно чирикает.
Чудилы! Придурки! Опустившиеся наркоманы и парочка чокнутых велосипедистов! У нас нет никаких шансов! Уверена, шансы самолёта на нормальный полёт зависят от того, что за пассажиры на борту. Вот почему всегда бывает приятно узнать, что вместе с тобой летят монахини или дамочка в положении. Рядом с ними чувствуешь себя как-то спокойнее. Бог не даст упасть самолёту, в котором так много хороших, добропорядочных людей. Нет. Но он уж точно не уделит ни на йоту внимания этому рейсу. Из всего «букета» мы с тобой, похоже, самые праведные души, а значит — кричи караул! Никакой надежды! Самолёт, как пить дать, рухнет! Я знаю! Знаю! Я точно это знаю!
— Ради всего святого, Барб, угомонись! — умолял Ларри.
Из громкоговорителя пробасил голос: «Объявляется посадка на самолёт «Биман Эрлайнс», рейс семьсот четырнадцать, в Дакку, транзитом через Дубай и Бомбей».
— Дубай?! Где это — Дубай? — прокричала я громкоговорителю.
— А, не знаю,— безразлично бросил Ларри.
— Замечательно! Я, Барбара Сэвидж, собираюсь сесть в самолёт, который совершит посадку в некоем месте, о котором я вообще не слыхала! Даже представить себе не могу, в какой это может быть стране! Всё ясно заранее! Крушения не миновать! Мы...
— Смотри-ка, а вот и наш самолёт,— перебил меня Ларри.— Тот, что выруливает из-за ангара. Видишь, это не «Цессна», это — 707-й. Да и на вид — ничего. Новенький. Выглядит неплохо.
— Двадцать пять человек собираются полностью оккупировать 707-й? — ворчливо бормотала я, пробираясь к выходу.— Мне это совсем не нравится.
У входа в самолёт нас встречала молоденькая стюардесса-бенгалка в ярком жёлто-оранжевом сари. У неё была тёмная кожа, гораздо темнее, чем у египтян; чёрные волосы собраны в огромный пучок на затылке. Обойдя её, я нервно метнула взгляд в кабину. Два пилота-бенгальца — с виду крепкие и здоровые, у меня просто гора упала с плеч, когда я обнаружила, что оба они были в лётной форме и пилотках, а не в тюрбанах и дхоти[*].