Так поездка из Джирги в Кену обернулась для нас долгим опасным испытанием.

После Джирги Кена, лежащая на самом краю пустыни, в тридцати шести милях к северу от Луксора, принесла нам приятные перемены. Её улицы бурлили народом, но нас никто не трогал, и мы без труда разузнали дорогу в полицейский участок. Полиция направила нас прямиком в небольшой отель, уверив при этом, что его администратор чуть позже, вечером, сам занесёт им для регистрации наши паспорта. «Вам не придётся ждать, пока вас зарегистрируют». Это-то нас как раз и устраивало.

Отель оказался захудалым, но в нашем номере вполне хватило места, чтобы поставить палатку, спасавшую нас от москитов. В соседнем номере квартировал козёл, который блеял всю ночь напролёт.

В тот день в Египте отмечали религиозный праздник, и все продуктовые палатки были закрыты. Промыкавшись час в поисках чего-нибудь съестного, мы вернулись в номер только с двумя маленькими хлебцами и пачкой спагетти. Мы не нашли ничего, чем можно было бы заправить спагетти, даже маргарина.

В десять часов, когда мы как раз садились ужинать, чтобы хоть раз лечь спать пораньше, в дверь постучали. Ларри кинулся открывать, в коридоре стоял молодой администратор отеля в зелёных с белыми полосками галабеях и стоптанных ботинках. В руках он держал наши паспорта, по тону его голоса можно было понять, что дело не терпит отлагательства.

— Немедленно ступайте в участок!

— Ничего подобного. Мы уже там были,— возразил Ларри.— Нам сказали, что вы сами можете передать им наши паспорта. Мне незачем туда идти.

— Нет! Я пойду, и вы пойдёте! — завопил он.

Весь день на нас кто-нибудь орал, вопль этого человека переполнил чашу терпения Ларри.

— Дудки! Никуда я не иду! — прогремел он в ответ.— Я голоден и хочу есть. Устал и хочу спать. Я не пойду! Заполнение этой регистрационной «портянки» — пустая трата времени! Послушайте, я кушать хочу, я хочу в постельку. Уж не запретят ли мне это сделать в этой стране после всего того, что нам пришлось сегодня вынести?

Впервые за всё наше путешествие Ларри был готов расплакаться.

— Нет! Нет! Вы пойдёте! Пойдёте!

Ларри с грохотом захлопнул дверь, но администратор продолжал надрываться. Ларри распахнул дверь и рявкнул:

— Ладно. Твоя взяла. Пошли.

— Сейчас же вернусь,— ворчал он, вываливаясь за дверь.— Когда я разберусь там, в участке, эти парни по гроб жизни будут молиться, чтобы впредь не встречаться с американцами.

В участке, куда молодой человек привёл Ларри, царили совсем другие порядки. Охранники у ворот жестами приказали ему подождать. Но Ларри рвался внутрь, крича, что он желает видеть начальника полиции, и немедленно!

— Я отведу вас,— отозвался из-за забора один из полисменов, и Ларри проследовал за ним в здание и далее по длинному коридору к закрытой двери. Полисмен распахнул дверь. За ней оказался крохотный кабинетик с «очком». Переступив через фаянс, заляпанный нечистотами, полицейский открыл дверь на противоположной стороне уборной и шагнул в комнату, оказавшуюся кабинетом начальника полиции. Ларри протопал за ним. Швырнув на стол наши паспорта, полицейский удалился. Вслед за тем в комнату вошёл сам начальник, но не успел он ещё гостеприимно пригласить Ларри в Египет, как слова полились у того изо рта, словно из рога изобилия.

— Слушайте, в чём дело, а? Мы с женой уже отметились в другом участке, но нам сказали, что не нужно регистрироваться лично; и администрация отеля может это сделать за нас.

— Пожалуйста, посидим, попьём чайку. Я только хочу побеседовать с вами,— просиял начальник.

— Ну а мне всего-навсего хотелось бы покончить с ужином и малость вздремнуть. Взгляните-ка на меня. Похож я на палестинца или израильтянина? Нет. Я — американец, моя жена — тоже, и мы явно не шпионы. Так, ближе к делу. Неужели вы и правда думаете, что ЦРУ взяло моду засылать своих шпионов под видом велосипедистов? Итак, как видите, двухчасовая беседа с глазу на глаз будет для обеих сторон пустой тратой времени. Верно?

Полицейский рассмеялся и, поднявшись с места, пожал Ларри руку.

— Надеюсь, это может стать началом важных взаимоотношений.

— Что-о-о?

— Присядьте, пожалуйста. Как вам нравится путешествовать по Египту?

— Понравилось ли мне в Египте? — Ларри сгрёб паспорта со столешницы.— С шести часов утра я съел только два апельсина и малюсенький хлебец. И всё же я умудрился добраться сюда из Джирги, преодолев на велосипеде шестьдесят миль под палящим солнцем, при невероятной жаре, в то время как все кому не лень швыряли в меня камни и разное прочее дерьмо и с воем требовали бакшиш. Разные наглецы грязно домогались моей жены. Мы не могли остановиться купить еды и воды, потому что вокруг нас немедленно собралась бы толпа и разнесла бы на части наши велосипеды. Нет, мне совсем не понравилось в Египте. Нетрудно понять, что теперь я просто валюсь с ног и зверски хочу жрать. Я возвращаюсь в отель поесть-поспать. Спокойной ночи!

Ларри решительно открыл дверь, перешагнул через фаянс, распахнул следующую дверь, прошагал по коридору, через огороженную территорию участка, выбрался за ворота и возвратился в гостиницу. Потом втянул свою долю спагетти с хлебом и завалился спать.

В комнате с застоялым воздухом было как-то особенно жарко. Нам обоим с трудом удалось заснуть, несмотря на то что мы вымотались до полного изнеможения, как морально, так и физически. Всю ночь напролёт по телу струился пот, москиты ударялись в стенки палатки, и блеял козёл.

На следующее утро я проснулась со странным чувством. Мой резервный «кармашек» энергии, откуда я, бывало, всегда выуживала последнюю монетку воли к победе, опустел. Я чувствовала себя обессиленной, обескровленной и уничтоженной.

— Барб? — прошептал Ларри.

— Со мной творится что-то непонятное.

— Со мной тоже.

Я напрягала ум, анализировала свои чувства в поисках некой скрытой искорки энергии, но так и осталась ни с чем. В последние дни я мало ела и мало спала, вчера же сожгла прорву нервной энергии, боясь быть забитой камнями. Этим утром мой желудок вёл себя вразрез с «приказаниями» всего организма. Мне страшно хотелось есть, но я старалась не думать о еде. На завтрак мы съедим по крутому яйцу; два яйца — это всё, что нам удалось раздобыть вчера вечером. Яйцо и уйма воды — вот на чём мне предстоит продержаться всё тридцать шесть миль до Луксора.

— Тридцать шесть миль. Каких-то несколько часов, и мы в Луксоре. Стоит только подумать об этом, как непонятно откуда у меня набирается вполне достаточно сил на дорогу,— бубнил Ларри, изо всех сил стараясь сидеть прямо.

Между тем эти последние тридцать шесть миль приготовили для нас настоящий удар. Сельские жители от Кены до Луксора отличались задиристым и даже жестоким нравом. Вместо того чтобы, завидев нас, схватить камень или палку и, как это уже не раз бывало, запустить в нас, они набирали груды каменных обломков. Обычно на улочку выскакивала компания мальчишек, мешая нам двигаться на хорошей скорости, тем временем взрослые выпускали весь свой арсенал снарядов, вцеплялись в велосипеды и рвали нас ногтями. Феллахи шли на нас, размахивая ветками. Манёвр с ветками был новым и ужасным изобретением. Мы стремились во что бы то ни стало уклониться от них, а потому обращали меньше внимания на летящие камни, рикошетом отскакивающие от нас и велосипедов.

К счастью, ни один камень не попал в лицо, но когда один местный «умелец» едва не снёс Ларри макушку мастерским взмахом здоровенной палки, мы решили, что пора перейти к самообороне. Перед въездом в следующее селение каждый из нас подыскал себе «личное оружие» — свою собственную ветку. После этого мы врывались в деревни, нанося ветками ответные удары нападавшим и сметая их с дороги.

Около трёх часов мы буквально с боем прокладывали себе дорогу в Луксор, останавливались только раз, чтобы вооружиться. Страх быть высеченными, избитыми и раздавленными толпой прокачивал через организм непрерывный поток адреналина, заставляя нас что есть мочи жать на педали. Когда же мы, изрядно украшенные боевыми синяками, наконец вкатили в Луксор, нас качало от изнеможения и голода.