Знала я это совершенно точно. Но не смогла себя заставить с этим согласиться; вместо этого я решила уверить себя, что рядом со мной скользит безобидный садовый уж. Моё заключение было совершенно безосновательным, но успокаивало, иначе я бы не смогла посмотреть вниз. В шести дюймах от моей правой ноги лежала гремучая змея. Около трёх футов длиной, с частой коричневой чешуёй, тёмным рисунком и скромной клиновидной головой. Пока она меня разглядывала, у меня возникло явственное ощущение, будто по моим ногам заползают змеи.

Наконец я бросилась бежать. Выронив из рук оба вьючника, помчалась к дороге. Добежав до изгороди, я перемахнула через неё в мгновенье ока. Ларри оторвался от своей работы как раз вовремя, чтобы увидеть, как вьючники взлетают в воздух, а я парю над забором. Он подбежал к краю площадки и начал спускаться к ручью, а я отчаянно закричала с дороги:

— Не спускайся там! Там змея!

— Ты и змеи,— засмеялся он.— Мы так давно в пути, что я думал, ты к ним привыкла уже.

— Это гремучка!

— Гремучка, ха? — Секунду Ларри колебался, но потом продолжил спуск. Когда дело касается змей, я теряю всякое чувство меры, и он решил, что бояться нечего. Спустившись, он преспокойно шагнул через речку.

Ларри заметил гремучку — теперь она наполовину спряталась в кустарнике — до того, как она свернулась. Когда раздалось угрожающее шипение, он заорал что-то неразборчивое, схватил и метнул камень. Тот достиг цели, и змея вылетела из-под куста. Потом Ларри отломал ветку и, когда змея свернулась снова, издал очередной пронзительный вопль и занёс ветку. На этот раз он промахнулся. Змея скользнула вправо на несколько футов и приготовилась атаковать. Ларри вновь издал клич и ударил веткой. На четвёртый раз он попал змее по голове. Концом ветки Ларри поднял убитую змею и оттащил прочь от тропинки и палатки.

Потребовалось определённое усилие, чтобы уговорить себя вернуться на тропинку. Ларри дал мне палку, и, прокладывая себе дорогу к палатке, я шарила ею в кустах, а мои ноги выплясывали джигу.

После обеда Ларри отправился фотографировать змею, но её не оказалось там, где он её оставил.

— Когда я увидел, что её нет,— рассказывал он потом,— то на какое-то мгновение подумал, что она ожила, находится как раз позади меня и сейчас набросится. Это было кошмарное ощущение. Но потом я нашёл её неподалёку от того места, где бросил. И она была совершенно мёртвая. Возможно, отползла туда в предсмертных конвульсиях.

После случая со змеёй больше недели я не посещала кусты и деревья вдоль дороги. Приходилось терпеть до приезда в какой-нибудь городок или на бензоколонку, чтобы воспользоваться общественным туалетом. Временами, если туалеты попадались нечасто, казалось, что мочевой пузырь лопнет,— но от визитов в кусты я отказывалась.

Когда мы выехали из Айдахо и оказались в Йеллоустонском национальном парке, случилась удивительная вещь — его занесло снегом. Толпы туристов, наводнявшие парк в пик туристического сезона, исчезли. Двигаться на велосипеде было ужасно холодно. Горы были покрыты снегом, снег засыпал нас на всём пути. Но почти полностью в нашем распоряжении оказались грязевые ванны, гейзеры, горячие ручьи, каньоны, олени, лоси и вся природа. Едва ли можно было желать большего.

По перевалу Силван-Пасс, который находится на высоте восемь тысяч пятьсот тридцать футов, почти час мы добирались до восточного выхода из Йеллоустона. Спустившись с перевала и выехав за пределы Скалистых гор, мы поняли, что нам предстоит длинный и сравнительно монотонный путь к Восточному побережью. Насколько нам было известно, никаких горных цепей вдоль нашего экспериментального маршрута через Вайоминг, Южную Дакоту, Миннесоту, Висконсин, Мичиган, южный Онтарио и Нью-Йорк не было — только равнины и пологие холмы вплоть до Аппалачей. Никто ни словом не обмолвился нам о горах Бигхорн в Вайоминге, а на своих картах мы их проглядели. Первым о них упомянул владелец магазина спортивных товаров в Коди, где мы покупали газ для плиты.

— Так вы направляетесь на восток, да? И каким же перевалом решили идти? — спросил он.

— Перевалом? Каким ещё перевалом? Мы собираемся на восток, а не на запад,— ответил Ларри.

— Надо, ребята, вам кое-что сообщить. Если вы отсюда двинете прямо на восток, то попадёте как раз в горы Бигхорн. Они отсюда приблизительно в восьми милях, а перевалы там одни из самых опасных. Будьте уверены, гораздо хуже, чем в той части Скалистых гор, откуда вы прибыли. Советую вам свернуть на юг и направиться в Грейбулл, спуститься до Уэрленда, а потом через перевал Паудер-Ривер-Пасс попасть в Баффало. Если же попытаетесь пересечь горы в районе Грейбулла, то вам придётся ехать через Грэнит-Пасс в Шеридан по самой худшей из здешних дорог. Паудер-Ривер выше, но эта дорога лучше.

Во всём нашем путешествии перевал Паудер-Ривер — девять тысяч шестьсот шестьдесят шесть футов — оказался самым высоким. От Уэрленда до высшей точки — пятьдесят пять миль, за которые дорога подымается на пятьдесят шесть сотен футов, причём на последних пятнадцати — двадцати милях она представляет собой почти сплошные «американские горки».

Мы начали взбираться по ней днём 24 августа, отменив правку. Три часа мы крутили педали по грейдеру. Подъём шёл медленно и утомительно, было жарко, мы проехали мимо двух заглохших машин. С высшей точки мы промчались в Баффало, а потом отправились через восточный Вайоминг.

Спустя два дня мы достигли Южной Дакоты. От других велосипедистов мы слышали множество историй о Южной Дакоте.

— Ничего, кроме плоской или холмистой прерии,— сообщил один из них.— Вы умрёте от скуки.

— Ни разу не слышал, чтобы у велосипедиста в Южной Дакоте был попутный ветер. В каком бы направлении вы ни ехали — ветер всегда встречный,— сказал другой.

— Южная Дакота? Проверите свою способность не свихнуться, а заодно и прочность брачных уз,— успокаивал ещё один.— Ветер в лицо, и смотреть не на что. Будучи там, прочёл в газете, что, по мнению одного русского учёного, посетившего Южную Дакоту, она похожа на Сибирь! И там тоже полно комаров. Они являются главными «пернатыми» штата.

Мы попали в Южную Дакоту через Белль-Фурше и проехали по шоссе № 212 — живописному маршруту, как его охарактеризовали в городке, четыреста миль напрямик до Миннесоты. Первые двадцать пять миль, от Белль-Фурше до Ньюэлла, было ещё ничего; попалось несколько ферм. Но следующие тридцать пять, от Ньюэлла до Мад-Батт, полностью соответствовали тому, что нам об этом штате рассказывали. Всю дорогу ветер был встречным, нас окружали пологие холмы, скучная монотонность пейзажа не нарушалась ни единым деревом. Я ещё не видела столь пустынной местности. Здесь не было ни посевов, ни скота и повсюду росла низкая желтоватая трава. Насколько можно было увидеть, пустынные холмы накатывались один за другим. С вершины каждого из них я обычно могла насчитать впереди ещё одиннадцать таких же. И так продолжалось весь день — вверх и вниз, вверх-вниз, вверх-вниз; скучно-прескучно, свихнёшься в конце концов.

Было бы чудесно остановиться, дать отдых мышцам, поесть или перекусить, почитать немного, чтобы нарушить утомительное однообразие пустынного ландшафта, но такой воз-можности из-за комаров у нас не было. Они роились над нами при любой остановке и вынуждали придерживаться определённой скорости, так как, если мы ехали медленнее десяти миль в час, они безжалостно набрасывались на нас.

Мы ехали три длинных, полных мучений часа без остановки против сильного ветра по низким, но крутым горкам. Чтобы сохранить скорость и нарушить утомительную монотонность, я попыталась мечтать об островах Южного моря. Но через час я устала и от этого и снова тупо уставилась на пустынную местность вокруг, ленту асфальта, тянувшуюся всё вперёд и вперёд до горизонта, без единого поворота, дерева, кустарника или животного на обочинах. Приехав в Мад-Батт, мы оба после трёх часов, проведённых в прерии, сомневались, сумеем ли, окончательно не свихнувшись, преодолеть ещё триста сорок миль безжизненного ландшафта против встречного ветра и в сопровождении комаров.