Это что же мне себе ещё сломать надо, чтобы к чашкам-тарелкам этим блядским не касаться? Шею, не иначе. Вот раньше-то, до Митьки, я очень даже запросто без посуды обходился, и ничего, а то вот ещё в Японии, например. Чо-то я там не наблюдал, чтобы посуду особо мыли, одноразовое всё, даже когда дома, - ну, понятно, без гостей когда, - а не только, там, чтобы в забегаловках… Тема!

- Женя, я тебе одну штуку подарить хотел, да забываю всё…

- Да? Как же ты забываешь, я же вот не забываю, когда для тебя чего-нибудь хочу сделать…

- Ой, только вот не надо, ладно, я ж закрутился, как белка прям, да мы с Митькой ещё всё и не разобрали, как с Японии приехали…

- Так это ты мне из Японии привёз, Илья? А что? Да ведь ты подарил мне уже, и коро подарил, и альбомы, Х-О-К-У-С-А-И и У-Т-А-М-А-Р-О, - Попрыгун с видимым удовольствием показывает эти имена азбукой на пальцах. - И «Виды Ф-У-Д-З-И», и «Станции…»…

- Ну да, ну да, а вот эту штуку забыл как-то, - я останавливаю Прыгуна, а то он сейчас начнёт всё вспоминать, а посуду-то надо убирать… - Вот сейчас уберём со стола, посуду помоем, я тебе и покажу…

- Нет, Илья, зачем? Ты иди, доставай, чего ты мне хотел, я и сам посуду помою, и не разобью ничего, ты не волнуйся, а ты иди, доставай, а я помою…

Ну, собственно, что мне и требовалось. Стыдно? Ни капельки. Во-первых, - я Прыгуна люблю, а этот вот трюк с посудой и подарком, это такая… Прикол это, ясно? Ну, и вот. Да! Во-вторых. Я ж и правда, сейчас только про этот венчик вспомнил, когда про посуду и Японию думал, мелочь ведь это, а Женька до потолка прыгать будет, вот сто пудов…

Я, довольный, захожу в комнату, а там Митька одевается.

- Ил, я на пару часиков смоюсь, ладно? Тихо, тихо, надо мне. Хохол позвонил, у него Натаху в роддом увезли.

- Ух ты! Да… Класс! Да ведь только это же ты до утра теперь…

- Нет, - и я сразу Митьке верю, так он говорит, что верю. - Илья, пара часов, это на крайняк, у меня же ты с гипсом, я же Хохлу сразу сказал. Два часа, и я дома. Если от дома вы с Прыгуном хоть что-нибудь оставите, - ну, хоть руины… Вот те и ха-ха.

- Так погоди, что же дядь Саша, потом один останется?

- Хм, один, как же. Сейчас у него все наши соберутся, и Гоша, и Бэмс, и Саня-Большой, все короче, это ж такое дело, он же так этого ребёнка ждал!

- Во пьянка будет!

- Завидно?

- Ха! Завидно, скажешь тоже… Ещё как!

- Алкаша ращу. Женя! У нас Илья, - алкоголик!.. Блин, Илюшка, Попрыгун как пружина, без разбега прыгает, вот же… Ну, всё, пойду, такси внизу подожду, не скучайте тут.

Попрыгун удивлённо смотрит на меня, спрашивает, куда Митька пошёл. Я отвечаю, потом беру Женьку за плечи, усаживаю в кресло, а сам лезу в свой стол за венчиком этим чёртовым. Почему чёртовым? Да потому, что искать же его теперь три часа! Нет, ну что за сучий потрох, что же это за лажа такая тухлая, - вот ведь каждую неделю я шмон у себя в столе делаю, а один чёрт, - шмурдяк, он шмурдяк и есть, и откуда только что берётся… Ну, правильно, вот он, в самом таком месте.

- Женька, вот. Держи, только это, в коробочке он был такой, так коробочка того, она ж бумажная была, но ладно, сам-то он целый.

- А что это, Илья?

- Это такая штука… Погоди, вот тут, по-моему, ленточку вот эту бумажную надо надорвать, тогда и… Ага, точно. Короче, это чтобы чай взбивать, в Японии такой чай пьют, я тебе рассказывал, с… Жека, как П-Е-Н-А будет, я забыл… Ага, с пеной.

- Ух, ты… А какой красивый!

- Так ведь Женька! Я же потому его тебе и привёз, я ж знаю, что ты всякие такие штуки любишь, я ж сразу понял, что тебе понравится… Не знаю, по ходу, из бамбука, что ли. Как-то так вот они его делают, хитро… Да копейки! Он же одноразовый, прикинь… Да, потом выкидывают… Забыл я, Жека, как он называется…

Прыгун зачарованно рассматривает эту ерундовину, поднимает ладошку на уровень глаз, ставит на неё этот венчик, крутит его медленно, и при этом у Женьки такое лицо делается… Обожаю! Я вспоминаю, как он у нас с Митькой, когда мы из Венеции приехали, как Попрыгун форколу увидел, КАК он смотрел на неё. А мы с Митькой переглянулись, хмыкнули одинаково, и тут же подарили форколу Прыгуну, хоть она-то не ерундовина, это же самая важная часть у гондолы, без форколы та и не поплывёт ни шиша, неуправляемая гондола будет без неё, на форколу ведь весло опирается. И уж вовсе не в копейки она Митьке обошлась, ведь каждая форкола только для своей гондолы подходит, а гондол на всю Венецию, если две сотни есть, то это до хрена…

- Я, Илья, спасибо тебе скажу, конечно, но вот только почему же ты забыл-то про это? Ну как же можно, Илья? Красиво ведь как…

- Красивая штука, согласен. Хм, а интересно, почему у японцев почти всё такое, - вроде и смотреть особо не на что, а чем дольше смотришь, тем труднее оторваться?

- Да. Спасибо. Ты… Я ведь… Илья, мне же кроме мамы…

- У-у-у, начинается! Ты успокойся, Попрыгун, а я щас приду…

Я иду на кухню, особо там мне делать нечего, но пускай Попрыгун один побудет, так он успокоится быстрее. Вот Митька говорит, что эта его впечатлительность стоит больше, чем отвага многих тех, кого он знал. Если Митька так говорит, так оно и есть, он такие слова просто так не скажет. А я ещё думаю, что Прыгун ведь и потому такой с нами, что всю его недолгую жизнь, ему приходилось всё внутри прятать, и обиды, и слёзы… Блядь! Ну вот не пойму я нихуя, как вот можно такого Женьку обижать! И ещё удовольствие при этом… Я-то сам и не через такое прошёл, но это у нас в детдоме в обязаловку было, там все через это прошли, да и то, сбежал я. А вот так вот, просто-запросто, потому что тебе в кайф глухого пацана до слёз довести, просто потому, что он глухой… Мда.

Я заглядываю в комнату, - ну, ясен перец, - Женька сцапал у Митьки из принтера лист бумаги, рисует этот свой венчик. Я, улыбаясь, на цыпочках иду к дивану, но Прыгун чувствует, что я в комнате, поворачивается в кресле, смотрит на меня, улыбается мне… Говорю же, - обожаю!

- Ладно, ладно, Женя, порисуй, я почитаю с децел…

Женька солидно мне кивает, - ну да, и это дело, почитай, - и продолжает рисовать. А я не читаю, я смотрю на него, на его голую загорелую спину, как под кожей напрягаются и расслабляются тонкие мышцы, как Прыгун то вытягивает шею, то наклоняет на бок вихрастую башку, то откидывается назад, то подаётся вперёд… И думаю. Вот, - думаю я, - Митька мечтал о младшем брате, и у него появился я. Хотя я Митьке не только младший брат, а Митька для меня не просто старший брат. А Прыгун мечтал, чтобы у него появился старший друг, старший брат, чтобы такой как я, - чтобы и защитил, и любил, и понимал. И у Прыгуна появился я. Ну, что ж. Так и должно быть, они же, - и Прыгун, и Митька мой, - они же этого достойны, они же и не такого ещё достойны, - ну, а я? Я. Вот такой, какой есть, - чёртик из коробочки, - я о чём мечтал, и достоин ли я Митькиной любви, и любви этого вихрастого пацана, который ни шиша не слышит, и который лучше многих и многих пацанов, которых я знал? Я не знаю… Но я буду стараться, хоть всю жизнь, если потребуется, но ни Митька, ни Прыгун не пожалеют, что я у них появился, что я на всю жизнь теперь с ними, навсегда, до самой смерти и дальше… И это решено уже всё, так и будет, но если бы не Митька…

…Схемка была непростая, это я сразу понял, как только въехал, что Митька затеял. Да только всё оказалось намного сложнее, чем я понял, и проще всё оказалось… Ну, по порядку. Пока мне Митька рассказывал, что и как, мы из кафе вышли, в Импрезу сели, не едем никуда, я слушаю, челюсть на грудь положил, рот раззявил, я же такое впервые в жизни слышу, это же… Оказывается, есть такие лаборатории, специальные, там генетический анализ делают, - ну, про что-то такое я слыхал, - но это ладно. А появились эти лаборатории в России впервые, когда в Чечне мясорубка эта, в которой Митька пулю словил, во всю вертелась, и тогда же появилась такая контора именно в Ростове, в госпитале, где Митька с пулей этой снайперской, в правом лёгком, валялся, и с медсёстрами шуры-муры крутил… Понимаешь, Илюха, такие пацаны «грузом двести» приходили, в таком виде, блядь, не распознаешь ведь, - только так, генетическая экспертиза, а больше никак и не распознаешь, кто есть кто. Дело прошлое, но сейчас такие лаборатории кругом есть, ну, в больших городах, во всяком разе. И в Челябинске… И что, Дим?.. А то, что мы туда именно и поедем завтра утром. Я позвоню Аристову, ну, я тебе говорил, компаньон это мой, пусть он тоже туда подгребает, это за три-четыре часа из Магнитки он доедет, на своём Ягуаре… Да зачем, Дима?.. Бля, да ты что, не понял?.. Нет… Нам с тобой, Илья, нужна будет такая справка, заключение генетической экспертизы, в котором будет написано, что по её результатам ты являешся, - на хуй его знает сколько там процентов, - моим братом… Так, думаю, приплыли… Говорит, что в грудь пулю он получил, а может, всё-таки, в голову? Бля, да ведь он не шутит! Он же… А как же, Дима? - а сам верить боюсь, - Я же не твой брат, как же?.. Митька хмыкает, ни грустно, ни радостно, так просто, и отвечает: - Деньги… Бабки, Илья, в России они всё, а мы с тобой именно в России. Я не знаю, сколько будет мне стоить такая справка, думаю, что недёшево. Аристов разрулит, он в КГБ-ФСБ служил, нажмёт на кого надо, он же полковником уволился вчистую, по ранению. А деньги, - что ж, сколько надо, столько и заплатим… Настоящая экспертиза стоит что-то около двухсот баксов, где-то так, по-моему, - это же семечки, а вот такая, какая нам нужна, сколько она будет стоить, - я не знаю, это не семечки, но это не важно. А знаешь, что важно?.. А я не знаю, что для Митьки важно, а для меня важно, что он мне такое предлагает, такое! Важно? Это не то слово, - ГЛАВНОЕ, - вот что сейчас со мной в моей жизни происходит… Что, Дима, что важно, что я сделать должен?.. Решить. Решить, Илья, ведь это важно, это же навсегда, я думаю, что это у нас с тобой навсегда, поэтому я тебе это и предлагаю, стать моим братом. Понимаешь, - навсегда. А раз навсегда, то я хочу, чтобы у меня на тебя все права были, и у тебя чтобы все права на меня тоже были, это важно! А с обязанностями, - ну, это уж как-нибудь само собой у нас с тобой решится… И я поверил. Только думаю, раз навсегда, должен же я тогда ВСЁ рассказать, и будь что будет, и не страшно мне Митьке это ВСЁ рассказать сейчас, потому что он мне такое предлагает, я же вижу, я чувствую, что это он мне предлагает, потому что так решил. И никакие мои рассказы уже на него не повлияют, и никак по-другому он ко мне относиться уже не будет, а только так, как тогда, когда он это решил. И ещё, я чувствую, что я хочу большего, а не просто, как братья. Ну, больше, чем братья, больше, всего-всего я хочу от этого красивого и сильного, уверенного в себе и во мне парня… И я рассказал, только вот в глаза я ему не смотрел тогда, я смотрел на шрам у него над левой бровью, рассказывал, и чувствовал, что так и надо, и ещё, что я Митьку люблю…