- У всех Женя, только все по-разному, Митя, как у нового вакидзаси кисаки называется?

- Фукура-цуку…

…Нет, не сразу всё получилось, то есть, не сразу по времени, потом ещё мы с Митькой три раза ездили в Челябинск, нужно было сделать мне свидетельство о рождении, суд потом, ещё кое-что. Как вихрь, как ураган, всё перед глазами кружится, всё на себя эти сильные люди взяли, и я таким же, как они хочу вырасти. И вырасту, если шею себе не сломаю на Ямахе… Гадом буду, но я этого «лежачего полицейского» в будущем году на девяносто километров всё-таки проскочу… Ну, девяносто, не девяносто… хм, ладно. А у Митьки дома я сразу обжился, нет, не у Митьки, а у нас. Мы в Магнитку приехали, впервые домой заходим, Митька сразу мне сказал, что здесь я хозяин, что хочу, и как хочу, всё можно, только без открытого огня, Митька говорит: - после Чечни я запах палённого не люблю. Вижу, это он так шутит, он нечасто шутит, а уж про Чечню… Но бывает, хотя Аристов вот, тот вообще, по жизни приколист, правда, я не всегда понимаю его шутки, но прикольно всегда. А с тётей Варей я тоже сразу. Она когда меня впервые увидела, заплакала, сынок, говорит, как же так вышло, блин, и я реветь, меня же никогда никто не ласкал, а тут не просто жалость, а жалость от огромного сердца, и сразу любовь, даже Митька из комнаты вышел. Потом говорит, что по правде он переживал, как оно всё у нас выйдет с его мамой, а чтобы вот так, сразу чтобы, не ожидал, и мы тогда вечером и выпили. И не я к нему полез, и не он ко мне, а вместе, без слов, то есть, вот только что мы чего-то там говорим, пустяки какие-то, а вот мы уже целуемся, а дальше я плохо помню. Помню, меня аж колотит, так я Митьку хочу, и Любовь, и Песня… И всё правильно, а зачем слова, хотя они тоже нужны, но не тогда, потом было много слов, но всё равно ведь, всего не выскажешь. А однажды, я ночью проснулся, не знаю, вот проснулся и всё, а Митька не спит, свет слабый горит, Митька на меня смотрит. Я: - чего, Митя? Ты мой сон, Илюша, а может, я вообще умер там, на Минутке, и это рай. Нет, как же, разве у мёртвых так стоит, вот, чувствуешь? Илька, тогда, значит, я просто с ума сошёл. И у меня стоит… Да. И ведь мы с Митькой так и не успокоились до сих пор, каждую ночь, и днём, и когда захотим, а я почти всегда хочу, а потом Прыгун появился, хм, Митьке полегче стало. Да, Прыгун, я про него Митьке сразу рассказал, думал, что Митька обидится, но рассказал, нельзя иначе, а он не обиделся, нет, он Женьку тоже сразу полюбил, ну, не так как я, вот уж к Женьке Митька точно относится, как старший брат, или даже, скорее, как отец. А уже осенью, когда всё встало по своим местам, я понял, что всё то, что со мной было до Митьки, это испытание. Как ковка и закалка. Я видел у Мастера в Секи, как клинок калят, сподобился, - в темноте, жара, не продохнуть, кузнецы в белом, как привидения, клинок вдруг достают из углей, он как вишня, только там, где лезвие будет, там глина тоньше, и клинок там аж белый, и в какую-то воду, что ли, специальную, запах, как гвоздикой пахнет, дымина, и наружу, а потом глину с клинка сбивают, он готов. Нет, не готов, конечно, потом ещё много чего, - заточка, полировка, отделка, - но он закалён уже, навсегда. Вот и я закалился, а сейчас Митька меня полирует, затачивает, готовит к жизни и к бою, если придётся. Ну, к бою я уже готов, и за Прыгуна, и за Митьку, - это ведь главное, они для меня всё, а я ведь верный самурай…

- Спит… Митя, ты только посмотри, прямо на ковре уснул.

- Умаялся Прыгунок… Давай-ка его на диван, погоди я сам, постели только, а, чёрт, ты ж инвалид…

- Управлюсь. Митя, шорты с него снимать не будем, пускай так спит.

- Возьми ту простыню, махровую, ему нравится.

- Митя, он даже ноги не помыл, так и уснул.

- Да не будить же его из-за этого. Угол расправь.

- Митька, да что ты его укачиваешь, он же не маленький!

- Да. Не маленький. А если мне нравится…

- Ох, Митька, тебе, по ходу, своих пора качать, мешаю я тебе, по ходу…

- Мешаешь, - не то слово. Не укрывай его, всё равно, всё на пол скинет.

- Ладно, я сбоку покрывало положу, если замёрзнет, то сам укроется. А если «мешаю» не то слово, то какое тогда то?

- Пошли на кухню, я ещё выпью капельку. То слово… Тут одним словом, видишь ли, не обойтись.

- А сколько тут надо слов?

- Не знаю, Илька, отвяжись, всех и не сказать, но вот главное я тебе уже говорил.

- Ещё скажи.

- Люблю.

- И я. Люблю. Навсегда, понял, и не думай себе, Митя, что это навсегда когда-нибудь кончится. Даже после смерти.

- А смерти вовсе нет, Ил, это же очевидно. Смерть, - это только изменение, но нам с тобой и это не страшно.

- Ну точно, я же и говорю. А мне? Коньяка?

- Хм…

- Хм!

- Ступай, телевизор выключи, иди, иди, чёртик из коробочки, налью я тебе, только ты учти, это системой не станет.

- Нет? Жалко, а я уж было, губищу раскатал…

- Выключил?

- А ты не слышал? Где моя рюмка, эта?

- А ты не видишь? Которая меньше, та и твоя.

- Что ж, это по-братски.

- Вот спаиваю я тебя…

- Да я сам, кого хочешь! Бум…

- Ну, что, - вкусно?

- Отвяжись, Митька, дело не во вкусе. А это что за бумажка? Да на подоконнике, Дима, вот.

- Мама дорогая! С твоей рукой, понимаешь, всё из башки выскочило…

- Да погоди ты, я сам прочитаю… Ничо себе. Дождался, значит.

- Ты мне этот тон оставь, Илья.

- Извини, Дима…

- То-то, это же важно, теперь ты уж точно никуда не денешься, дай-ка… так, «зачислен учеником в 9-ый «Б» класс, «гимназический», с начала нового учебного года». Вот.

- Вот! Вот если бы там не автодело, я бы лучше в обычный пошёл! Вот…

- Я не ослышался? Ты сомневаешься в моей компетенции, как опекуна, как брата, как… Как кого, Илька?

- Всё, хватит, всего не перечислишь, ты всё-всё-всё для меня.

- И?

- И? Ну, и… спасибо.

- Хорошо. А вот спасибо по-настоящему ты мне скажешь, когда институт закончишь.

- Я… Митька! Ты меня не любишь, мне же школа уже надоела, а я ещё и не начал учится, а уже надоела, а ты про институт…

- Пойдём? Илька…

- Да. Я так хочу, ух!

- Патология.

- Сам ты… А чего это такое?

- Это то, что я в тебе люблю.

- Ну вот! Я же знаю, что ты любишь… Погоди… Так. Я со светом хочу.

- Патология в степени.

- Митька! Обзову щас!

- Вторую сломаю… м-м-м… Да постой ты, чёртик из коробочки, дай же я хоть…

- Я сам, сам сниму. Та-ак… И тут появился он. Ого. Та-ак, а чего это он у тебя так стоит, это у тебя на меня, что ли, ну, я не знаю, вот тебе и на, встал у Митьки на меня, ну, что же делать, теперь мне никуда не деться, трахнет меня щас Митька, этим вот своим и трахнет…

- Илюшка, паршивец, ты чего придумал, я же сейчас взорвусь! Вот же…

- Взорвёшься? Не надо. Так, а щас мы будем учиться, как на сложной горной трассе скорости переключать. Ну, у нас ведь WRX Импреза-то, так что мы с места сразу со второй! Грум!

- Илька, гад! Сцепление порвёшь…

- Ты мне тут! Ты, Митька, щас штурман, а не механик, за легендой смотри. Вот, третья, четвёртая, бип-бип! Корова, какая-то, на трассе! Вот же… Погоди-ка, молочка же можно попить, свеженького…

Митька аж дышать перестаёт. Ну да, я же знаю, как ему нравится больше всего, а как же, ведь я его люблю… Не надо весь его стараться заглотить, головку только, но так, чтобы… Во как в плечо мне вцепился! А про второе помнит, что болит оно у меня, а как же, ведь Митька меня любит… А у Митьки и не самый большой, хоть ему уже почти тридцать, а вот, помню, у одного, в детдоме, как его, Руслан, что ли, вот там было да… Точно, Руслан, хм, первый раз вспомнил, странно, а ведь из-за него-то я и подорвал с детдома, когда он Лёшку… Порвал там Лёшке он чего-то, ну, правда, он не один был, как обычно, толпой они Лёшку, Лёшка в больницу попал, а я в спальне сказал, баран, что теперь старшакам кранты, их теперь прижмут, а Лёшка на операции умер, а мне этот Руслан сказал, что я следующий буду, и я подорвал…