Я отрицательно покачал головой.

– Твое счастье. Тогда откуда они могли его узнать?

– Понятия не имею.

Над этой проблемой я и сам ломал себе голову остаток ночи.

– Когда будем в Вюнсдорфе, позвонишь этой стерве и скажешь, что придешь к ней в четыре часа.

Честно говоря, мне представлялось, что мы дружно проберемся в военный городок через забор у магазинчика, однако у КПП нас дожидался поджарый мужчина лет пятидесяти в генеральском мундире. Завидев Лили, он тут же устремился вперед с распростертыми объятиями.

– Генерал Горемыкин, – представился он, обернувшись к остальным.

Машины беспрепятственно въехали на территорию и остановились возле небольшого обшарпанного домика. Мы прошли в помещение.

– Здесь все, что тебе может понадобиться, – сказал генерал.

На столе в сырой затхлой комнате были навалены несколько автоматов системы «Калашников», пару десятков гранат, множество рожков с патронами, два пистолета «Макаров» и невесть откуда взявшийся фауст-патрон. Бондо взял в руки фауст-патрон и принялся его разглядывать.

– Оружие возмездия, – подал голос генерал.

– Это как раз то, что нам сейчас нужно, – отозвалась Лили.

– Откуда? – поинтересовался Горбанюк.

– Неважно. Умеете с ним обращаться?

– Разбэремся, – сказал Бондо.

После этого стало окончательно ясно, что речь уже идет не об антикварщиках и не о заказе фрау Сосланд, а речь идет о возмездии. И что жажда возмездия засела в Лили так глубоко, что она даже не боится ввязаться в драку с международной мафией.

Генерал олицетворял собой саму любезность. Он детально объяснил Бондо, как нужно обращаться с фауст-патроном.

– Может, вам нужна какая-нибудь коммуникационная техника? – поинтересовался он.

Лили вопросительно посмотрела на Горбанюка.

– У нас имеется несколько радиотелефонов фирмы «Моторола», – сообщил тот, – официально зарегистрированных в немецком «Телекоме».

– А-а, – сказал генерал.

Оружие аккуратно завернули в линялые армейские одеяла и перенесли в микроавтобус.

– Если потребуется помощь в живой силе, дай только знать, – тепло произнес генерал Горемыкин на прощание, обращаясь к Лили.

– Буду иметь в виду, – проговорила та и неожиданно всхлипнула.

– Ну-ну, – успокоительно сказал генерал и поцеловал ее в щеку.

Прежде чем отправиться к Марине Косых, мы заехали на Паризэ штрассе. Дверь в квартиру была открыта, однако ни Дервиша, ни Гунько – я все время думал, не зашиб ли его ненароком насмерть – внутри не обнаружили. Посреди комнаты валялась знаменитая скакалка. Не было и Саймона, и я горестно вздохнул. Однако его трупа мы тоже не нашли, что внушало слабую надежду.

У дома Косых пришлось немного подождать. Лишь когда в подъезд вошла большая шумная немецкая семья, туда же устремились и Ева с Миксером, не позволив двери захлопнуться. Потом они впустили Блондина, тащившего большую спортивную сумку. (Между прочим, Ева – отнюдь не девушка. Это парень с большим квадратным телом и квадратной же физиономией. Откуда появилось прозвище не знаю, но особенно не удивляюсь, поскольку раньше мне приходилось общаться с тоненькой, изящной девушкой по прозвищу Фельдфебель. Так что всякое бывает.)

Минут через двадцать после вышеописанных приготовлений к подъезду приблизился я.

– Кто там? – прозвучал в домофоне голос Марины.

– Крайский.

Зажужжал электрический замок. Я поднялся на лифте на седьмой этаж и принялся спускаться по внутренней лестнице. С интервалом в один пролет за мной бесшумно следовали Блондин, Ева и Миксер.

Оказавшись в холле, я тут же нос к носу столкнулся с Ярославом Гунько и каким-то коренастым азиатом с уродливым шрамом на правой щеке. На голове у Гунько красовалась марлевая повязка. У обоих в руках было по пистолету.

– Добро пожаловать, – проговорил Гунько и вполне приветливо улыбнулся.

За его спиной мне удалось разглядеть Марину, и я пригрозил ей указательным пальцем.

– Нужно предупреждать, когда у тебя гости?

– Девочке захотелось сделать сюрприз, – возразил Гунько. Затем улыбка сползла с его лица, уступив место озабоченному выражению. – Однако, я смотрю, ты не очень-то удивлен.

В этот момент в холле показался мой арьергард с «калашниковыми».

– Я тоже давний любитель сюрпризов, – проговорил я.

Трудно сказать, как повел бы себя Гунько, но азиат тут же швырнул пистолет на пол и поднял вверх руки. Гунько пришлось последовать его примеру. Их связали и усадили рядышком в 2 из 1-2-3.

Я подошел к оцепеневшей Марине и с наслаждением врезал ей кулаком в подбородок. Я тебе покажу мужчинку! Собрав по пути торшер, этажерку и настольную вазу, она завалилась в угол комнаты. Через мгновение оттуда послышались громкие рыдания.

Мы с охранниками тщательно обследовали всю квартиру, убедившись, что в ней больше никто не прячется и что наш сюрприз в этой череде сюрпризов является последним. После чего Блондин позвонил по радиотелефону. Мы расселись в произвольном порядке и принялись ждать. Через несколько минут в холл в сопровождении Бондо спустилась Лили.

Окинув взглядом помещение, Лили сразу же направилась в угол и ударила Марину ногой. Та заголосила еще громче.

– Где остальные члены банды? – спросила ее Лили.

– Я не знаю, – сквозь рыдания отозвалась Марина.

– Ты мне ответишь за Пью, – зловеще прошипела Лили и снова ударила Марину ногой. – Сполна ответишь.

– За какого Пью?! – в истерике закричала Марина. – Я не знаю никакого Пью!

– Молчи, стерва!

В этот момент зазвонил телефон.

– Возьми трубку, – тут же сориентировалась Лили. – Если это Гуриели или кто-то другой, скажи, что с Крайским покончено и дружки твои уже ушли. Прекрати плакать, стерва!

Марина вытерла рукой слезы и подошла к аппарату. Бондо протянул ей трубку.

– Гоча, освободи нас! – неожиданно заорала та. Бондо мгновенно перерезал ножом телефонный провод, но это не произвело на Марину ни малейшего впечатления. – Гоча, миленький! Ну, пожалуйста! Я не хочу здесь больше оставаться! Я хочу уехать! Они меня бьют! – Обрубок шнура, торчащий из трубки, болтался у Марины перед самым носом, но она этого совершенно не замечала. Бондо ударил ее в челюсть, и она отлетела назад в угол, но трубку из рук не выпустила и все продолжала кричать: – Ну Гоча! Ну миленький! Ну, пожалуйста!

Охранники Лили взялись за Гунько и азиата, и азиат мигом все выложил. Оказалось, что оставшиеся четыре человека находятся все там же на Пауль-Людвиг-Штрассе 54. Поначалу я удивился, но затем вспомнил пассаж Джаича по поводу того, что, дескать, если «они знают, что мы знаем, что они знают», где мы до этого находились, они никогда не будут нас там разыскивать, поскольку уверены, что мы там больше ни за что не появимся. Видимо, Гоча Гуриели размышлял приблизительно так же.

– Кто вам дал наводку на людей, которых вы взорвали вместе с домом? – спросила Лили. – эта сука не могла ничего знать о них.

– Это все Гуриели! – прокричал азиат. – Ему стало известно, что те начали наводить справки, кому принадлежит наша хаза в районе Ванзее.

Гунько молчал.

– Где моя собака? – спросил я у него, но он только нахально мне улыбнулся.

До Марины, наконец, дошло, что кричать в трубку бессмысленно, и она отбросила ее в сторону.

– Я не хотела, – заголосила она. – Гоча сказал, что есть классный парень с деньгами и что если я буду паинькой, то скоро унаследую все его состояние. И дал мне его адрес…

– Пойдем, Крайский, – сказала Лили и повернулась к Бондо. – А вы поторапливайтесь.

Когда мы спускались в лифте, я поинтересовался, какая участь ожидает этих троих. Она ответила, что я ее плохо знаю, иначе бы не спрашивал.

– Ближе, чем Пью, у меня никого не было. Это сыскное бюро – игрушка, которую я преподнесла ему в подарок. Теперь я никого не пощажу.

Из ее слов следовало, что, поскольку Пью Джефферсона больше нет в живых, сыскное бюро в ближайшем будущем прекратит свое существование. Однако ожидаемого душевного подъема в связи с этим обстоятельством я не испытал.